— После первого секса ты посадила меня за решетку, — с беззлобной иронией напоминает Ксавье. — Вряд ли тебе удастся это переплюнуть.

— Ты плохо меня знаешь, раз утверждаешь такое.

— Я уже говорил это и повторю снова. Я готов рискнуть.

Свободной рукой он тянется к ее лицу, проводя по мертвенно-бледной щеке и задевая пальцем уголок губ. Она не отстраняется. Кожа мгновенно вспыхивает под его прикосновениями. Но вместе с уже привычным ноющим спазмом внизу живота она ощущает странное тепло, разливающееся по всему телу и сосредоточившееся где-то в глубине грудной клетки.

Accidenti.{?}[Черт (итал.)]

Это похоже на капкан, из которого не выбраться. Или на бескрайний Тихий океан, в котором на многие километры — ни единого клочка спасительной земли.

Что поделать. Если не хочешь тонуть, придется научиться плавать.

Пожалуй, начать стоить прямо сейчас.

— Никакой свадьбы после школы. И вообще никогда. Даже если мои родители начнут пытать тебя каленым железом, — безапелляционно припечатывает Уэнсдэй, смерив его высокомерно-холодным взглядом.

— Хорошо, хорошо… Обещаю, — отпустив ее ладонь, Ксавье поднимает руки перед собой в примирительном жесте, и Аддамс немного смягчается. Совсем немного.

— И мы не будем ходить на свидания и постоянно держаться за руки, как это свойственно всем глупым парочкам.

— Значит, мы все-таки можем называться парой? — разумеется, из всей длинной фразы он вычленил только это. Уэнсдэй машинально закатывает глаза, но скорее изображает раздражение, нежели испытывает его на самом деле.

— Ты правда заставишь меня сказать это вслух?

— Именно.

У Аддамс возникает стойкое ощущение дежавю.

Когда-то у них уже был подобный диалог — тогда она была вынуждена пригласить его на бал, чтобы сохранить расследование в тайне. Теперь все иначе. Теперь она делает это добровольно. Уэнсдэй невольно задается вопросом, как бы она поступила, если бы вдруг появилась возможность изменить прошлое. И приходит к неутешительному выводу, что предпочла бы оставить все как есть.

— Да, мы можем называться парой. Наслаждайся, — она слишком раздосадована, чтобы сказать об этом без ядовитого сарказма.

Вот только яд не действует.

Широкая сияющая улыбка озаряет лицо Ксавье, и он самым наглым образом нарушает все возможные личные границы, притягивая ее к себе. Уэнсдэй недовольно возится в кольце его рук, пытаясь освободиться. Но, откровенно говоря, она не особо старается.

Проклятое тепло в грудной клетке не утихает, заставляя ее смириться с неизбежностью, ужасной и прекрасной одновременно.

— Несчастливого Рождества, Аддамс, — шепчет Ксавье, уткнувшись носом в ее макушку.

— Несчастливого Рождества, — тихо повторяет Уэнсдэй, прежде чем поднять голову и потянуться к его губам.

the end?