Амрис смотрит на меня и многозначительно хмыкает. Похоже, не может выбрать. Вначале неожиданно подтягивает облик, и знакомый, и не знакомый мне: так он выглядел в том воплощении, когда мы первый раз встретились под деревом коорхи, но много позже нашей единственной в той жизни встречи. Готов к судьбоносным встречам и поворотам судьбы? Нет, похоже, не то: он меняет облик на характерный облик из нашего земного воплощения: парадный костюм Японии XIX века, револьвер, ботинки, мечтательный и сосредоточенный взгляд. Готов собирать много мечт в одну и приглашать новую эпоху? Но нет, тоже не то. В итоге он останавливается на дредастом облике из той же истории, о которой и я подумал. Даже револьвер не стал брать.

«А вот и она», ‒ Амрис направляется к двери. Наша база укрыта от непрошенных гостей поставленной Амрисом мудрёной охранной системой, и самый простой способ попасть в неё снаружи, когда мы на месте, ‒ это чтобы Амрис изнутри открыл дверь. Что он и делает.

На пороге постепенно уплотняется фигура. Всё же не могу сказать, что Анрита пришла к нам собственной персоной. Ядро Анриты как существа продолжает находиться в структурах Ведомства Порядка Мироздания, а на нашей базе уплотняется что-то типа модуля присутствия. Интересно, выбирала ли Анрита облик для визита к нам в гости?

Она предстаёт в женской светлокожей гуманоидной форме, роста примерно такого же, как мы с Амрисом. Густое полотно волос поднято в высокую тяжёлую причёску на голове. Нечеловечески длинные уши с толстыми мочками опускаются до уровня подбородка. Между бровей ‒ третий глаз, двигающийся независимо от двух других. Но самое завораживающее – при малейшем движении её руки множатся, как будто их не две, а… тысяча.

Когда догрузка модуля присутствия заканчивается, Анрита моргает и делает шаг вперёд. Амрис закрывает за ней дверь и проходит в середину зала.

«Амрит-Саир, Кан-Гиор», ‒ Анрита переводит взгляд с него на меня и через пару мгновений растягивает губы в улыбке.

«Анрита», ‒ отзываемся мы одновременно, и я думаю, что вряд ли это её настоящее имя, но это единственное имя, которое мы знаем. По крайней мере ‒ которое я знаю. Впрочем, Амрис сейчас тоже назвал нашу гостью Анритой.

«Добро пожаловать», ‒ Амрис галантно целует множащуюся под взглядом руку нашей гостьи.

«Хочешь что-нибудь выпить?» ‒ неожиданно для себя спрашиваю я. Анрита и Амрис удивлённо смотрят на меня.

«Весьма интересное и свежее предложение с твоей стороны, благодарю. Я не думала о том, чтобы что-то пить-воспринимать уже довольно продолжительное время», ‒ голос её звучит несколько искусственно, с паузами после каждого слова, как будто звучит программа по воспроизведению речи.

Повисает пауза. Я уже готов спросить что-то в духе «так и?», но Анрита опережает меня.

«Да, пожалуйста, предложи мне то, что ты хочешь предложить. Я вижу, что это будет приятно и многозначительно на вкус».

Её третий глаз смотрит куда-то поверх меня – в мои намерения, что ли? Ой, Амрису очень пошёл бы такой третий глаз. Надо будет предложить ему добавить в какой-нибудь из обликов.

Однако что я хочу предложить Анрите? Я выпалил вопрос, но не успел разработать меню.

А.

Конечно.

Театрально провожу рукой – и на столике перед креслом, которое мы с Амрисом определили как гостевое, появляется небольшая чашка.

«Прошу».

Анрита изящными шагами пересекает пространство и садится с прямой спиной на краешек кресла. С интересом подносит чашку к лицу ‒ руки мельтешат так, что на пару мгновений чашка пропадает из виду, ‒ и вдыхает аромат, не наклоняя при этом головы.

«Что это?»

«Тхали, ‒ отвечаю я. Ого, похоже, я смущаюсь. ‒ Когда мы с Амрисом только познакомились, мы договорились встретиться вечером того же дня. На эту встречу я взял термос с отваром листьев тхали. Амрис тогда не пришёл, и я сильно обиделся ‒ так, что выстроил намерение больше в том воплощении никогда с ним не пересекаться. Так и произошло1. Ты пьёшь отвар листьев тхали – того вкуса, когда я, влюблённый, ещё только шёл на встречу с Амрисом.

