Правящая партия Мусульманская лига одну за другой утрачивала позиции. В конце января разъяренная толпа ворвалась в дом Саеда Али Каусара — одного из видных функционеров партии в Карачи. Пять человек были убиты и более 10 ранены в возникшей перестрелке, но атакующие ворвались в дом. Все вещи и мебель Каусара были выброшены на мостовую и сожжены. Самому Каусару удалось скрыться. Толпа кинулась на розыски, по смогла только сжечь его старый автомобиль.

Али Каусар был одним из боссов, державших в руках целый район Аббас-маркета. Во время президентских выборов 1965 г. он такими же гангстерскими методами расправлялся со своими политическими противниками, разъезжая по району на джипе с шайкой молодчиков. Сейчас наступила пора возмездия.

Все больше потерь несли полицейские. Но едва в дело вступали регулярные войска, как положение менялось: в стране долгие годы создавался культ армии, и если в полицейских толпа видела исконных врагов, то к солдатам относилась со страхом и уважением, считая, что они выполняют свой долг и им нужно подчиняться.

События достигли апогея к середине февраля, когда был объявлен хартал. Слово «хартал» означает полное прекращение работы и торговли, что равнозначно всеобщей забастовке. Харталу, объявленному 14 февраля, предшествовали вполне определенные симптомы, указывающие на то, что положение в стране фактически вышло из-под контроля властей.

С начала февраля газеты печатали все что им заблагорассудится: цензура фактические прекратила существование. Многие журналисты и издатели, тесно связанные с оппозицией, не могли и не хотели скрывать своих симпатий.

13 февраля 1969 г. с газетных страниц, как по команде, исчезли портреты М. Айюб-хана, публиковавшиеся до этого если не каждый день, то через номер. На следующий день были напечатаны подробные отчеты о беспорядках в стране. Стало ясно, что борьбу за изменение существующего положения ведут теперь не только интеллигенция и студенчество, по и рабочие, мелкие чиновники, лавочники, ремесленники. К ним без промедления присоединились деклассированные элементы, зачастую использующие стихийную «демократию» для сведения личных счетов.

Утром улицы опустели. Накануне в газетах было объявлено, что автомобили могут выезжать только под черным флагом — знаком солидарности с бастующими и одновременно знаком траура по «жертвам режима Айюб-хана». Оппозиция решила игнорировать «закон 144».

В поездку по городу мы отправились впятером: корреспондент радио Иван Старшинов, Валерий Вавилов (ТАСС), Александр Филиппов («Правда»), консул Бек Султан Басаев и я.

На перекрестках движение «регулируют» толпы подростков, вооруженных палками, которые применяются в основном для того, чтобы разогнать назойливых, как мухи, младших собратьев, получивших реальную возможность для игры в войну.

Разумеется, мы не можем выкидывать никаких черных флагов, равно как подчиниться требованию кричать: «Долой Айюба!» Нас пока защищают дипломатический номер и самодельные таблички «Пресса» на лобовом и заднем стеклах машины.

Пробиваемся в сторону Бандер-роуд через пикеты студентов. Один из них догоняет машину и бросает мне на колени черный флажок. Несколько раз останавливаемся в сторонке и выходим, смешавшись с толпой. Пока все относительно спокойно, но атмосфера наэлектризована. Мальчишки назойливо кричат: «Айюб мур-дабад» — «Долой Айюба!»

В направлении мавзолея Мухаммада Али Джинны проходят небольшие колонны под антиправительственными лозунгами. Возбужденные люди скандируют лозунги. Опустевшие боковые улицы мальчишки превратили в площадки для игры в крикет.

Перед въездом в промышленную зону СИТЕ нас остановила полиция и попросила отвести «Волгу» за угол «для сохранности». В ближайшем дворике скопилось 20–25 полицейских. Они готовились к какой-то акции. Мы заявили, что поедем дальше. Быстро миновав безлюдную зону, машина въехала в Назимабад. Здесь толпы уже пришли в движение. Несколько человек бросились к нашей «Волге». Один из них лег на капот и кричал что-то своим спутникам, сверкая одичавшими глазами. Было видно, что он одурманен наркотиками. Момент был достаточно острый, но вновь на помощь подоспели студенты. После непродолжительных переговоров толпа расступилась. Один парень из студенческого патруля показал нам рукой в сторону моста Лас-Бела.

