«В начале как Всемогущему Богу, так и Вашему Императорскому Величеству повинную я сим о себе доношением приношу, что я забыл страх Божий и смертный час и впал в немалое прегрешение.

Будучи на Москве и в прочих городах,

во многих прошедших годах

мошенничествовал денно и почно, будучи в церквах

и в разных местах

у господ и у приказных людей,

у купцов и всякого звания у людей

из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи

и прочее вынимал.

(И здесь не позабыл вдосталь погаерничать, — помыслил ещё при списываиье этого места Лёвшин.)

А ныне я от оных непорядочных своих поступков, запамятовав страх Божий и смертный час, отстал и желаю запретив ныне и впредь как мне, так и товарищам моим, которые со мною в тех прегрешениях обще были. Товарищи же какого звания и чина люди, того я не знаю, а имена их объявляю при сем в реэстре.

По сему моему всемiрному пред Богом и Вашим Императорским Величеством покаянию от того прегрешения престал, а товарищи мои, которых имена значат ниже сего в реэстре,

не только что мошенничают

и из карманов деньги и прочее вынимают,

но уже я уведомлял, что и вяще воруют,

и ездя по улицам и по разным местам всяких чинов людей

грабят, и платье и прочее снимают,

которых я желаю ныне искоренить, дабы в Москве оные мои товарищи вышеписаных продерзостей не чинили, а какого чина человек товарищи мои и где и за кем в подушном окладе писаны, о том всяк покажет о себе сам.

И дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое доношение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарищей по реэстру дать конвой, сколько надлежит, дабы оные мои товарищи впредь, как господам офицерам и приказным и купцам, так и всякого чина людям таких продерзостей не чинили; а паче всего опасен я, чтобы от оных моих товарищей не учинилось смертоубийства, и в том бы мне от того паче не пострадать».

Внизу под сим присовокуплена была ещё особ-прибавка:

«Я, доноситель Каин, самолично убийств не чинивал».

7

Ванька с первого взгляда распознал, конечно, собственное сочинение, дорогое его сердцу едва ли чем менее славной песни про матерь-дубравушку, — но ему просто потребно было время, чтобы собраться с понятием, насколько тот въедчивый, как вошь, дворянин проник в подноготную всех потайных обстоятельств и куда вообще он свои сани воротит. Он и обмозговывал всё это про себя, покуда вертел для виду в руках верящую грамоту своего окаянства, а потом наконец вынужденно подтвердил её подлинную принадлежность, сославшись в оправдание закосненья на каверзность отсыревшей в застенке памяти, и продолжил повесть о первой охоте.

— И в то время взял в нижеписаных местах:

во-первых, близ Москворецких ворот в Зарядье в доме протопопа воров Якова Зуева с товарищи, всего 20 человек;

во-вторых, в Зарядье ж в доме ружейного мастера воров Николая Пиву с товарищи 15 человек;

в-третьих, близ порохового цейхгауза в доме дьякона воров и мошенников всего до 45 человек;

в-четвёртых, за Москвою-рекою в татарских банях беглых солдат 16 и при них ружья и порох, которые по приводе в Сыскной приказ винились в намерении для разбою в Сыро-мятниках надсмотрщика Абрама Худякова;

в-пятых, против устья Яузы на струге бурлаков 7 и при них воровские папшорты.

При взятье же всех речёных воров взяты были и их хозяева, у коих они квартиры имели, женского и мужского полу всех до 20 человек, с коими привезён я был обратно в Сыскной приказ, о чем в Правительствующий Сенат из того Сыскного приказа представлено о мне было. Чего ради и я в то ж время в Сенат взят был, где во всех своих преступлениях извинение принёс, в чём тогда был прощён, и при том приказано мне было, чтоб я старался таких воров впредь сыскивать, и для того сыску дан мне был от Сената указ и определена для вспоможения команда; и притом как в Военную коллегию, в полицеймейстерскую канцелярию и в Сыскной приказ, так и в подлежащие команды посланы были для ведома и вспоможения указы.

По вступлении для сыску нанял я в Зарядье близ Мытного двора для жительства себе дом, в котором сделал на том же дворе в особливом покое билиар, зернь и прочие разные игры...

8

В своём вольном сказе Ванька запросто сыпал точными цифирями, зато вновь кое-чего взамен упустил по разным основаниям помянуть, — но порядочно-таки подготовившийся ко второму разговору Лёвшип на сей раз был в том отношении надёжен: среди его бумаг нашлось бы немало дополнений к излагаемым от первого лица Каиновым подвигам.

