– Так во времена Ивана Грозного крепость осадили. Её стены продержались дольше Полоцких. Потом какой-то предатель рассказал казакам про подземелья, а те заложили туда порох в бочках и рванули. Сеча была страшная, живьём в плен не сдавались. Погибали с оружием в руках. Потом было запустение и уже с Баторием* в крепость вдохнули новую жизнь паны Заболотинские. Говорят, что первый пан Заболотинский был простым служивым из этих мест. Он выгодно женился на тяжарной** дочке магната, чтобы скрыть её распутство при дворе. За это ему и выхлопотал благодарный тесть заброшенные земли. Ну и помимо приданого денег дал.
– А вы, Ванюша, не там работаете, – весело подметила я и парень сразу насторожился, бросив на меня опасливый взгляд. Страшно, когда сотрудник ГУГБ НКВД говорит, что вы занимаетесь не своим делом. Чтобы успокоить историка-любителя, я пояснила, что именно имела ввиду. – Вам надо было в институт поступать на исторический факультет, а не в милицию идти.
У Гончара прям камень с души свалился! Громко выдохнув, он быстро зашагал по ступенькам вверх.
– Так я хотел, – не оглядываясь на меня, почему-то виновато сказал он, – но мамка не пустила. Далеко и город чужой, а здесь все свои. – Его плечи враз опустились, придав спине сгорбившийся старческий вид.
Вот эти строгие мамки! Всегда испортят жизнь единственным сыновьям. Прибавив ходу, я похлопала парня по сутулой спине и посоветовала больше слушать своё сердце, а не мамкино нытьё. Ему жить, и жизнь эта одна, другой не предвидится. Если хочет в институт, значит, надо поступать. Был у меня тогда знакомый профессор в Москве и я на добровольной основе предложила ему помощь. Услышав о перспективах в большом городе, парень расцвёл на глазах. Спину выпрямил, да так, что выходя из коридора, чуть не ударился головой о низкий потолок.
– Осторожней, – выходя следом, потрепала я его по голове.
И снова густой румянец залил юношеские щёки. Самой неловко стало. Я взрослая тётка веду себя с парнем, как с ребёнком, а он давно уже не дитя. Нет, для меня Гончар был вчерашним школьником и я не рассматривала его, как взрослого мужчину. Но все мои улыбки, шутки, трепки он воспринимал как флирт. И, глядя на это невинное смущение, я вдруг осознала, что нужно расставить некоторые приоритеты в наших служебных отношениях. Но так расставить, чтобы ненароком не обидеть ещё нежное сердце юноши. Очень красивого юноши! Одни глаза чего стоят! И улыбка! Такая чистая, лучезарная…
«Ох, хоть бы будущие невзгоды взросления не испортили этой завораживающей красоты», – мои мысли в тот трогательный момент любования им.
– Ванюша, – начала я, тщательно продумывая каждое слово. И уменьшительно-ласкательное от имени было, конечно, не к месту. Что я сразу исправила. – Иван, – вот это, на мой взгляд, придавало ему солидности, – я, может, веду себя не слишком сдержанно или задеваю тебя в чём-то? Ты говори, не стесняйся. Нам ведь ещё долго предстоит работать вместе. Так что давай будем относиться друг к другу, как хорошие друзья. И для работы это полезно. Ладно?
Хотела целую лекцию рассказать о неуставных отношениях, но как только начала говорить в голове всё перевернулось. И получилось вроде бы не очень. Даже, я бы сказала, слишком замудрёнее, чем планировалось изначально. Но Гончар был из понятливых и смог прочитать между строк: не фантазируй – она не заигрывает.
– Ладно, – пожав плечами, согласился он.
– Ну вот и прекрасно! Где там летний домик панов?
Парень снова оживился и, указывая кивками в сторону мелькающих в окне зарослей крапивы, сказал:
– Минут тридцать и мы на месте.
Уже тяжело вздохнула я, представляя эти три десятка минут по полутораметровому бурьяну. Но выбора у меня не было, сама напросилась на экскурсию, да и жизни детей зависели от нашего с Ванюшей похода. Мне нужно было внимательно осмотреть летний домик, чтобы окончательно вычеркнуть его из потенциального логова Зверя. Подобрав среди валяющегося мусора подходящие палки, чтобы прокладывать себе путь, мы пошли дальше.
Не самая лучшая прогулка в моей жизни, но довольно запоминающаяся. Мало того, что я обстрекалась так, что хотела уже на полпути всё бросить и повернуть, а тут ещё разорвала юбку, зацепившись за выступающую арматуру. Бедный Гончар за пять минут услышал весь мой матерный словарный запас. А он у меня довольно большой. С горем пополам и, стягивая края юбки, мы наконец-то дошли до злополучного летнего домика. Вернее до того, что от него осталось. А осталось от него четыре стены и провалившаяся крыша.
Мне хотелось завыть волком от разочарования. Столько пройти и всё впустую! Если подвалы основного панского дома ещё можно было использовать под убежище, то летний домик – категорически нет. Ни подхода к нему, ни закрытых помещений – одни сплошные руины в плену гектара крапивы и прорастающих кустов. Похоже, Шуйский был прав – не в усадьбе дело.
– Твою ж мать! – и ещё с десяток ругательных слов вырвалось из меня, разбавляя мою внутреннюю злость. – И где ж нам теперь искать это чёртово логово?! Вот тварь!
Версия о связи Зверя с усадьбой не подтвердилась, осталась лишь не опровергнутой вторая часть. Все жертвы из центра города и ни одной из частного сектора. Уже тогда, срывая своё негодование на пустоте, меня будто озарило:
– А что, если убийца не охотится в частном секторе, потому что сам местный?
И тут же подхватил Гончар:
– Или боится не остаться незамеченным? Там у каждого есть собака. Да и дети больше играют у всех на виду.
– А может, он просто боится собак? Так можно гадать до бесконечности, Ванюша, – сказала я и включила фонарик. – Идём обратно. Поздно уже. И ничего тоже результат, – саму себя успокаивала я, скользнув тусклым лучом фонаря по стенам.
У шведского армейского фонарика, подаренного мне когда-то Костей, садилась батарея и новую я вряд ли купила бы в Заболотинске. Её в Москве было сложно приобрести, не то что в провинции. Ещё расстройства добавила порванная форменная юбка, о чём я чисто по-женские проныла Гончару, идя обратно к машине.
– Так поедемте ко мне, Алеся Яновна, – тут же предложил без стеснения парень. – Мама быстренько всё зашьёт на машинке.
– Как-то неудобно.
Не особо горя желанием знакомства ещё с одним родственником уже второго моего Заболотинского милиционера, попыталась отказаться я, но Ванюша всё равно настоял на своём. Уже тогда я рассмотрела в нём зачатки мужского характера. Просто до моего приезда у парня не было альтернативы маминому авторитету.
Недовольный стон Доронина в летней тишине сгустившихся сумерек отчётливо разносился на десятки метров так, что даже ещё не видя его силуэта, я захотела плотно закрыть ладонями уши. Неспешно подойдя к ворчуну, я сообщила ему о ещё одной незапланированной поездке на сегодня, и уже по ночным дебрям панской усадьбы пробасил поток отборного солдатского мата.
– Ладно, довезешь до дома и уматывай спать. Сама дойду! – гаркнула я на него.
– И умотаю! – огрызнулся он.
Не умотал. Остался дожидаться у забора. Домой не пошёл, махнул рукой, что-то пробурчав в ответ. Я, может, и могла бы держать Доронина на коротком поводке, но зачем? Страх не является синонимом верности. А ворчливый водила был мне верен и умел держать язык за зубами. И, когда мне нужна была его помощь, он ворча, кряхтя помогал.
*Баторий – Стефан Баторий, выборный король Речи Посполитой конец XVI века, вернувший Короне и ВКЛ отвоёванные у них Иваном Грозным земли.
**Тяжарной (тяжарная) – беременной (беременная), белорусский язык.
ЭПИЗОД 2.
Я думала меня встретит дородная властная бабенка, чем-то похожая на тётю Нюру, но двери открыла улыбчивая женщина лет сорока пяти. Её не смутил даже мой слегка потрёпанный вид. А объяснений сына кто я и зачем приехала вполне хватило, чтобы захлопотать по кухне. Она и Доронина пригласила к столу, когда узнала, что меня дожидаться шофёр, пояснив: псы лают, не унимаясь, а на улице ночь и соседи завтра будут высказывать своё недовольство. В общем, мать Ванюши оказалась приятная во всех отношениях женщина. Особенно это оценил сразу подобревший Доронин. Он, кстати, подскакивал со стула каждый раз, когда хозяйке нужна была помощь. Та хитро, по-бабьи, ухмылялась и с высоко поднятой головой принимала ухаживания видного мужчины в форме, попутно, как бы между прочим, наводя справки о нём. А когда все поужинали, пригласила меня в соседнюю комнату для починки юбки.