Миновав его, мы попали в район, заполненный военными. Армия вновь отсекла центр города от окраин и взяла под контроль мосты. Толпа на наших глазах пыталась прорваться к центру, но раздался взрыв гранаты, а затем сухие выстрелы. Люди беспорядочно хлынули обратно, оставив двоих на мостовой. За день в городе шесть человек были убиты и многие ранены. Тем временем на центральных улицах с треском опускались железные жалюзи на окнах магазинов. Шла возбужденная толпа, громя бары и винные лавки. На мостовых запылали костры из мебели.

На следующее утро газеты вышли под шапками: «Всеобщая забастовка в стране. Народ демонстрирует солидарность в борьбе за свои права и демократию. Завтра отменяются чрезвычайные военные законы. Бхутто и Вали-хан — на свободе».

Отмена военного положения, введенного 6 сентября 1965 г., явилась главным итогом всеобщей забастовки. На этот раз оно сохранялось, как скрупулезно подсчитали газеты, 3 года 5 месяцев и 10 дней.

М. Айюб-хан вынужден был пойти на уступки, но он еще не отказывался от власти, безуспешно пытаясь создать коалицию из правящей и семи наиболее умеренных оппозиционных партий, объединенных в Комитет демократических действий. Определились и главные требования оппозиции: изменить конституцию, заменить президентскую систему правления парламентарной, провести прямые выборы. Оппозиция явно склонялась к многопартийному представительству в выборных органах и будущем правительстве. Это было выгодно и властям, так как открывало широкие возможности «регулирования» состава такого правительства.

Большие надежды М. Айюб-хан и его кабинет возлагали на конференцию круглого стола с участием оппозиции, рассчитывая достигнуть приемлемого соглашения или выиграть время.

Переведенный 11 февраля из тюрьмы Борстал под домашний арест, Зульфикар Али Бхутто проследовал из Лахора в свой родной город Ларкану на севере Синда и обосновался в собственной резиденции «Аль-Муртаза». Он предпочел ехать поездом, а не лететь самолетом, опасаясь возможной диверсии. Сообщалось, что, когда он ехал в открытой машине по Ларкане, какой-то молодой человек пытался стрелять в него. Имя покушавшегося названо не было, но указывалась марка пистолета 25-го калибра.

«Аль-Муртаза» стала центром непримиримой оппозиции. Здесь З. А. Бхутто встретился с экс-маршалом авиации Асгар-ханом, а затем объявил голодную забастовку до тех пор, пока не будут отменены чрезвычайные военные законы. Голодовка началась 14 февраля в 15 часов 40 минут. К счастью, она не угрожала здоровью Бхутто, так как через считанные часы поступило известие о решении М. Айюб-хана отменить военное положение. З. А. Бхутто поднялся с постели и немедленно связался по телефону с прессой, заявив, что ему необходимо обсудить создавшееся положение с друзьями, так как он три месяца находился в тюрьме. Касаясь итогов всеобщей забастовки, он сказал, что она позволяет объективно оценить настроения в стране.

Через день трехцветный флаг Партии пакистанского народа взвился над площадью Мухаммада Али Джинны в Карачи. Зульфикар Али Бхутто произнес свою первую после освобождения речь, обращенную к многотысячной аудитории. Он показал, что не утратил искусства держать ее в руках. «Одной рукой правительство организует переговоры за круглым столом с лидерами оппозиции, а другой продолжает репрессии и насилия против народа», — заявил он и недвусмысленно напомнил, что население Карачи подвергается преследованиям только из-за того, что на прошлых президентских выборах оно не выразило доверия Айюбу.

Вступив в открытую политическую борьбу с М. Айюб-ханом, Бхутто объявил радикальную программу демократизации пакистанского общества, которая помогла ему на будущих выборах.