Существо уводит меня от валуна, тянет по направлению к лошадям, к двум другим туросикам, ожидающим нас, и их голоса перемешиваются друг с другом. Красное солнце, чужая кровавая планета, которая виднеется впереди долины то вспыхивает на моих глазах то гаснет — я теряю силы и моё сознание едва ли удерживается в реальности. Не замечаю, как кроме туросиков здесь появляется некто ещё — пекло расплывается, вулканы, горы и магма перемешиваются, кружась в ужасающем водовороте вместе с силуэтами нечисти и костяных лошадей, напоминающих по внешнему виду костомах, и лишь голос пробивается сквозь этот хаос, который заставляет меня найти опору под ногами и не потеряться по мраке, обрушившемся на меня — низкий, потусторонний, прямо сейчас ставший близким мне посреди всего бесконечно чужого, что меня окружает.
Голос Константина раздаётся внутри меня и снаружи. Голос, который говорит туросикам отпустить меня, который приказывает, который угрожает, пока я снова начинаю слышать биение собственного сердца, пока мой взгляд не проясняется. Проходит мгновение — и я его вижу, в самом скверном облике, с рогами и красными прожекторами вместо глаз, со спаленной кожей, с безгубым ртом и оголёнными зубами, которые он плотно стиснул в гневе. Константин и правда был здесь, он реален, он двинулся за мной в пекло, когда, видимо, обнаружил мою пропажу. Он явился сюда, на землю своего отца, который некогда убил собственными руками сперва его возлюбленную, а затем — его самого. И прямо сейчас Константин смотрит на то, как лезвие меча соприкасается с моей шеей. Наши взгляды направлены друг на друга, и мы оба понимаем, что прямо сейчас он не может помочь мне, не может спасти меня. Предприми он хоть что-то — и мне тут же перережут горло.
Меня поднимают ввысь и усаживают на лошадь, на странное создание, спина которого представляет собой сплетённые черные жилы, крылья которого шелестят рядом со мной. Туросик размещается позади меня, ни на секунду не отнимая от моего тела меча, и я безвольно, с сожалением наблюдаю за тем, как тело и руки Константина обматывают цепями, сковывая. Лошади трогаются с места, и мы начинаем двигаться по ущелью долины, вперёд, навстречу таинственному солнцу — по усыпанной драгоценными камнями земле бредут три лошади и пленник, которого ведут за собой на привязи.
Жаркое дуновение ветра, как язык пламени обжигает мою кожу, колышет иссушенные волосы. Ткань чёрного платья кажется сейчас слишком плотной, и я задыхаюсь в нём и словно по-настоящему горю. Земля драконов, детей огня, земля, где расплачиваются за свои страшные деяния души грешников, обречённые на страдания — эта земля не создавалась для того, чтобы на неё ступал человек. Воздух здесь был лишён влаги, душный и жгучий, а температура — была выше, чем в самой знойной пустыне в мире яви. Это земля, где родился и жил Ян. Это его дом, место, где он был хозяином, место, которое полагалось ему по праву. И мне из него было никак не выбраться.
Лошади бредут неспешно, мимо нас проплывают смоляные плещущиеся лужи с кипящими чернилами, горные цепи, вершины которых упираются в багровые низкие тучи; мелькают отвесные скалы и утёсы — местность затянута плотной непрозрачной дымкой, слабо пропускающей очертания алого светила. Когда мы движемся по кромке обрыва — я вижу, как бурлящая клокочущая плазма, из которой оно состоит, капает вниз, в безразмерную бездну, не имеющую конца. В какую-то пропасть, за край земли.
Слышу нарастающий рокот, похожий на гром, и следом за ним раздаётся взрыв. Вспышка яркого света слепит глаза, искры сыплются с неба и приземляются рядом с нами: земная кора, усыпанная блестящими драгоценными минералами горит, словно зажгли сотни свечей — где-то рядом извергся вулкан. Я кашляю от чёрного коптящего дыма, от частичек пепла, падающего с небес, словно снега, покрывающего серой шапкой мои волосы, набивающегося в мои лёгкие. Мои внутренности судорожно сжимаются и болят. Я зажмуриваюсь, продолжаю задыхаться, хлопаю себя по груди, но напор лезвия, его неожиданный укол, предостерегает меня от лишних движений. Вскоре обмякаю, теряя сознание.
Когда прихожу в себя — обнаруживаю, что всё ещё нахожусь верхом на лошади. Меня, грубо обхватив, удерживает туросик, сидящий позади. Пейзаж успевает измениться, равнинная пустошь приходит на смену горам. Но кое-что остаётся прежним — острие меча всё ещё плотно прижато к моему горлу.
Впереди виднеются огни и очертания построек. Среди побрякивания лошадиных копыт о рассыпанные драгоценные камни, я различаю одинокую пару шагов. Константин идёт за нами пешком, его тащат, скованного цепями, как на поводке. Я не вижу его, не могу повернуться, чтобы столкнуться с ним взглядом. Он был дома, но туросики служили Чернобогу, превращая его дом в тюрьму. Раздаётся стон — его издаю не я и не мой новый друг. Стон доносится издалека, со стороны поселения, к которому мы подходим.
Ярким пламенем горит огонь. Поселение похоже на деревню, большую, ни чем не огороженную, где каменные полуразрушенные здания полыхают, словно костры, где угли, рассыпанные по земле, не перестают тлеть. Крики и мольбы о помощи доносятся отовсюду. Я вижу жителей этого места: наблюдаю их, привязанными к столбам, охваченными языками огня, горящими заживо, вижу их, прикованных цепями, с расколотыми черепами, с телами, облитыми горячей запёкшейся кровью и смолой. Вижу повешенных на эшафотах, с передавленными шеями, но барахтающихся в воздухе — вижу вечный момент их удушья. Вижу их тела с оторванными конечностями, словно их откусывали и пожирали чудовища. Вижу их, подвешенными вверх ногами, с распоротыми животами, с вывалившимися внутренностями, живых и чувствующих боль, вижу змей, что ползают по ним и жалят, красных ящериц, пожирающих их плоть. Вижу, как странный жёлтый свет из глаз других туросиков, которые бродили среди них подобно надзирателям, пронзал их насквозь, как лазерным лучом, заставляя неистово кричать. Вижу других существ, человекоподобных, мало чем отличающихся от меня, в алых и чёрных одеяниях, в плащах, с ладонями, охваченными огнём. Они медленно бродят между стонущими обезображенными душами, лежащими ничком. Эти существа переводят на меня взгляд, когда мы проезжаем мимо. Затем переводят его на следующих лошадей, и мне кажется, что все они смотрят на Константина. Раздаётся знакомый звук обратного схлопывания, фиолетовый туман взрывается в воздухе и из него проявляется дракон, с мерцающей словно звёздными переливами чешуёй. Он ревёт, выпуская в небо столб огня, из его ноздрей враждебно вырываются струи горячего пара. Это цмок. Он смотрит на нас, сощурив глаза, но не собирается нам помочь. Этот цмок служит Смогу. Он нам не друг. Впереди, под красным овалом бурлящего светила виднеется высокое здание, в красных туманах и тучах. Мы направляемся туда, оставляя деревню позади.
У подножия широкой лестницы, ведущей в бесконечную высь, туросики спешиваются, спуская с лошади и меня. Я всё ещё под прицелом меча, едва ли могу стоять на ногах, моё сердце бьётся очень медленно, но при этом тяжело и громко, и редкое дыхание не даёт мне возможности полностью осознавать происходящее. Так даже лучше, потому что я не ощущаю в полной мере и страха. Я его вообще почти не ощущаю, словно не понимаю, что мы стоит у входа во дворец в подземном царстве. Он похож на древнюю чёрную пирамиду, упирающуюся острием в небо. Мы стоим у лестницы, которая приведёт меня и Константина куда-то. Неужто прямо в руки к властелину пекла? Может быть, да.
Ступени заливает красный свет. Они не пустынны — туросики и драконы в человеческих сущностях встречают нас здесь, словно стража. Я послушно переставляю ноги, когда меня подталкивают. Иду с полузакрытыми глазами, поднимаюсь вверх, словно для меня это легко, ощущая себя так, словно тяжести и боли больше не существует, словно моя душа наполовину уже покинула физическое тело и парит. Лишь благодарю разум за то, что он будто отключил все мои чувства, отключил мозг от нервных окончаний в моём теле. Где-то позади, по каменной кладке тянется цепь, которой по-прежнему скован Константин. Но не цепь по-настоящему удерживает его, а угроза туросиков моей жизни, сверкающая у горла.
