Не прошло и двух месяцев, как из деревни Исмаил Хель этого же округа были похищены четыре молодые учительницы, которых скрыли в одном из пограничных селений. Через неделю они смогли отправить записку о себе, однако место, где их скрывают, не было установлено. Предполагали, что это деревня Гарвек в Северном Вазиристане, у самой афганской границы. Всплыло имя организатора похищения, некоего Ниаза Али-хана из деревни Матам. Случай получил особенно широкий резонанс. О нем шумела пресса. Забастовку протеста объявили 25 тыс. учителей Лахора и Пешавара. Пленниц смогли освободить только через 18 дней после мер, принятых к их розыску столичными властями, и затянувшихся переговоров между советом старейшин и похитителями, которые требовали огромный выкуп.
Знакомый врач — Геннадий Марченко работал в деревнях этого края от Всемирной организации здравоохранения. Когда удавалось убедить хана в необходимости сделать прививки против оспы, врача приводили в комнату, где он мог приготовить вакцину и необходимые инструменты. Затем сквозь занавеску из соседнего помещения поочередно протягивались женские руки, обнаженные до плеча: молодые и старческие, полные и худые или совсем детские. Врач делал прививки, ни разу не видев лиц своих пациентов. Правда, бывали случаи, когда докторскую машину не допускали к деревне.
Само существование полосы племен, где сохранены в неприкосновенности родовые отношения, в наши дни кажется вопиющим анахронизмом. Вот что рассказал мне в Пешаваре чиновник департамента племен.
— Современная жизнь очень медленно вторгается в этот район, хотя Моманд, например, может гордиться крупными оросительными системами, а Южный Вазиристан — отличными дорогами. После вынужденного ухода колонизаторов минуло всего четверть века. В последний год своего владычества на цели развития региона они выделили всего 775 тыс. рупий, зато их уход ознаменовался многочисленными кровавыми столкновениями.
Недавно разработан перспективный план экономического и культурного развития полосы племен на ближайшие 20 лет. За это время намечено вложить 3 млрд, рупий в строительство дорог, землеустройство, ирригацию, лесонасаждения, улучшение породы скота и геологические изыскания. Особое внимание будет обращено на ликвидацию неграмотности, развитие образования и приобщение племен к общенациональной жизни, — говорит чиновник.
— Нельзя не сказать, — продолжал он, — что территорию племен в Национальной ассамблее впервые представляют восемь депутатов и среди них одна женщина. Многие из сыновей племен, получивших образование, пользуются репутацией добросовестных и способных служащих, дисциплинированных и знающих офицеров, умелых и находчивых предпринимателей. Пока это в большинстве выходцы из верхушки племен, по я уверен, что начавшийся процесс быстро распространится вглубь.
БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ
В последний день рамазана — 22 ноября 1971 г. — начались широкие военные операции на всей территории Восточного Пакистана. Утром 23 ноября газеты сообщили о первых сражениях на восточном фронте. Днем стало известно о введении Яхья-ханом чрезвычайного положения на территории всей страны. Каждый чувствовал, что война вот-вот распространится и на Западный Пакистан. Эти события застали меня в Карачи, поэтому на следующее утро я двинулся в тысячемильный путь к Исламабаду.
В пути внимание привлекали непривычные детали, подтверждающие опасную ситуацию. Усилена охрана ирригационных сооружений, возле многих из них установлены зенитки. Серебристые баки бензохранилищ покрываются желто-зелеными абстракциями камуфляжа. В новом отеле «Пак-интер» в Суккуре всюду висят таблички: «Фотографировать мосты, каналы, плотины категорически запрещено». Военная полиция в красных беретах рыскает по шоссе на джипах в поисках подозрительных личностей.
При въезде в Лахор машину остановили, довольно грубо постучав по корпусу, и приказали выключить свет: объявлено частичное затемнение. Гражданская оборона, представленная полицейскими и подростками, не знающими куда девать избыток энергии, вступила в действие. Через несколько дней такие патрули палками разбивали зажженные фары.