Сведом он был, для прикладу, что по возвращении с первого налёта, у самых Москворецких ворот Ванька велел ещё сопровождавшим его подьячему Петру Донскому с четырнадцатью солдатами идти к отверстию в берегу, именовавшемуся в просторечии печурой. Внутри печуры они набрели на человека в лохмотьях, худого и бледного, с наброшенным на плечи нагольным тулупом. Тот сидел на полу и писал что-то при свете лучины в разложенном перед собою на скамье бумажном листу. Это был один из старых сотоварищей Ваньки, по всему вероятию, метивший в то ж каинское достоинство, но опережённый более прытким соперником. Он вёл журнал ежедневных своих воровских похождений, в котором значилось, скажем, что семеро гривен взято в понедельник ввечеру во Всехсвятской бане, да там же четвергом прихвачена полтина в придачу со «штанами васильковыми»; в другой, Кузнецкой бане о тот же четверг подтибрены тафтяная рубаха, китайчатый камзол, портки да серебряный крест, а на Каменном мосту, в месте для подобных изъятий прямо-таки природном, неволею поменяли владельца шестнадцать живых алтын...

Увидавши былого приятеля, Ванька тотчас же закричал солдатам: «Берите его!» Печурный житель успел лишь заметить: «Эх, Ванька, грех тебе!»; на поверку он вышел беглым солдатом Алёшкою Соловьевым, а между его писаниями найден особый перечень мошенников, в среду коих занесены по порядку и Каин с Камчаткою.

Тут на полатях в печуре ещё кто-то шорохпулся; Ванька указал служивым: «Берите уж и Степана кстати?» Этого мужика сорока лет стащили долой в одной только рубахе, присовокупив к прочим, связали верёвкою да и отвезли всю толпу в тюрьму при Сыскном приказе. Полатный лежалыцик оказался Степаном Болховитиновым, не одни краты пытанным по обвинению в скупке краденого товара. За ту же винность исписан был задний фасад и у одной из приведённых в предначинательный розыск Каином баб.

Словом, уже в ту ночь Ванька не пожалел множества бывших однокашников — в придачу к другим выдав головами ещё и беглого солдата Жузлу, с которым гулял в понизов-ской земле у атамана Зари, Куваева, Криворотова, Семенникова по прозванию Голый... В число их попало и несколько недорослей, вроде купеческого сынка Ивана Буханова с прокличкою «хорь-хорёк»; двумя годами младший его купецкий же четырнадцатилетний сирота Ванька Михайлов — пристроившийся на Красной площади к шильническому заводиле слепцу Андрею Одулову, и его сверстник матросский отпрыск Леонтий Юдин, питомец славной гарнизонной школы подле Варварских ворот, поставлявшей первопрестольной отборных воришек.

После такого архиудачпого зачала Ванька принялся ежедневно прохаживаться по площадям и крестцам, рядам да церквам, ловя при посредстве приданной ему воинской команды всеразличных мошенников и сводя весь захваченный полон в Сыскной приказ...

Но нынче сам он опять-таки нарушил степенность жизнеописания и сразу перешёл к итогам первых лет доносительства, излагая их уже не с природными прибаутками, а суконным подьяческим языком и даже по нумерам.

9

1. Потом взял в Мещанской денежных мастеров Якима Хомцевникова с товарищи 17 человек, при которых деньги воровские привезены в Сыскной приказ.

2. По разбитии от Москвы за сорок вёрст в дворцовом селе Кжели старосты, приказано мне от дворцовой канцелярии было оных сыскивать. И чрез малое время взял я у Яузских ворот пьяного человека, у которого нашёл четыре фальшивых пашпорта и несколько денег. А как оной по приводе в мою квартиру проспался, то я спрашивал его о тех пашпортах, обнадёживая, что ежели он правду скажет, то я ему новые свои пашпорта напишу, и притом отпущен будет на волю. Почему оной сказал, что он с товарищами разбили объявленного села старосту, где те пашпорты взяли; а о товарищах объявил, что они жительство имеют близ Покровского монастыря, где в то же время взял я 49 человек, в том числе двух атаманов Казамаева и Медведя, и при них несколько денег и пожитков. Представил в Сыскной приказ, а того доказателя оставил в своей квартире; после оного на третий день отпустил его за караулом для проведывапия других артелей. Тогда он бежал; а показанные воры по допросу в Сыскном приказе винились во многих воровствах и смертных убивствах, из коих Савелий Вьюшкин показал, что он бывал во многих партиях до семидесяти разбоев, а смертных убивств учинил сколько числом, того по множеству не упомнит.