— Это не лучшая участь, но Ава будет жить, — продолжает говорить Морана. Её тон твёрдый. Она снова облачается в образ матери. Будто объясняя ему, своему ребёнку, пытаясь убедить, пытаясь дать напутственный совет. — Навь не самое ужасное место.

Навь, про себя повторяю я. Но как?

Каким-то образом Морана всё же может оставить меня в нави? Она сказала, что водоворот расщепит меня. Но… но если я не стану в него прыгать? Может, это был шанс? Пытаюсь не дать себе новую ложную надежду, но не могу сдерживать мысли. И они прорываются. Я начинаю отчаянно желать спасения.

Однако, Ян продолжает выжидающе молчать.

Я знала, о чём он думал. Он взял меня с собой в мир мёртвых. Он считал, что погубил меня. И теперь, лишь бы я осталась с ним, я должна была отправиться навечно жить в навь, как Алена, которая решила связать свою жизнь с Константином. Каким-то образом я могла отправиться туда. Но это казалось Яну слишком большой ценой. Он считал, что моя душа будет погублена. И я не могла не согласиться. Цмок заботился обо мне, бесконечно пытался меня спасти. Он хотел, чтобы я жила. По-настоящему жила. Хотел вернуть меня туда, откуда забрал меня в начале. В человеческую жизнь. Но теперь это было невозможно. И я не хотела никого винить. Александру… Яна… Смога… Тьму… Волков… Произошло то, что произошло. Это была случайность, ставшая злым роком. Я была благодарна Яну. Но что-то мне подсказывало, что Морана его не обманывает. И есть лишь единственный выход.

Я начинала ещё больше растворяться. Мне становилось так страшно, что слёзы бессознательно начинали катиться по щекам. Почему-то я всё ещё сохраняла эту способность — плакать. Из-за слёз или пепла я переставала видеть свои руки, всё размывалось. Я переставала ощущать тепло. Я плакала, зная, что пропадаю. А мне так хотелось остаться… Я слышала себя будто издалека, я просила Яна, чтобы он позволил мне жить в нави, чтобы он согласился. Чтобы позволил Моране сделать со мной то, что она предлагала. Но это не было похоже на слова, они смешались с всхлипами. И последними остатками чувств я осязала, как Ян просто сильнее начинает меня жалеть, снова прижимая к себе. Ничего не предпринимая более. У него словно не получалось смириться с тем, что меня ждёт. Он отказывался понять и принять. Хотя я уже успела это сделать. Не знаю, чего он ждал, чего хотел добиться. Я не знала, почему он медлил. Жизнь больше не казалась мне чем-то серым. Чем-то, где я всё потеряла. Теперь я хотела продолжить, оказавшись на пороге того, что меня ждало — бесконечного ничего. Пустота когда-то казалась мне желанной, выступала необходимым покоем, когда не стало родителей. Но я больше не хотела быть её частью. Я хотела жить. Я хотела оставаться в своём сознании и памяти. Забвение не было нужно мне. Больше нет. Я хотела остаться в яви. Да, я хотела свою жизнь обратно, какой бы она не была. Но если это было невозможным, то навь тоже подойдёт. Тёмная, безжалостная навь. И я старалась не задумываться о том, кем стану. Вечность в нави… Мне придётся выживать, а не жить. Я не дракон, которого будут бояться. Не бог. Не полубог. Я буду той, кто боится. Буду той, кого будут преследовать остальные навки. И сама могу превратиться в зло со временем. Переродиться в кого-то нового. В касну или праха, или другое неведомое чудовище. Но это пока что не имело значения. Главное, что в эту секунду, в эту минуту я буду спасена. На чаще весов стояла вечность в забвении и вечность с попытках жить, пусть и в темноте и мраке. И я выбирала второе, все мои инстинкты заставляли, побуждали меня выбрать продолжать существование, чего бы это ни стоило. Хотя какая-то часть моего сознания шептала, что это ошибка. Что оба этих варианта, а не только первый — означает мою окончательную смерть. Ведь я больше не буду собой. Никогда. Я перестану быть доброй душой, и стану самой тёмной версией себя. Новой. Стану злом, которого никогда не таилось у меня внутри. Которому ещё предстоит родиться. Очень скоро. Ян был прав. Но мы ничего не могли изменить, и следовало довольствоваться малым. Принимать решение и разбираться с последствиями потом, когда они наступят. Просто мне не повезло. Так бывает. С другой стороны то, что у меня был хотя бы этот шанс — уже и есть везение. Стоило принять то, что давали. И быть благодарной. Не всем сама смерть предлагала подобную помощь, дружелюбно протягивая руку.

