Ян молчит, стиснув зубы. Вижу Валентину, Алексея, Гая — бледных и будто виноватых. Опустошённое недвижимое лицо Константина, стоящего на коленях, направленное в пол.

Реакция Яна — то как он двинулся ко мне, когда все остальные, особенно Константин остались на месте — сбивает Чернобога с толку, действительно сбивает. И Чернобог быстро понимает, что ошибся. Я важна не для Константина, а почему-то для Яна. Чернобогу не надо объяснять — он начинает догадываться.

В глазах Смога воспламеняется праведный гнев. Прожекторы больше не светят белым, а отливают оранжевым. Плавно переходя в красный. А затем становятся снова цвета пустоты. Константин больше его не волновал.

— Мне стоило поинтересоваться, чем ты занимаешься в яви всё это время, — процедил Смог, глядя на Яна, и задумчиво хмыкнул: — Значит, человеческая оболочка что-то для тебя значит…

Владыка пекла посмеялся, горько, едко. Угрюмо. А затем в его голосе послышался новый запал энергии, урагана зла.

— Что это? — вопросил он. — Жалость? Негодование из-за того, что пытают твоих питомцев? Порыв знаменитого людского благородства?

— Ничего необычного, — ровным тоном произнёс Ян, храня непоколебимость, защищаясь ею, словно бронёй. — Она просто человек. Оставь её в покое. Девушка невинна и попала сюда случайно. Нет смысла причинять ей вред.

Ян продолжал делать вид, что мы друг другу никто. Ни разу его взгляд не скользнул на меня, обнажая тревогу. У него хорошо получалось управлять своими чувствами и мимикой, но, кажется, отец хорошо его знал. И что-то не давало ему покоя, рождая подозрения.

Смога заинтересовали его слова и его поведение, и желая получить ответ, он мгновенно снова обернулся на меня, вскинул ладонь и моментально сжал её в кулак. Острая боль пронзила моё сердце, непереносимая и жгучая, словно его кулак сжимал его изо всей силы. Боль ползла от сердца к рукам, животу, спине, шее и челюсти, охватывала голову, всю поверхность кожи и глаза. Она ежесекундно усиливалась. Реальность блекла, зрение отказывало — расплывался зал и силуэты. И только слух не отказывался функционировать, я отчётливо слышала свой собственный истошный вопль, переходящий в бесконечно долгий крик, длящийся как мне казалось несколько минут, пока невидимая сила владыки ада безостановочно терзала меня, и ещё, чуть позже я услышала, различила, голос Яна, больше не ровный, не хладнокровный, не безэмоциональный. Этот голос гневно приказывал меня отпустить, а затем, спустя несколько десятков новых волн страданий, обрушившихся на меня, уже просил: «Пожалуйста, прекрати… Пожалуйста… Смог… Хватит».

Когда я распахнула глаза, то увидела Яна стоящим намного ближе ко мне, чем до этого. Однако, он не был рядом. Плащ Смога был слегка воспламенён, но огонь затухал. Как и синие гневные искры мелькающие около Яна, скорее всего направившего на него свою силу. Но безрезультатно. Чернобог снова не дал ему приблизиться ко мне и не дал себя остановить, скорее всего увеличивая моё страдание в ответ на любые действия Яна, как и в прошлый раз. И теперь Ян мог лишь просить его перестать. Чернобог получил то, что хотел, легко и непринуждённо, не прилагая для этого слишком много усилий. И добивался своего: Ян отвечал ему на поставленный вопрос о том, кем я могу являться для него, но без слов, а своими действиями. Они были красноречивы.

Никто из стоящих рядом, из его братьев и сестёр не отреагировал так, как Ян. Делать вид, что ему всё равно, ничего не предпринимать, когда меня пытали на его глазах — не получалось. Ледяная глыба рухнула, на его лице были ярость и сожаление и извинение, таящееся там для меня. Даже сейчас, когда сила Смога покинула моё тело. Ян не мог больше скрывать своё переживание за меня.

Каким-то образом я не умираю прямо сейчас, мне даже удаётся как-то вынести происходящее. Моя рана на бедре липкая, горячая и пульсирующая, всё тело неустанно ноет, охваченное агонией, но я всё ещё жива. Только не знаю, надолго ли. И мне так жаль… Словно я ощущаю вину за то, что ранена, за то, что мне плохо. За то, что я живая и могу чувствовать это страдание. Не хочу, чтобы Ян беспокоился за меня. Не хочу, чтобы видел мои мучения, лишённый возможностей и попыток мне помочь. Не желаю быть его слабым местом перед отцом, стремящимся причинить ему боль.

