Экономисты не случайно напоминали, что империалистические страны непрерывно снижают цены на пакистанское сырье и повышают их на металл, машины и оборудование. Газета «Лидер», с владельцем и издателем которой Фахр Матри я познакомился, писала в те дни: «Только за шесть месяцев от коммерческих сделок с империалистическими странами Пакистан потерял 800 млн. рупий, а от торговли с социалистическими государствами получил 200 млн. рупий прибыли».

Ведущая газета «Доон» и ее редактор Джамиль Ансари так оценивали сотрудничество с Советским Союзом: «Советская экономическая помощь значительно отличается от помощи многих других, в частности западных, стран. Она имеет, кроме того, просветительное значение для большинства развивающихся стран». «Доон» подчеркивала при этом, что «путь, по которому пошли русские, добиваясь выполнения задачи строительства прочной промышленной базы в удивительно короткие сроки, многому учит тех, кто пытается освободиться от тисков вековой нищеты».

Подобные мнения можно было услышать в порту, среди пакистанцев-нефтяников, работавших рука об руку с нашими геологами, и в деловом центре Карачи. Любопытно отметить, что все корреспонденции, переданные тогда в «Известия», были перепечатаны многими пакистанскими газетами.

Одновременно газеты печатали вызывающие тревогу сообщения о вооруженных столкновениях в Кашмире. Пакистанская сторона представляла происходящее как партизанское движение, индийская — писала о проникновении специально подготовленных вооруженных отрядов с территории Пакистана. Положение становилось все опаснее, и вскоре телеграммы из Кашмира стали напоминать военные сводки.

За год с небольшим до описываемых событий из мечети Хазар Бал в Сринагаре была украдена священная реликвия — волос из бороды пророка Мухаммада. Это привело к новым вспышкам вражды между мусульманской и индуистской общинами на всей территории Индии. Атмосфера накалялась, и было ясно, что определенные политические круги в обеих странах субконтинента не преминут воспользоваться создавшимся положением.

В один из дней представитель Аэрофлота А. Ивлюшев, с которым мы нашли множество общих знакомых по авиации, сказал, что мне пора лететь домой. Другого рейса может не быть долго. Ночью меня втиснули в транзитный «ИЛ-18», летящий в Москву из Джакарты с посадкой в Карачи. Ивлюшев оказался прав. Этот рейс был последним перед семнадцатидневной войной…

Следующую встречу с Пакистаном можно назвать заочной. Она состоялась в Ташкенте. Утром 1 января 1966 г. специальным самолетом вместе с другом и коллегой Юрием Поповым, незадолго до того возвратившимся из Дели, мы вылетели из Внукова для освещения работы исторической Ташкентской конференции.

О напряженных днях работы конференции, ее огромном успехе и драматическом финале — неожиданной смерти премьер-министра Индии Лала Бахадура Шастри — мы рассказывали в своих ежедневных сообщениях.

Кроме того, дни конференции были для нас днями встреч со старыми знакомыми и приобретения новых. Обстановка сложилась острая. Искренность и доброжелательность одной группы журналистов столкнулись с осторожным скептицизмом, а порой и с открытым подстрекательством представителей западной прессы, слетевшихся в Ташкент, где, по их выражению, «пахло сенсацией». Впервые в истории мировой дипломатии Советский Союз предложил двум странам добрые услуги, предоставив возможность их лидерам сесть в столице Узбекистана за стол переговоров для мирного разрешения спорных вопросов.

В любой час суток в наш номер в гостинице «Ташкент» могли приходить гости — наши и иностранные. Если один стучал в это время на машинке, у второго всегда находилось время уделить им внимание. Нередко возникали споры, излагались прямо противоположные точки зрения, высказывались различные прогнозы, но это ни разу не приводило к конфликту. С самого начала сохранилось лишь одно кардинальное различие во взглядах: большинство западных корреспондентов предрекали провал конференции, а мы, вместе с индийскими и пакистанскими коллегами, верили в ее успех.

И еще одна встреча с Пакистаном в апреле 1968 г. во время визита Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина, посетившего Равалпинди, Исламабад, Лахор и Карачи.