Добираясь до отеля, мы крались по городу, сразу ставшему незнакомым, «ощупывая» перекрестки и включая порой на секунду свет, чтобы определить, можно ли двигаться дальше. У тротуаров уже стояли побитые машины.
Последний отрезок пути — Лахор — Исламабад. Чем ближе граница, а она где-то справа, тем больше встречается военных машин: санитарных и грузовых. Тянутся на сборные пункты колонны мобилизованных грузовиков. Под маскировочными сетками у дороги закусывают усталые солдаты.
А рядом — мирная жизнь. Трое угрюмых смуглых людей свежуют у обочины тушу верблюда, сбитого полчаса назад грузовиком. Утюжат поля воловьи упряжки. Продолжают свой путь невозмутимые караваны. Женщины в ярких одеждах заканчивают сбор хлопка.
И все же повсюду чувствуется тревога. Пахнет порохом.
Война пришла сюда через неделю. Для нас она стала фактом, когда вечером 3 декабря пакистанское радио объявило: «индийская армия начала активные боевые действия на протяжении всей границы с Западным Пакистаном». Вскоре мы услышали и сообщение из Дели об артиллерийских обстрелах индийской территории и внезапных бомбардировках военных аэродромов пакистанскими самолетами.
Причины, приведшие к очередному индо-пакистанскому военному конфликту, были ясны. Американская газета «Балтимор сан» довольно точно определила, что «причина войны — отчаяние от неспособности подчинить Восточный Пакистан ни миром, ни террором». Правда, слово «миром» выглядит здесь явной передержкой.
Исламабад погрузился во мрак. Время от времени раздаются сигналы воздушной тревоги, слышны взрывы в районе аэропорта Чаклала. Курьер-мотоциклист привез приглашение на пресс-конференцию, которая должна состояться утром в здании службы безопасности. Но она неожиданно была отменена.
— Я могу предложить вам по чашке кофе, но никаких новостей, — сказал подтянутый молодой офицер в форме ВВС. — Все новости сообщены ночью. В полдень президент выступит по радио.
Пожилой швейцар в отеле встретил меня словами:
— Опять война! Говорят, что сегодня утром бомбили Лахор…
— Аэродром или город? — спросил я.
— Какая разница? Здесь все так близко.
Газеты вышли с портретами Яхья-хана в полной генеральской форме. Его обращению к нации, впервые произнесенном не по-английски, а на урду, был придан особо эмоциональный характер.
Одновременно в Западном Пакистане искусственно подогревались шовинистические настроения и антисоветская истерия: те, кто стоял у руля, любыми способами стремились заранее объяснить причины провала своей политики не чем иным, как подписанием в августе 1971 г. советско-индийского Договора о дружбе.
Плакатики «Разгромим Индию!», отпечатанные типографским способом, продавались по полтиннику в любой книжной лавке и наклеивались на стекла автомобилей. Все рейсы на воздушных линиях отменены — это значит, что мы остались без почты. Даже карачинские газеты будут приходить в лучшем случае на третий день. Полное затемнение объявлено на всей территории. Автомобили превратились в грязные чудовища: все блестящие детали, а также корпуса по распоряжению властей замазаны жидкой грязью. Мне сразу вспомнился сентябрь 1965 г. Тогда я улетел из Карачи последним самолетом, и все выглядело примерно так же.
Население роет щели. Некоторые мажут грязью наружные стены своих коттеджей. Смысл непонятен. Какое-то надругательство над домами в этом маленьком чиновничьем городке.
Первые дни войны прошли под «Гром победы, раздавайся». Уже 5 декабря «Пакистан тайме» вышла под шапкой: «46 индийских самолетов уничтожено. Захвачено пять пилотов». Заголовок рядом гласит: «Теперь — 48». В заметке уточняется, что еще два самолета были сбиты во время ночного налета на Карачи. «Нью тайме» сообщает: «Пакистанские войска захватили Дева, Дха-рам, мемориал Кайсар-и-Хинд и деревню Пакка». Известия о воздушных боях газета подавала как информацию о матче:
