Кроме этого было известно очень немногое, за исключением мелочей и кусочков, которые Джодах извлек из бесчисленных томов. Никто точно не знал, что делает мироходца мироходцем или, что было более важно для исследований Джодаха, как такого убить. Самая лучшая теория, с которой он столкнулся, состояла в том, что некоторое отдельное лицо по своей природе обладало особенностью, «искрой», которая позволяла смертному превратиться в полноценного мироходца. Такая искра была не у всякого, и не все, в ком она находилась, могли перейти в более высокое состояние. Точный механизм был неизвестен, но, видимо, он вызывал огромный стресс, а может быть – и жестокую смерть потенциального мироходца.

С переходом приходило могущество, а с ним, по-видимому, безумие. Джодах обнаруживал рассказы, в которых снова и снова подробно рассказывали о том, как такие мироходцы, как Твеш Сат, Лешрак или Фрейалис, подобно чуме налетали на смертное население и сеяли на своем пути разрушение. Даже братья, первые, кто считается мироходцами, сошли с ума во время своих битв между родственниками, разрушивших островное королевство на юге и, если Лим-Дул был прав, послужили причиной появления ледников за окном.

Взрыв Аргота кроме разрушения мира стал причиной еще кое-чего. Он, по-видимому, изменил взаимоотношения между различными мирами, по которым туда и сюда ходили мироходцы. Они больше не могли по своему желанию двигаться между ними и были ограничены несколькими, может быть – даже одним. Это лишение свободы подпитывало их безумие, подумал Джодах.

Каждый вечер Джодах работал допоздна, поскольку очень боялся сна. Если ему приходилось идти спать, то он боялся, что будет распущен по прихоти Лим-Дула или, что еще хуже, забыт, и просто перестанет существовать. Когда утром он просыпался, то это было сродни неожиданному пробуждению человека, которому снился кошмар, и он заставлял себя просыпаться. Он тяжело дышал и трогал себя, чтобы убедиться, что он, по крайней мере в этот момент, существует.

Джодах видел сны и задавал себе вопрос, имели ли сновидения отношение к природе вызванных существ, или это было доступно лишь ему, потому что он был «особенным». Сначала он следил за своими снами, пытаясь найти в них воспоминания. Ему снился корабль, тонущий во время бури с молниями, вокруг него роились люди-рыбы, и часть сознания говорила ему, что это было правдой. Ему снилось, как он прячется от гоблинов в огромном, изысканно украшенном фонтане, и он чувствовал, что это – тоже правда. Ему снился пылающий человек в клетке, который был одновременно и врагом, и другом, и Джодах ощущал, что и эти части сновидений были правдивыми.

Он видел во сне, как сидит у постели старой, темноволосой женщины, когда они умирала. Он не мог вспомнить ее имя, вспоминалось лишь то, что она была ему дорога, и когда он проснулся, его подушка намокла от слез. Этот сон тоже казался настоящим, после него он перестал записывать свои сновидения.

Напротив, казалось, что Лим-Дул вообще не спит. Когда бы Джодаху не предлагали прийти (он избегал употреблять слово «вызывали») в главный зал, некромант был бодр и энергичен. Стол под витражами был завален картами в темно-красных пометках, показывавших силы и позиции соседей некроманта. Джодах обнаружил, что во время доклада властителю замка его взгляд часто был прикован к ним.

Однажды, когда он в очередной, редкий раз, недолго пребывал на стенах цитадели, то сквозь ледяной ветер услышал звук ударов огромных крыльев о воздух. Подняв голову, он увидел, как гигантская птица, размах ее крыльев был как у легендарных драконов, поднимается в воздух с одной из заброшенных башен замка. Джодах показалось, что на спине птицы, прямо перед крыльями, сидит фигура в доспехах. Он был уверен, что видел и другую, облаченную в красное личность, наблюдавшую за тем, как огромная птица поднималась вверх, невзирая на ледяной ветер.

Внезапно заинтересовавшись, по изгибающимся залам он побежал к башенке с удивительной легкостью того, кто привык считать замок домом. Он резко дышал, холодный воздух жег ему легкие, и когда он добежал до башни, то обнаружил, что одетый в красное человек все еще там.

Одежда незнакомца, насколько было известно Джодаху, была устаревшей для этого периода. Его красный мундир был подбит ватой против холода, а шлем был слегка коническим. С мускулистых плеч спускался черный плащ, а рукава были красными и заканчивались тяжелыми черными рукавицами. Он не заметил Джодаха и продолжал смотреть на птицу размером с дракона, превратившуюся в пятнышко на горизонте.

– Вы настоящий, – сказал Джодах, и человек повернулся.

Джодах тут же осознал свою ошибку. На бородатом лице человека не было никого выражения, оно было сухим – и мертвым. Глаза выражали некоторые признаки жизни, но это было лишь мерцание, сражающееся с тьмой вокруг них. Казалось, что он пленен между жизнью и смертью.

– В каком-то смысле, – ответил одетый в красное мужчина на вопрос Джодаха. – Может быть настолько же, насколько и вы. Не больше и не меньше.

Джодах протянул руку. – Джодах из Гивы, – представился маг.

– Мартон Стромгальд, – сказал человек в доспехах, пожимая руку Джодаха древней, искусно вышитой перчаткой, от многочисленных походов кожа которой вытерлась и стала мягкой.

Джодах кивнул в знак того, что узнал имя воина. Кьелдорские летописи, к которым у него был доступ, были летописями их сражений, и великие генералы, такие как Стромгальд и Джаркельд, участвовали во многих из них.

– Вы призрак, как и я, – сказал генерал. – Дух, задержанный после своей эпохи?

Джодах кивнул. – Я думал, такой только я.

– Должно быть, он сильно вас ненавидит, раз вернул обратно, – произнес генерал. – Так же сильно, как ненавидит меня.

– Я не думаю …, – Джодах прервался, и в глубине его разума на поверхность выплыли мысли о черной стреле Лим-Дула, которой он его наказал. – Не знаю, за что он меня ненавидит.

Мартон Стромгальд улыбнулся, у него были желтоватые, гнилые зубы. – Он ненавидит всех. Всех, кто когда-либо жил. Но для тех, кого он ненавидит больше всех, он предусматривает специальный выбор. Помните, что всегда есть причина, из-за которой он действует. Он сделал из вас марионетку?

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Джодах.

– Свою марионетку, – сказал Стромгальд, мерцание в его глазах на мгновение утихло, почти умерло. – Я всего лишь его марионетка. Когда я ему нужен, то он присутствует во мне. Он говорит мне, что сказать, и я произношу нужные слова. Он говорит мне, что делать, и я это делаю. У меня нет выбора. У меня нет воли. Он говорит, что это наказание, но я не знаю, за что. – Огромный воин опустил подбородок на грудь.

Джодах начал заикаться. – Я не … Со мной он этого не делал.

Генерал поднял голову. – Пока, – просто сказал он. – Запомни это, человек. Когда имеешь дело с некромантом, есть вещи и похуже, чем смерть.

Джодах хотел выспросить побольше, но генерал слегка наклонил голову.

– Он идет, – Стромгальд закрыл глаза. – Когда он открыл их, то они были уже другими. Тело произнесло слова Лим-Дула голосом генерала. – Вам не следует оставаться здесь. Здесь вы ничего не узнаете. Попрощайтесь и позвольте генералу спуститься в главный зал. – Затем его глаза закрылись, а когда они открылись снова, то в них опять появилось почти угасшее мерцание.

– Я – его марионетка, – сказал генерал-умертвие. – Ты – тоже, хотя можешь этого и не знать. Помни, даже у кукловодов есть те, кто дергает их за ниточки.

После этого он спустился с холодных укреплений, и за все время пребывания в Трессерхорне Джодах больше не видел его.

На третью неделю своей нежизни Джодах отправился в главный зал на доклад Лим-Дулу и обнаружил, что огромное витражное окно открыто, и некромант стоит возле него и смотрит на лед. Несмотря на то, что невидимая магия не пропускала ледяной ветер, Джодах поежился от воображаемого холода.

Лим-Дул кивнул, и Джодах приступил к ежедневному докладу. За последние несколько дней его научные занятия выявили мифическую личность, известную под именем Марит Лейдж, явно накопившую огромную силу пятьсот лет назад перед тем, как ее погребли в огромном склепе на морском дне. Есть явные признаки того, что Марит Лейдж была мироходцем, но те немногие источники, которые удалось собрать Джодаху, свидетельствовали о том, что Марит Лейдж, хотя и обладала чрезвычайным могуществом, не относилась к той же группе, что и Урза и его собратья. Марит Лейдж могла быть мироходцем, а могла и не быть им, но природа заключения в тюрьму столь могущественного существа могла быть использована в исследованиях Лим-Дула.