— Думаю, стоит поставить что-нибудь более современное. С каждым годом классика все меньше интересна вашему поколению. Остановимся на Марио Нашимбене, — заключает Мортиша и осторожно извлекает с полки одну из пластинок. Плавной походкой она приближается к антикварному проигрывателю на высоком лакированном столике и, водрузив виниловый диск на центральную ось, подталкивает иглу.
Гостиную заполняет характерный треск, а спустя несколько мгновений — тягуче-медленные переливы мелодии. Ксавье никогда прежде не слышал подобную музыку, но бархатный голос певца приходится ему по душе. Звенящая тишина вокруг отступает, растворяясь в болезненно-великолепном звучании пластинки, и он немного расслабляется.
Возможно, однажды ему даже удастся привыкнуть к странному ощущению, словно он попал в старый черно-белый фильм.
— А теперь прошу разделить с нами трапезу, — не прекращая загадочно улыбаться, мать Уэнсдэй первой проходит в направлении столовой, шурша юбками длинного платья.
— Почему ты не предупредила меня, что нужно взять с собой как минимум смокинг? — на уровне едва различимого шепота произносит Ксавье, склонившись к младшей Аддамс. На долю секунды губы случайно задевают ее висок, и все его тело будто пронзает мощнейший электрический разряд. Он чувствует, как по спине проходит волна мурашек и предпринимает робкую попытку коснуться ее тончайшего запястья. Уэнсдэй поджимает губы и абсолютно равнодушно отстраняется, направляясь вслед за матерью.
Ксавье тяжело вздыхает, чувствуя горький привкус несбывшихся надежд.
Чудовищно обидный парадокс — можно считать, что их называемые отношения перешли на новый уровень, но здесь она оберегает личные границы с ещё большим рвением, нежели в Неверморе.
Похоже, будет чудом удостоиться хоть одного-единственного поцелуя, не говоря уж о чем-то большем.
Вопреки его ожиданиям, на длинном обеденном столе из дубового массива стоят совершенно привычные для завтрака блюда. Поджаренные тосты с вишнёвым вареньем, омлет с беконом и томатами, свежие овощи, нарезанные тонкими ломтиками. Внутренне Ксавье был готов увидеть что угодно, начиная от сырого мяса и заканчивая могильными червями… Теперь он чувствует небольшое облегчение. Несмотря на психоделическую обстановку поместья, это хотя бы отдаленно напоминает обычный завтрак обычного семейства.
Вокруг снуют служанки, разливая по стаканам свежевыжатый сок и подкладывая всем на колени белоснежные тканевые салфетки. В доме Торпов тоже есть прислуга, но никогда прежде Ксавье не видел подобной вышколенности. Он снова ощущает жуткий дискомфорт и утыкается взглядом в тарелку.
— Не стесняйся, дорогой, — миссис Аддамс явно обладает куда большей эмпатией, нежели ее убийственно-серьёзная дочь. Ксавье отвечает благодарной улыбкой и принимается аккуратно нарезать омлет. Сейчас он чертовски признателен отцу за постоянные светские приемы в доме Торпов, из-за которых Ксавье был вынужден научиться столовому этикету.
— И правда, не стоит волноваться, — ободряюще произносит Гомес, отсалютовав ему стаканом апельсинового сока. — Скажи лучше, как тебе наш дом?
— Ну… — Ксавье запинается, пытаясь быстро подобрать подходящие слова и чувствуя, как к щекам подступает румянец. — Очень красивый. Правда, немного напоминает декорации к фильму ужасов, но…
— О, это кошмарно великолепная похвала! — Мортиша снова расплывается в улыбке. — А чем занимаются твои родители, дорогой?
— Мама умерла, когда мне было одиннадцать. А отец… Винсент Торп, он известный экстрасенс, не знаю, слышали ли вы…
— Конечно, да! — до сих пор молчавший Пагсли внезапно оживляется. Его рука, держащая тост, останавливается на полпути ко рту, и вишнёвое варенье капает на белоснежную скатерть. Одна из служанок молниеносно бросается с салфеткой, но младший брат Уэнсдэй небрежно отмахивается от неё, словно отгоняя жужжащее насекомое, и вдохновенно продолжает. — Я смотрел все его шоу, это офигительно круто! А ты достанешь его автограф?
— Пагсли, впредь не выражайся за столом, ты ведёшь себя неподобающе, — миссис Аддамс ласково, но твёрдо одергивает сына, и тот покорно умолкает. Уэнсдэй одаривает брата коротким взглядом, в котором отчётливо сквозит неприкрытое злорадство. Тот весь как-то сжимается, и Ксавье невольно испытывает нечто похожее на сочувствие.
— Ничего страшного… — спешит сказать он. — Я попрошу отца, и он пришлёт тебе открытку с автографом.
— Это все неважно, — в разговор вступает мистер Аддамс, сидящий во главе стола. — Наша маленькая тучка до жути скрытная. Поэтому лучше расскажи, как давно вы встречаетесь?
Лицо Уэнсдэй приобретает неописуемое выражение.
Она слишком сильно давит на нож, разрезая ломтик бекона, и стальное лезвие неприятно скрипит по тарелке.
Ксавье снова теряется, не зная, что ответить и неуверенно смотрит в сторону Уэнсдэй. Но та не поднимает взгляда, с неприкрытым раздражением уставившись в стол и разделывая бекон с таким видом, будто препарирует труп. Ксавье нервно сглатывает. Ему бы совсем не хотелось, чтобы ее тонкие руки сомкнулись на его горле. Допустить оплошность сравнимо с риском для жизни.
— Как сказать… — он переводит дыхание, собираясь с мыслями, и неуверенно продолжает. — Мы мало обсуждали… наши отношения.
— У. Нас. Нет. Никаких. Отношений, — жестко чеканит Уэнсдэй, наконец подняв леденящий взгляд. Пагсли отчего-то хихикает, и молниеносным движением Аддамс вонзает нож в столешницу аккурат между пальцев младшего брата. Ксавье вздрагивает, уставившись на торчащее из стола лезвие расширенными глазами, но остальные члены семейства сохраняют непроницаемое спокойствие, словно произошедшее — абсолютно в порядке вещей.
Пожалуй, он недостаточно серьезно относился к ее рассказам о пристрастии к пыткам.
Гомес добродушно смеётся.
— Наша Уэнсди всегда была скора на расправы, — мистер Аддамс разводит руками и пальцем подзывает служанку. Явно нервничая, та осторожно извлекает из деревянной поверхности нож и спешит быстро ретироваться.
— Не называй меня Уэнсди, — едко огрызается младшая Аддамс, едва заметно скривив вишневые губы.
— Не будь такой суровой, мой маленький скорпиончик… — Гомес продолжает улыбаться, не обращая никакого внимания на резкий тон дочери, и снова переводит взгляд на Ксавье. — Какие у вас планы после окончания школы? Ты, кажется, живешь в Литл-Роке? Уэнсди не любит городской шум, поэтому после свадьбы вы можете пожить у нас.
Ксавье закашливается, поперхнувшись соком.
Уэнсдэй закатывает глаза и сжимает вилку с такой силой, что костяшки тонких пальцев становятся совсем белыми.
Пагсли снова ехидно ухмыляется, не опасаясь отмщения, ведь ножа в руках сестры больше нет.
Немая сцена затягивается, становясь гнетущей.
К счастью, на выручку приходит Мортиша.
— Любовь моя, я думаю, не стоит торопиться с такими разговорами. Дети так молоды… — она с нежностью смотрит на Ксавье и переводит мягкий взор глубоких глаз на дочь. Судя по виду Уэнсдэй, та обдумывает план мучительного убийства всех окружающих.
— Это все глупости, зачем тянуть? — упрямо возражает Гомес. — Мы с тобой поженились сразу после окончания академии, и каждый день с тех пор был до жути счастливым.
— О, тьма очей моих… — Мортиша грациозным жестом протягивает руку к мужу, и тот с жаром осыпает бледную ладонь поцелуями.
Не зная, куда себя деть, и уже в который раз за утро ощущая чудовищную неловкость, Ксавье ерзает на стуле. Он старается незаметно привлечь внимание Уэнсдэй, но та остается безразличной к его попыткам. Опустившись чуть ниже, он легонько пихает носком ботинка ее ногу. Аддамс наконец поднимает глаза, и их взгляды встречаются — острая чернота обсидиана против мягкой зелени с карим отливом. Ксавье пытается улыбнуться ей, хоть и знает, что нет смысла ожидать взаимности.