Незадолго до этого я получил предложение поехать в Пакистан на постоянную корреспондентскую работу, поэтому даже короткий предварительный визит был очень важен для ознакомления с обстановкой на месте.

Через два с половиной месяца мой предшественник Василий Кондрашов встретил меня у трапа самолета традиционным приветствием: «Добро пожаловать в Карачи!»

Начались до предела насыщенные и несколько сумбурные дни. Рассказывать о них подробно — значит повторять то, что уже не раз описано во многих книгах о работе зарубежных корреспондентов. Поэтому постараюсь быть предельно кратким. Прежде всего было необходимо представиться пакистанским властям. Шефство над всеми иностранными корреспондентами в Пакистане возложено на департамент прессы. Его начальник в Карачи — обходительный и интеллигентный Халим Али принял мои «верительные грамоты» на аккредитацию и выдал взамен серенькую пресс-карту, которая стала моим основным документом, а затем познакомил с небритым чиновником Абдул Масджидом, сказав, что к нему я могу обращаться с любым вопросом в любое время.

Василий Кондрашов был избран президентом Ассоциации иностранных журналистов. Положение обязывало, и поэтому был устроен прием в честь его проводов и моего прибытия. Это позволило познакомиться сразу со всеми представителями ведущих телеграфных агентств и газетных концернов.

Первым пришел Ник Мур от Рейтера — молодой, немного небрежный в отношении собственной внешности, но в общем приятный рубаха-парень. Он — англичанин, выросший в Кении, убежденный холостяк. Его друг из ЮПИ Лэмми Макпинна, в отличие от Ника, всегда подтянут, аккуратно причесан. Каждое его движение выверено, и одет он всегда даже слишком протокольно. Как это часто бывает в Азии, национальность Макпинны определить сложно: в нем течет английская, португальская, китайская и тайская кровь.

Корреспондент Франс Пресс Жак Лямур пришел с женой — шумной блондинкой, сразу поставившей ультимативное условие: «Никакой политики, джентльмены!». Невысокого роста, подвижный, с сединой в шевелюре и тонкими усиками, Жак являл собой эталон француза. Впоследствии мы подружились, и Жак оказался хорошим товарищем.

Два журналиста из ФРГ по профилю работы были меньше связаны с нами. Герд Лампель занимался телевидением, Вольф Штрек — экономикой. Последний к тому же был всецело поглощен своей молодой и симпатичной женой Хайди.

Прием проводился в садике возле дома и был организован по-холостяцки. Мы предложили гостям превосходную русскую сельдь, семгу и вареную колбасу, благополучно довезенную из Москвы. Сэндвичи каждый делал самостоятельно. Затем подоспел и шашлык, который жарили в уголке сада два наших приятеля. После первого тоста я был единогласно принят в члены ассоциации.

Впоследствии участники этого маленького пресс-клуба встречались раз в неделю, по пятницам, в час дня в одном из намеченных заранее отелей. Приходили все, кто не был занят. Ритуал был весьма демократичен. Выпив в баре в качестве аперитива один-два бокала кампари-сода, шли в обеденный зал. Каждый заказывал что хотел и платил за себя. Это правило соблюдалось строжайшим образом: никаких угощений, никакой зависимости друг от друга. Изредка в баре решались и организационные вопросы: выборы на вакантную должность, отчет казначея или проводы одного из членов ассоциации.

Далеко не всегда мы были согласны друг с другом в оценках фактов или событий, но по негласной договоренности каждый стремился избегать идеологических споров, любой из них мог бы привести к самым нежелательным дискуссиям и последствиям. Свобода мнений в таких случаях — лучший выход, и своим — мы ни разу не поступились.

Тем не менее польза этого «клуба» была очевидна. Прежде всего — обмен новостями, от которых, как говорится, не уйдешь. Второе — коллективность действий, когда нужно «пробить» что-либо через департамент прессы. И наконец, живой обмен впечатлениями о командировках, поездках по городам и весям и просто о жизни: один женился, другой сменил дом, третий завел собаку… Мало ли? Порой же эти встречи можно было использовать и для серьезных целей, например для разъяснения той или иной политической акции советского правительства на международной арене. Наши мнения всегда очень внимательно выслушивались.