– Может правда, лучше мне усопнуть, чтобы не видеть всего этого безобразия?

Лера и Зоя кинулись к бабе Стеше и заговорили наперебой:

– Прости нас! Мы не специально, не со зла! Научи нас, как с этим разобраться?

Баба Стеша немного пришла в себя:

– Ладно, всё равно выбора у меня нету. Научу вас тому, что сама знаю, а там уж как выйдет, не обессудьте.

– Сначала с этой, «накачанной», – баба Стеша кивнула на Зою, – Силу раздавать ей надо, но не на погосте! Тут с тебя чуть-чуть не возьмут – заберут всю! Рухнешь замертво, и всё. Болящим можно отдавать или тем, кто совсем без Силы. Им ты не навредишь, если в меру. Но где ты возьмёшь армию болящих – не знаю. Раздавать тебе до старости и ещё останется.

– А с Пиявками-то что? Неужели выбора нет, только убивать? Должен же быть другой путь? – с надеждой в голосе спросила Лера.

– Вы вообще знаете, как Пиявки-то эти появляются? – сузила глаза старушка.

– Нет, не знаем, – сокрушённо покачала головой Лера.

– Во всём, девочка, надо искать корень, то бишь исток – с чего всё началось. Вот там, внутри, ответы и спрятаны. Пиявка – это мертвяк с кладбища. Ходят до беды охочие люди по погосту, нос суют в чужие ограды, охают да головой качают: «Ах, какой молодой, да красивый, жить бы ещё да жить!» А мертвяк – прыг на горб. И всё! Готова Пиявка! Главное – за погост выбраться. Для этого надо, чтоб человек через ворота вышел, а не через калитку, но это и нашептать можно. А там уж дело нехитрое. Приносят в свою семью Пиявку, в кровать к супружнику ложатся, а мертвяк не дурак, чует, кто в семье самый сильный, да заползает на того, у кого физической силы больше. А потом уже корни пускает, приживается и превращается вот в такую чёрную дрянь. Есть молодые Пиявки – они жрут безрассудно, пока всю семью к нам не отправят. Есть те, кто смекнул: своих жрать до дна глупо, на погосте примут покойничка, а старосту отправят разобраться…

И ходят они по миру, жертвы себе ищут. Чем взрослее Пиявка, тем умнее. Начинают учиться морок наводить и ещё каким разным фокусам. У таких – хозяин мёртв, там живого ничего не осталось. Тогда они начинают сами яйца откладывать. А Пиявку отбери – помрут сразу. А если смолоду её оторвать, то, может, и не помрут. Но в «дурку» точно поедет, потому что Пиявка живую Силу жрёт, только мёртвую оставляет.

– Получается, что мёртвые с погоста только на живых выйти могут? И люди, того не понимая, сами их с собой зовут? – уточнила Зоя. – А мой дедушка? Как он с погоста вышел? И где он сейчас? Почему на его могиле никого?

– Подсобили мы деду твоему, он своё дело сделал, да усоп. Есть способ выбраться, да всё, «прикрылась лавочка». Бывало, ночью ворота кто откроет – выскользнуть можно, да только сторожа в последнее время – кремень! Инструкция есть: ворота наглухо запирать, как только сумерки начинают сгущаться. Так и запирают. Хотя с месячишко назад новенький пришёл, студент какой-то. Наши у ворот толпятся каждый вечер – развлекаются. Думают, что, если напугают его, то он в штаны наложит, сбежит и про ворота забудет. Но ничего, держится пока, хоть и молодой.

– А всё-таки, как Пиявку эту вытащить, чтоб не навредить? – вернула Лера бабу Стешу к тому, что её беспокоило.

– Молодую просто на погост привести: они не знают, что им сюда нельзя. Бывает, не хотят идти, чуют что-то, сопротивляются. Но хитростью, обманом, да хоть силой – можно. Тут Пиявку снимут, а душа жива останется, будет шанс на небо отправиться да покой найти. Снимешь не здесь, и всё: засохнет, загнётся да страдать будет веки вечные. А тому, кто её носил, – всё равно, что там, что тут – в «дурку» с любого места возят.

Вот раньше было всё по уряду. На Родительское приезжали сюда и стар и млад. Хозяйка у ворот всех привечала да зорко следила, чтоб никто Пиявку на себе не таскал. А сейчас что? Не ходят сюда совсем или ходят, когда кому в голову взбредёт. Родичей правильно не поминают. Бардак!

– А ворота-то закрывать зачем, это магия? – переспросила Зоя.

Баба Стеша закатила глаза:

– Я про умное, а она всё туда же, про ерунду, – недовольно ответила старушка. –  Когда гроб несут через ворота, мёртвый следом идёт. Пока в землю не опустят или не сожгут, он к нему привязан как на поводок. Мертвяки ворота пересекают – следы остаются. По ним и выйти можно. Но там уже церковка помогает… В древние времена люди знали, как мёртвым не давать по земле бродить. Церковь ещё у язычников научилась и попов своих до сих пор обучает.

Будешь выходить отсюда, посмотри на ворота да на церкву повнимательнее, – обратилась она к Лере, заканчивая свой рассказ.

– А как девочку спасти, научишь? – спросила Зоя.

– А чего её спасать? Помрёт скоро, а Пузырь лопнет. И всё… – речь бабы Стеши стала медленнее, а сама она – прозрачнее. – Потратила я все силы с вами, отдохнуть мне надо.

– Подожди! Пожалуйста, скажи, что я могу сделать, я же пообещала помочь! – выкрикнула Лера.

– В Пузырь оборачивается тот мертвяк, кому при жизни клятву дали, но не исполнили. В большой обиде смерть пришла. Если девочку «сосёт», значит, кто-то из её рода клятву дал да помер раньше. Вот Пузырь с младшего из рода и стребывает. Ищи, кто клятву не исполнил, да веди к Пузырю. Если тот усоп уже, то девчонке спасу нет. Да не суйся сама без нужды! Если тебя коснётся, вместе с дитёй сляжешь, – последние слова баба Стеша произнесла почти шёпотом. Глаза её закрылись, фигура стала настолько прозрачной, что почти слилась со снегом…

Девушки застыли, боясь пошевелиться. Зоя первой нарушила тишину:

– Я правильно понимаю, что пытаться влить в неё Силу – это плохая идея, да?

– Давай повременим с донорством, – вздохнула Лера. – Я уже поняла, что всё сложнее, чем кажется. Мы не знаем, что может случиться, если попытаться влить в неё Силу.

Помолчав, посетовала:

– А я даже не успела задать вопросы про своего брата и про эту ведьму… Теперь неясно, когда можно будет с бабой Стешей снова поговорить.

Обратно девушки шли в молчании, думая каждая о своём.

Дойдя до ворот, Лера застыла напротив церкви: вокруг неё перекатывался фиолетовый туман, сквозь него были видны голубые жилки, словно вены. Они колыхались и закручивались, то устремляясь ввысь и смешиваясь с цветом неба, то опадали ниже, проходя сквозь стены храма и пропадая в глубине. От этой красоты перехватило дыхание. В увиденном было нечто величественное и чистое, будто глоток свежего воздуха из распахнутого окна в затхлой комнате. Переведя взгляд на ворота, Лера заметила, что от церкви по всей ограде голубые реки-вены сплетаются в сложный узор. Всё это живёт, пульсирует и перекатывается…

Внезапно зазвучали колокола. Хрустальный звон пронзил пространство. Фиолетового стало меньше, потоки голубого цвета устремились ввысь, а затем опали водопадом, окутывая все вокруг. Будто дождь в знойный день. Под впечатлением от увиденного Лера прикрыла глаза: так хотелось хоть на минуту продлить это благостное ощущение лёгкости и спокойствия.

– Ой! – услышала она где-то сзади и не спеша обернулась: возле ворот прямо на талом снегу сидел парень. Вокруг него были разбросаны какие-то коробочки, картон, листы бумаги. Видимо, он поскользнулся, упал и всё это выронил.

Зоя успела подбежать первой:

– Вам помочь?

И тут же, не дожидаясь ответа, принялась собирать. Парень неуклюже поднялся, отряхивая о рабочие штаны грязные руки, и покраснел. Его пшеничного цвета кудрявые волосы и россыпь веснушек на лице создавали впечатление, что ему нет и двадцати лет. Когда он выпрямился, Лера подивилась его росту: худой, долговязый, с большими руками, юноша на целых две головы был выше неё, хотя она считала себя достаточно высокой.

– Спасибо, – прогудел юноша басом, стесняясь своей неловкости. Лера отметила его смущённую мальчишескую улыбку. «Чудной какой-то», – подумала она.

– Не за что, – мило улыбнулась Зоя, – куда отнести?

– Что вы, не стоит, давайте я сам, – неуверенно ответил парень и покраснел ещё больше.