Я обратила внимание, что мои ладони стали полупрозрачными. Ян медлил, словно этого не замечал. Не знаю, контролировал ли он ситуацию. Видел ли в порыве скорби, что прямо сейчас моя душа испепелялась. И что я выбивалась из сил. У меня кружилась голова, как будто если бы я была человеком. Подкашивались ноги. Я понимала, что мои силы на исходе. И запаса времени нет.

— Ты говорил с богом конца света, — произносит Морана. — Я же общалась с ним в пекле, когда всё произошло с Константином. Полагаю, он сказал тебе тоже, что и мне тогда, разочаровав. Он тот, кто наиболее близок к Тьме, чем все мы. И если даже он не знает решения…

— Я ещё не говорил с Велесом, — перебивает её Ян. — Не успел.

Возможно, какой-то шанс и был. Другой. Из-за страха я отрицала, что многого лишаюсь. Пока я молча принимала свою участь, охваченная ужасом, он, охваченный им не меньше, однако, находил силы — и пытался отыскать выход, заглядывая дальше, чем я и глубже. Рассматривая мою жизнь с точки зрения моей души, её предназначения, всей моей сути. Он лишь сильнее прижимал меня к себе. И продолжал стоять на своём. Он хотел, чтобы я жила. По-настоящему жила, а не выживала.

— Велес ничего нового тебе не скажет, — раздаётся голос, но не Мораны.

Мужской. Слишком знакомый. Голос Гая.

Что? Откуда он здесь?

Моё тело покачивается. Я словно им больше не управляю. Оно движется само. Я отстраняюсь от груди дракона, оборачиваюсь, ища Гая, но пока не вижу. Потому что всё размыто.

А Ян не удивляется. Наверное, он уже знал, что он здесь. Почувствовал. Но я обнаружила его слишком поздно — вот, он уже идёт пробираясь сквозь огни голубого замершего фейерверка, не один. А с мужчиной, в длинной шубе из бурого меха, с посохом в руках. Вместе с Гаем к нам движется изгнанный бог.

Не знаю, как они здесь оказались. Благодаря Гаю, его способности вклиниваться в чей-то разум: погибшей меня или Яна, который был, возможно и здесь и там, на набережной, или был другой способ… Не знаю. Но вряд ли Велес, даже имея своё могущество, пришёл бы сюда сам — в островок безопасности, в мгновение остановленного времени, которое создала для меня богиня смерти.

Подойдя ближе, Гай встал рядом с матерью. Тот, кто был связан к ними всеми. Тот, кто любил их всех одинаково. Морану, Велеса, Яна. Мать, отца и брата. Он был тем, кто ни с кем из них не был в ссоре. Тот, кто говорил Яну в замке, в убежище драконов, что мать Яну не враг. И он встретился со мной взглядом, тёплым, сочувствующим, поддерживающим. И нахмурив брови словно в тревоге и напряжении наблюдал за разговором.

— Гай прав, — произносит Велес размеренным низким басом, держась всё ещё поодаль, но ближе к Яну, чем к Моране.

Очень быстро Велес окидывает её взглядом, свою бывшую жену.

Его глаза сверкнули, он пробежался мельком по её лицу, по шее и рукам, разглядывая так, будто не видел давно. Будто ища в ней изменения, в её внешности.

Скорее всего, с их последней встречи действительно прошло слишком много лет. Возможно, они не сталкивались друг с другом с того самого момента, как она от него ушла, как он разрушил их брак, изменив, проявив неверность много раз, после чего их семью расколол Смог, забрав Морану себе, уведя её навсегда. А это было ещё до рождения Яна.

Богиня смерти не здоровается с ним, приветствуя лишь своего старшего сына, Гая. Не смотрит на Велеса, приковав глаза только к Яну.

Тогда Велес переводит взгляд на меня.

— Значит, тебя всё же не уберегли, девочка, — произносит он с хрипом в голосе. С сожалением и неподдельными сочувствием. С чем-то, что граничило с негодованием.

Его брови нахмурены, он щурится, пребывая в задумчивости. Он серьёзен как никогда — один из древнейших богов.