Ян уже не пытается скрыть эмоции, это бесполезно. Он поднимает голову и прямо, я уверенностью смотрит в глаза своему отцу, и взгляд выражает не обеспокоенность или страх, а сосредоточенность, и даже некий вызов.

Смог отрицательно, в разочаровании, качает головой.

— И что это сейчас было? — хрипло цедит он, и из его горла вырывается короткое раздосадованное рычание.

— Может быть — любовь? — просто отвечает Ян, медленно и плавно произнося эти слова, сощуривая синие глаза. — Любовь к человеку, Смог.

— Какая это может быть любовь, Ян? — вопрошает тот, не доверяя его словам. Догадываясь, что Ян говорит их специально, чтобы разозлить. — Вы не соразмерны. Ты чистокровный дракон. Мой наследник. Ты самое высокомерное, высокородное существо, которое есть во вселенной. Что для тебя может значить просто человек? Ничего. Не для тебя.

Ян коротко, с надменным видом усмехается.

— Нет, не для меня, — качает головой Ян, без удовольствия, но вдруг соглашаясь с отцом.

Не вижу лица Чернобога, но слышу, как скрипят его зубы. Ни то от излишнего напряжения челюсти, ни то от режущей ухмылки — под шлемом не было видно его подлинной реакции. Его дети продолжали молчать. Цмоки и туросики, наполнявшие зал смотрели на своего повелителя, внимая каждому движению. А я смотрела на Яна. Он блефовал, пытался подыграть Чернобогу, заставить его поверить в то, что я ничего не значу ни для него, ни для одного из них. И мне кажется, у него получалось.

Чернобог тронулся с места и направился к Яну ближе. Мой дракон оставался недвижим, а лужа крови подо мной на полу растекалась шире, на что я уже мало обращала внимание.

— Этого мне и стоило от тебя ожидать, ведь ты не твой лишённый чувства собственного достоинства младший брат, — отчеканил Смог, замерев перед Яном, обнажая своё одобрение. Но не смотря на его слова, плотный воздух вокруг него зарябил, словно закипая, будто рядом сгущался, зарождаясь гнев.

— Хотя как раз от тебя… Чего же мне стоило ожидать от тебя? — произнёс Чернобог с деланной задумчивостью.

С каждой новой фразой он повышал голос.

— Если так подумать, Ян, то ты тот, кто первым посеял раздор в нашей семье. Все размолвки всегда начинались с тебя. Ты первым отвёл своих братьев и сестёр в явь, показал им тот поганый мир. Ты первым проникся к людям, полюбил людей. Когда-то у меня были надежды на тебя, не побоюсь этого слова — сын. Ты был моим любимчиком, ты же это знаешь. Я долгое время прощал тебе абсолютно всё, каждое непослушание, каждую оплошность, закрывал глаза на ошибки, оправдывал до последнего. Но ты… Ты тоже пал, не так ли?

Рука в чёрных доспехах взмыла к Яну, и указательный палец словно обвиняющее уткнулся в его грудь. И голос Смога понизился, превратившись в шипение:

— Всего несколько веков назад ты хладнокровно отрёкся от брата, не восприняв его союз со смертной всерьёз, запретив ему быть с ней, отказавшись помочь им сохранить их малодушную любовь.

Если бы на нём не было маски, я бы подумала, что он ухмыляется, потому что его голос был пропитан едким удовольствием.

— А теперь что-то мне подсказывает, что на этот раз ты сам попал в собственную ловушку. Что теперь ты сам на его месте.

Кровь капала из моей ноги, я теряла жизненные силы и способность удерживать равновесие. Рука туросика, у которого я была в заложниках буквально позволяла мне стоять на ногах, не давая упасть. Соображала я плохо, но всё же понимала, что Чернобог преувеличивает масштаб трагедии, сравнимая меня и Яна с Константином и Аленой. Это совсем не одно и то же, и было безрассудством со стороны Яна не поправить его. Однако, я могла предположить, что мой дракон получает своеобразное удовольствие вводя Смога в подобное заблуждение. Что было безрассудством не меньшим. И это наталкивало меня на мысль, что разум Яна к этому моменту уже был не столь холоден, как обычно, а охвачен эмоциями. Неужели это действительно так?