на содержательный, глубокий, умно поставленный вопрос, 118

жизнь сначала, я бы не пошел в космонавты. Я бы пошел в летчики-испытатели.

Там летают каждый день, и для оценки человека есть самый главный критерий: дело». Так что на сей счет существуют разные точки зрения. И, наверное, имеют

на то право..

На личности космонавта как бы фокусировались все гражданские чувства, вызванные первыми в истории космическими полетами (кстати, и Гагарин, и

Титов, и другие космонавты не упускали случая во всеуслышание подчеркнуть

это обстоятельство и заявить, что считают его несправедливым).

Правда, в дальнейшем определенная трансформация воззрений общества на

космические полеты не могла не произойти в связи с тем, что полеты эти стали

исчисляться десятками — исчез эффект уникальности события. А силу этого

эффекта понимает каждый, понимали, кстати, и первые космонавты. Когда после

торжественной встречи Гагарина на Красной площади, во время приема в

Кремле, я сказал Титову: «Ну, Гера, теперь скоро мы увидим ваш портрет на

Историческом музее и послушаем ваше слово с Мавзолея»,— он ответил: «Что

вы, Марк Лазаревич. Такое два раза не повторяется».

Но в том, что касалось встречи его самого, космонавт-2 ошибся. Его

встречали почти так же радостно и торжественно, как Гагарина. Был и проезд в

открытой машине из Внукова в Москву, и огромный портрет на Историческом

музее, и митинг на Красной площади, и кремлевский прием — все было. А

главное, была соответствующая общественная атмосфера, была всеобщая

убежденность, что именно так и нужно встретить второго советского космонавта.

Мне кажется, что полет Титова как-то дополнительно осветил полет Гагарина —

утвердил его закономерность, неслучайность, в то же время почти не затронув

его уникальности!

Руководители подготовки первых космонавтов и все, кто принимал участие в

этом деле, понимали, какой удар славы ожидает их воспитанников. Может быть, не в полной мере (тут действительность, как говорится, превзошла все

ожидания), но понимали. По-

119

нимали и делали все от них зависящее, чтобы по мере возможности подготовить

своих слушателей к этому тяжкому испытанию. Так получилось, что кроме

спортивной, парашютной, теоретической и всех прочих видов подготовки

космонавтов пришлось им проходить еще и подготовку психологическую, причем направленную не столько на противодействие психическим нагрузкам в

самом космическом полете (в этом отношении стойкость ребят сомнений не

вызывала), сколько после него.

Свой собственный скромный вклад в это официально никак не

запланированное дело я пытался обосновать с позиций чисто профессиональных.

— Какой у вас налет? — спрашивал я у четырех из шести моих подопечных.

— Двести пятьдесят часов? Триста? Ну, так не говорите пока, что вы летчики.

Летчик начинается с шестисот, а то и с восьмисот часов. Не меньше. .

Конечно, говоря так, я несколько сгущал краски. Разные бывают

обстоятельства формирования летчика, разные требуются для этого и сроки. Во

время войны, особенно в ее начале, случалось, что на фронт попадали молодые

пилоты с налетом всего в несколько десятков часов. И ничего, вводились в строй, осваивались, доучивались в боевых вылетах... Правда, и потерь среди такой

зеленой летной молодежи было много, по шла война, погибали и умелые, и

опытные!.

Так что мои критические замечания по поводу летной квалификации

будущих космонавтов преследовали в основном воспитательные цели.

Тем не менее моим слушателям, по крайней мере некоторым из них, они, видимо, запомнились. Года через три Титов подарил мне фотографию, на которой

он был изображен за штурвалом в пилотской кабине самолета Ан-24, с надписью

следующего содержания: «Дорогой Марк Лазаревич! Честное слово, я только

мягко держался за штурвал. И никакой я не летчик.. »

— Ох, Гера! — сказал я, получив эту фотографию. — Вот уж не думал я, что

вы такой злопамятный человек.

— Почему же злопамятный? Наоборот, я с вашей оценкой полностью

согласен. Не был я настоящим летчиком, когда пришел в отряд. Но буду.

И эта фраза не осталась только фразой. Титов стал настоящим летчиком!

Военным летчиком первого клас-

120

са, причем не только «по приказу», но и по всем действующим на сей счет

нормативам: освоил полеты на сверхзвуковых истребителях, все виды их боевого

применения днем и ночью, полеты по приборам, «вслепую», включая заход на

посадку при минимально допустимой видимости и высоте облачности. Более

того, начал выполнять испытательные полеты и заработал звание летчика-испытателя третьего класса — квалификация, которая тоже просто так не

достается!

Надо сказать, что и другие космонавты, пришедшие в отряд с летной работы, если и не продвинулись в этой области так далеко, как Титов, то, во всяком

случае, использовали всякую возможность для поддержания своей летной

квалификации.

Для каждого из них была составлена индивидуальная программа, к каждому

прикреплен опытный летчик-инструктор. Это дало — и продолжает давать —

свои результаты, с моей точки зрения, очень важные: благодаря таким

систематическим полетам летчики, став космонавтами, остаются летчиками. А

значит, продолжают обогащаться всем тем, что неизбежно привносит эта

профессия в характер, жизненную хватку, самостоятельность суждений и

решений, чувство личной ответственности, — словом, в очень многое из того, из

чего слагается человеческая личность. Общеизвестно, сколь многого требует

профессия летчика от избирающего ее юноши. Но мало кто задумывается над

тем, как бесконечно много она ему дает взамен!

. .Особенно настойчивые, недоуменные вопросы задавались самыми разными

— по возрасту, образованию, профессии — людьми после того, как в тот

несчастливый мартовский день шестьдесят восьмого года Гагарин и его

инструктор, летчик-испытатель первого класса, Герой Советского Союза В. С.

Серегин, погибли при выполнении учебно-тренировочного полета.

«Зачем было давать ему летать? — говорили люди. — Зачем?! Что, других

для этого не хватало? Его надо было сохранять, беречь, каждую пылинку с пего

сдувать! Первый в мире космонавт — другого такого не было и не будет!. »

Гибель Гагарина люди, даже знавшие его только издалека, а тем более те, кто

был с ним близко знаком, восприняли чрезвычайно эмоционально, восприняли

как большое личное горе. Примириться со случившимся было бесконечно трудно.

121 По странному совпадению, он погиб в том же возрасте— тридцати четырех

лет от роду, — в котором. погибли несколько выдающихся летчиков: Чкалов, Бахчиванджи, Станкевич, Гринчик. . Но тут ничего не скажешь, совпадение и

есть совпадение. Так или иначе, ни Гагарина, ни Серегина, да и никого из

погибших не вернешь!.

Но во всех случаях летчик должен оставаться летчиком. Причем должен не

только в интересах шлифовки характера, о чем я уже говорил, но и в целях

гораздо более узкопрактических: если он готовится к новым космическим

полетам, каждый из которых, естественно, сложнее предыдущих по всем статьям, в том числе и по требованиям к управлению космическим кораблем, если он

готовится к этому, то стоит ли отказываться от такого надежного способа

поддержания себя в должной форме, как пилотирование обычных атмосферных

летательных аппаратов. В общем, точно» сказал поэт Михаил Матусовский:

«Земля не может не вращаться, пилот не может не летать!»

Кстати, к такому же выводу пришли, по-видимому, и американские

космонавты. Известно, например, что первый человек, нога которого ступила на

поверхность Луны, командир космического корабля «Аполлон-11» Нейл