…Выныриваю и оказываюсь под ярким дневным солнцем. Оно висит над моей головой в зените. Разуму всё ещё нужны несколько секунд, чтобы адаптироваться. Но не проекции моего тела, в которое я попадаю. Вижу Яна вдалеке. У пристани. Возле дома. Мы оба на ферме, на Драконьем камне, и я плаваю в Червоном озере.

Как только замечаю его, начинаю стремиться к берегу, и когда выхожу против своей реальной воли, руководствуясь волей прошлой версии себя, бегу к Яну. Мокрая, мчусь к нему и обнимаю, весело смеясь. Не контролируя свои движения, просто подчиняясь им, оказываясь пленницей отрывка из собственного прошлого. Прижимаюсь к одежде Яна мокрым купальником. Хотя из головы не выходит поле боя, кровавое и задымлённое. Ян злится. И я знаю, что он мне отомстит за этот поступок.

Дракон снимает свой пиджак и бросает его мне, требуя просушить. Я ловлю его, и ткань на секунду застилает мне взор, а когда снова вижу свет — мы на городской набережной.

Понимаю, что меня снова перебросило, и пытаюсь сообразить, что происходит — в каком отрезке собственной жизни я оказалась. Моё сердце бьётся чуть чаще, чем нужно. Мы с Яном двигаемся вдоль кованых перил и смотрим на синюю реку, и едим мороженное. Встречаем рассвет. Вспоминаю, что перед этим утром я гуляла в городе, и Ян приехал меня забрать. Иду в откровенном наряде, как считает дракон — в платье, которое короче, чем ему следовало быть. Пиджак, который совсем недавно бросал в меня Ян — теперь на мне. Смотрю на себя снизу вверх на чёрную ткань, покрывающую мой живот и бёдра, и на секунду наряд кажется мне похожим на чёрное платье, которое мне одолжила Роксолана, и в этот момент реальность начинает рябить голубыми волнами…

…Я в тёмном помещении. Но что-то загорается впереди — яркий свет софитов, вдруг озаривших сцену… Вот, мы сидим в театре. Я, Ян, мать и отец. Смотрю на заполненный зал, потом поворачиваюсь к дракону. Хочу задержаться здесь. Это был чудесный день, который мы все провели вместе. Мне удалось затеряться на кромке далёкого прошлого лишь на миг, и я снова начинаю понимать, что происходящее — сон. Вспоминаю, что родители мертвы, вдребезги разбивая момент счастья, запечатлённый в этом дне. Только здесь, только сейчас могу побыть с ними. Сейчас мы рядом, но больше не будем. Слёзы наворачиваются на глаза, и лицо становится мокрым от моего плача…

…Я настоящая и я прошлая слились воедино и рыдаем. Зажмуриваюсь, и не сопротивляюсь, когда неведомая сила выдёргивает меня с мягкого сиденья театра и уносит дальше.

Теперь мы с Яном находимся в его машине. Только он и я. Автомобиль стоит на обочине, в нескольких километрах от города, на фоне усеянного пшеницей поля; колосья качаются от порывов ночного ветра. Я выхожу на улицу, понимая, что внутри не могу дышать, и присаживаюсь на капот. Смеюсь и плачу. Одновременно. Мне плохо, потому что мне только недавно исполнилось семнадцать, и я выпила лишнего, чего вообще мне было делать нельзя.

«Ава, — говорит Ян, — моё терпение на твой трудный возраст заканчивается. Мне всё это очень, очень не нравится».

Знаю, что он меня не испепелил только потому, что когда-то обещал: если я когда-либо буду не в порядке, он приедет и ничего не расскажет родителям, если я его позову. А я обещала, что обязательно попрошу его о помощи.

Соображаю я сейчас плохо, но что-то мне подсказывает, что такими темпами он скоро заберёт своё обещание обратно, если я не перестану злоупотреблять его понимающим и всепрощающим отношением ко мне. От этих мыслей я и плачу, а вот смеюсь от собственной глупости.

«Зачаруешь их, чтобы они не поняли, что со мной? — спрашиваю я, имея ввиду своих родителей.»

На самом деле они сейчас спят. Спокойно спят, думая, что я в гостях у Вероники, и ждут меня лишь к утру.

«Скорее я зачарую тебя. Как следует встряхну разок твой разум, чтобы мы все, наконец, поняли, что с тобой происходит».

Начинаю плакать ещё больше. Ян закатывает глаза, вздыхает, но всё равно помогает мне. Вытирает мои слёзы и даёт попить воды. Потом держит волосы, пока меня тошнит. Закрываю глаза, ощущая тёплую широкую ладонь на спине. А когда открываю — оказываюсь у водоёма. И это озеро — не Червоное, не на моей ферме, а другое, которое я уже посещала… в других своих снах. А рука на моей спине, больше не рука Яна, а Константина…

Мягкая зелёная трава, синий, насыщенный оттенок неба, и лазурный воздух, окружающий нас. Я попала в свои прошлые сны — в которых всегда присутствовал синий цвет, Константин и Алена. Сейчас я была ею. Опять.

По моим плечам струились золотистые локоны. Я показываю Константину зияющую рану на ладони — резанную и глубокую. Рядом лежит окровавленный серп. Константин что-то отвечает мне, и на этот раз я слышу, что именно.

«Ты такая хрупкая… Люди такие хрупкие.»

Вот, что он говорил Алене в прошлый раз, чего я не могла расслышать.

Он хотел произнести что-то ещё, но сон оборвался. Оборвался криком. Отделившись от тела Алены, я видела её, теперь кричащую от боли. Вокруг неё была разлита большая лужа крови. Вижу её в подземелье, в знакомой тюрьме, среди клеток, и последнее, на чём могу сфокусироваться — её кудри, пропитанные красным цветом. Рядом журчит вода — алого цвета река.

___________________________________

[1] Двенадцать статуй высотой в человеческий рост, изготовленные из золота и серебра и украшенные драгоценными камнями. Доподлинно неизвестно, существовали ли они в действительности. По легендам — пропали из Несвижского имения во время войны с Наполеоном; их местонахождение по сей день неустановленно.

___________________________________

Дорогие читатели! Не забывайте поддерживать автора и оставлять оценки и комментарии! А так же подписывайтесь на мой телеграм-канал по ссылке, указанной в этом профиле.

Просыпаюсь от собственного шёпота. Говорю вслух, пугая саму себя:

— Человек… человек… человек… Алена…

Только спустя полминуты осознаю, что голос — мой собственный.

Подрываясь, сажусь на кровать, невольно задевая Кинли. Он поднимает голову и тихо скулит, видя, что я взволнованна, пытаясь понять, что происходит, и грозит ли нам опасность.

Человек? Значит, Алена была человеком? — спрашиваю себя я.

Мои пальцы касаются волос, запутываясь в них, когда я держусь за голову. Навязчивые сны, которые преследовали меня в яви утомляли, страшили, запутывали. Вклинивались в разум, нарушая его целостность.

— Умерла подобно человеку? — снова сказала я вслух, задавая вопрос стенам. — И куда она пошла дальше? В другую жизнь или в ирий?

Константин лишился её, зная, что она где-то есть. Может поэтому он и набросился на меня в навьем лесу, заточил в пещере у болота. Он учуял человека и подумал, что я это и есть она. Он решил, что я Алена.

У меня в голове что-то начало проясняться.

Может поэтому тот, кого люди прозвали Кощеем, бросался на всех девушек и уводил их в явь? Похищал всех, но ему была нужна лишь одна. Он искал её. Искал среди множества других человеческих женщин.

А затем в моих мыслях всё прояснилось настолько, что я сказала:

— Возможно, мой сон — вымысел. Скорее всего, так и есть.

Я могла видеть собственное прошлое, но не чужое. На этом мои диалоги с собственным мозгом прекратились.

Отдышавшись, я встала с кровати, оглядываясь в пустой комнате. На пол за мной спрыгнул Кинельган и зацарапал когтями по паркету. Кроме нас здесь больше никого не было.

Минуя брошенное изумрудное платье, разложенное на стульях и окна, я направилась в соседнюю комнату, распахнув двери в которую, к счастью, не увидела там костомах. Они по-прежнему не заходили на мою территорию. Расправив на себе воздушное нижнее платье в котором была, я обнаружила, что оно почти не помялось и пошла к зеркалу, посмотреть, в каком виде после кошмарного сна волосы и лицо. Не то, чтобы мне было важно узнать, что я хорошо выгляжу. Нет. Мне нужно было подтверждение, что оно вообще моё. Мне хотелось увидеть там себя, а не другую человеческую девушку с золотистыми длинными кудрями.