Завьяловым, как и со многими его коллегами, авиационными медиками, уже как
со служителями космонавтики.
Был на этом совещании и Евгений Анатольевич Карпов, в прошлом врач
другого полка нашей авиадивизии, которому в деле освоения космоса выпала
роль, без преувеличения, исключительная: он стал организатором и первым
начальником Центра подготовки космонавтов. Впоследствии в беседе с
журналистами он сам охарактеризовал себя как «врача с административно-командным уклоном». В этой автохарактеристике, конечно, была своя правда, но
далеко не вся правда. Слов нет, руководя ЦПК, пришлось Карпову и
администрировать, и командовать. Но еще больше пришлось ему изобретать, координировать, воспитывать, а главное, подбирать людей! Я особо подчеркиваю
подбор людей, потому что, по моему убеждению, именно в этом, несмотря на
существование в любом мало-мальски уважающем себя учрежде-97
нии так называемого отдела кадров, заключается задача номер один, стоящая
перед каждым руководителем. Если он, конечно, настоящий руководитель..
Были на этом совещании и другие люди, ранее мне не известные, но вскоре
ставшие хорошо знакомыми в общем деле, в которое я, начиная со дня этого
запомнившегося мне заседания, погрузился всеми своими помыслами.
Итак, тренажер остался на месте — там, где он был впервые смонтирован в
одном из стоящих на отлете корпусов нашего предприятия. Когда-то, еще до
войны, в этом корпусе размещалось лечебное учреждение. И, надо думать, больным было хорошо в просторном, со всех сторон окруженном густым
сосновым лесом доме. Хорошо, пока на опушке упомянутого леса не возник наш
аэродром. Такое соседство можно было считать приятным во всех отношениях, кроме одного — акустического. Тишина старого подмосковного леса сменилась
таким шумом, ревом, грохотом от прогреваемых моторов, рулящих, взлетающих, садящихся самолетов, что обитель отдыха и лечения довольно скоро пришлось
перевести в другое место. Вот она, оборотная сторона технического прогресса!
Тренажер стоял в комнате на втором этаже и казался очень большим. Я не раз
замечал эту закономерность: предметы, по самой своей природе предназначенные
для существования на просторе, кажутся в помещении более крупными и
громоздкими, чем они есть на самом деле. Так выглядят лодка в квартире, самолет в ангаре или цехе авиазавода. Так выглядел в комнате и космический
корабль.
Я сказал «космический корабль» потому, что основой тренажера являлся
макет корабля «Восток», внешне ничем не отличавшийся от того, которому
предстояло побывать в космосе.
Это был шар, обитый изнутри мягким поролоном, с небольшим боковым
иллюминатором, вторым круглым отверстием для оптического визирного
устройства «Взор», доской приборов, пультом и рукояткой ручного управления, креслом космонавта, — словом, со всем штатным оборудованием корабля.
В последующие годы такой корабль могли подробно рассматривать
миллионы посетителей павильона «Космонавтика» московской Выставки
достижений на-
98
родного хозяйства и многие тысячи побывавших в музее Звездного городка.
Но то в последующие годы. А тогда, увидев впервые космический корабль —
пусть предназначенный только для тренировок, — я ощутил редко посещающее
меня волнение. Вроде бы прикоснулся к чему-то большому, фантастическому, к
чему-то из Будущего. Я погладил рукой поверхность шара — вполне реальная
шершавая поверхность. Заглянул внутрь, на приборную доску — нормальные, похожие на авиационные приборы. . Фантастика оказалась густо перемешанной с
обычным, привычным, чуть было не сказал — земным.
Создатели тренажера объясняли мне его устройство, показывали
размещенные в соседней комнате пульт инструктора и секции электронно-вычислительной машины, с помощью которой тренажер «жил»: реагировал на
действия ручным управлением, светился транспарантами сигнального табло, отслеживал вращением смонтированного в центре приборной доски
миниатюрного глобуса движение (пока воображаемое) космического корабля
вокруг Земли. .
Мне казалось тогда, что чем меньше будет отличий — даже в мелочах —
между тренажером и настоящим космическим кораблем, тем лучше. Разницу
между собственно тренажером, предназначенным для формирования у
обучающихся каких-то рабочих навыков, и имитатором — натурной моделью, на
которой вырабатывается привычка к определенному, до последнего тумблера
включительно, интерьеру, я тогда еще не очень понимал. А потому бодрым
голосом внес несколько предложений по дальнейшему улучшению тренажера, предложений, нацеленных на то же: чтобы все было «как на самом деле». Для
этого надо было подать снаружи на иллюминаторы подсветку, которая в нужные
моменты могла бы включаться и выключаться, имитируя проход корабля через
терминатор — линию раздела освещенной и не освещенной солнцем половин
земного шара. Записать на магнитофон шум какого-нибудь двигателя и
воспроизводить его через динамик на активном участке полета — когда работают
двигатели ракеты-носителя, а также на участке работы тормозной двигательной
установки (ТДУ). И еще что-то в подобном же роде. Все это было принято, быстро реализовано и прочно прижилось как на том первом тренажере, так и на
многих последующих — вплоть
99
до действующих сейчас тренажеров кораблей «Союз».
Правда, впоследствии выяснилось, что с имитацией шума ТДУ мы, кажется, несколько перестарались.
Когда один из космонавтов после полета отчитывался перед Государственной
комиссией, кто-то спросил:
— А шум при работе ТДУ слышали?
— Да. Но он совсем не громкий. Вот у нас на тренажере ТДУ шумит так уж
шумит: Не прослушаешь!..
Конечно, я понимал, что главное, о чем я должен думать, — это не
конструкция и оборудование тренажера. Так или иначе, он уже был сделан.
И сделан, кажется, совсем неплохо!
Группа инженеров, создавших эту интересную машину, вне всякого
сомнения, заслуживала немалых похвал. Однако неожиданно для меня полное
взаимопонимание сложилось между нами не сразу. Как почти всегда в подобных
случаях, ответственность за это, по-видимому, лежит на обеих сторонах.
Создатели тренажера были склонны ревниво оберегать свое детище от всякого
прикосновения извне: сами, мол, сделали, сами будем на нем и работать. Без
всяких там варягов!. А я, наверное, не проявил должного внимания к этой
психологической тонкости и повел себя в известной степени как слон в посудной
лавке, привыкнув за многие годы работы в авиации, что таков уж естественный
порядок вещей: одни люди делают летательные аппараты, другие учат летать на
них.. Начальство незамедлительно предприняло свои меры, дабы установить
взаимное согласие между высокими договаривающимися сторонами, применив
испытанные приемы, весьма похожие на те, при помощи которых жители
Миргорода в свое время мирили Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. И
эти старые приемы оказались и в наши дни достаточно эффективными. . А
прочнее всего утихомирила все недоразумения и поставила вещи на свои места, конечно, работа! Работа, которой хватило и создателям космических тренажеров, и методистам обучения космонавтов, и множеству других специалистов, участвовавших в подготовке первого полета человека в космическое
пространство. Каждый делал свое дело и на этом деле быстро научился видеть в
соседе не конкурента, а помощника.
. .Итак, тренажер был готов. Отдельные предложе-
100
ния по его усовершенствованию были далеко не главным из того, что мне
поручили.
От меня ждали другого: разработки — пусть первоначальной, прикидочной
— элементов методики тренировки будущих космонавтов, приемов их обучения.