Мой друг смотрит на меня сияющими влажными глазами, и я живу сквозь его облик того мальчика-карриота, встреча с которым изменила мою жизнь.

«Я тоже хочу».

Я улыбаюсь, и в воздухе перед ним появляется крышка-чашка от термоса, наполненная тем же напитком. Амрис принимает её чуть ли не благоговейно. Раз мы так уютно сидим, себе я, пожалуй, тоже налью.

«Спасибо, Кан-Гиор. Действительно приятно и многозначительно на вкус», ‒ говорит Анрита, сделав пару глотков. Амрис, одним большим глотком ополовинив чашку, привстаёт со своего кресла, делает шаг ко мне, пылко целует в губы и садится обратно. Жмурится, глубоко вдыхает аромат и посылает сияющие взгляды в мою сторону.

«Чем обязаны твоему визиту, Анрита?» ‒ задаю я центральный вопрос нашего тхалипития.

Анрита плавным движением опускает руки с чашкой отвара тхали на колени. Рассеянно смотрит в заоконный пейзаж. Количество тхали в чашке продолжает постепенно уменьшаться.

Анрита вздыхает.

«Есть один мир, которому грозит опасность. Он называется Мерра, – начинает она. Над нашим столом появляется образ планеты. В одном полушарии день, в другом – ночь. Мир как мир, на первый взгляд. Но меня охватывает неприятное предчувствие. Впрочем, по поводу историй, которые нам приносят, у меня довольно часто бывает плохое предчувствие, а несмотря на это они заканчиваются благополучно. ‒ Я оставлю архив, чтобы вы могли получить всю необходимую информацию о мире, загрузить архивы с его языками и обычаями и обсудить стратегию действий. Но есть то про этот мир, что необходимо рассказать вслух, чтобы избежать неправильного понимания, и я сейчас сделаю это».

Анрита переводит взгляд с пейзажа на чашку тхали в её руках, мгновение рассматривает её, склонив голову, будто в удивлении ‒ что это такое оказалось у меня в руках? ‒ а потом её третий глаз вдруг пристально смотрит на меня, в самую сердцевину меня, и это такое чувство, как будто меня растянули тонкой мембраной по галактике, чтобы все местные звёзды проникли сквозь меня своим светом и теплом, а я их в себя принял.

Ух.

Если это ‒ её взгляд, то как же ощущается её воздушный поцелуй и как Амрис его каждый раз выдерживает?

Я думаю, что он ответил бы, что с удовольствием.

«Самое важное, что есть на Мерре, – я думаю, Кан-Гиор, тебе понравится, – это Мрак», – произносит Анрита и замолкает. Мы ждём. Анрита уже отвела от меня взгляд, смотрит в окно и медленно водит третьим глазом вверх-вниз. На третий проход Амрис не выдерживает:

«Мрак?..»

Анрита моргает обычными глазами ‒ третий глаз всё так же двигается вверх-вниз ‒ и продолжает.

«На два месяца в году, зимой, на человеческие поселения на Мерре опускается Мрак. Небо покрывается тёмными облаками, и из них льётся дождь, иногда видимый, а иногда – невидимый, под которым не выживают напитанные надеждой намерения. Любое начинание под Мраком обречено на гибель».

«Какова природа Мрака?» – спрашиваю я озадаченно.

«Планета возвращает своим обитателям количество и качество задуманного ими зла. Того, что они намеревались сделать с намерением причинить вред. При этом ответственность коллективная. Собираются все намерения за год, и Мрак опускается над населённым пунктом. Кого-то, кто вёл праведный образ жизни, может затронуть не сильно, но затронет всё равно. У кого-то, кто замышлял и совершал много зла, под Мраком не будет получаться ничего, даже благополучно позавтракать. Хотя на бытовые процедуры для поддержания жизнедеятельности действие Мрака обычно не распространяется».

«То есть, что-то типа годичного подведения итогов кармы? – щурится Амрис. – Только без положительного баланса? Находятся же любители воплощаться в таком месте…»

«Так нравится планете, – бесстрастно отвечает Анрита. – Ей нравится строгость. На ней часто воплощаются те, кто хочет воспитать в себе безупречность».