Мышцы внутри сиюминутно отзываются тянущей пульсацией, требовательно сжимаясь вокруг пустоты — и нижнее бельё мгновенно становится влажным.

Не желая тратить драгоценное время на бессмысленные предварительные ласки, она быстро расстёгивает пряжку ремня на джинсах Ксавье и запускает тонкую руку внутрь. Скользит ладонью вдоль напряжённого члена, задевает пальцами чувствительную головку — с его губ срывается низкий приглушённый стон.

А в следующую секунду расстановка сил стремительно меняется.

Ксавье резко опрокидывает её спиной на постель и нависает сверху — окончательно теряя контроль над собой, Уэнсдэй нетерпеливо извивается всем телом, подаётся бедрами ему навстречу, прижимается грудью к обнажённому торсу. Жгучее возбуждение плавит привычную холодность, заставляя её дрожать от желания поскорее ощутить в себе твёрдый член.

Он осыпает хаотичными быстрыми поцелуями её лицо, шею, ключицы… Местами грубо прикусывает зубами разгорячённую кожу, оставляя мелкие созвездия лиловых синяков.

Аддамс катастрофически не хватает дыхания, чтобы возразить против этих собственнических замашек. Но удержаться от маленькой мести она не в силах — бледные пальцы с заострёнными чёрными ногтями впиваются ему в спину, безжалостно раздирая кожу до кровавых царапин.

— Черт, какая ты горячая… — банальный пошловатый комментарий режет слух, но прямо сейчас ей тотально наплевать на любые слова.

Пусть говорит, что угодно.

Только бы не останавливался.

Уэнсдэй прикрывает глаза, концентрируясь на невозможно ярких ощущениях — по артериям словно бежит жидкий огонь, а каждое нервное окончание становится оголённым проводом под смертоносным напряжением. Требовательная пульсация мышц становится невыносимой.

Нижнее бельё давно промокло насквозь, и обжигающая влага стекает по разведённым бёдрам, пачкая светлое покрывало.

Возбуждение туманит мозг и отключает разум — словно сквозь плотный слой ваты она слышит звон пряжки ремня и шелест фольги от презерватива. А в следующую секунду чувствует, как его пальцы отодвигают в сторону мокрую полоску нижнего белья.

А сразу после — первый грубый толчок.

Восхитительное ощущение наполненности срывает с вишневых губ приглушённый стон.

Ксавье мгновенно ускоряет темп движений, погружаясь в неё в жёстком быстром ритме.

Импульсы удовольствия растекаются по всему телу жаркими волнами — Аддамс настолько распалена, что это не займёт много времени.

Острые ногти раз за разом впиваются в его спину, оставляя глубокие следы в форме полумесяцев. Подушечками пальцев она чувствует бисеринки тёплой липкой крови.

Это одуряюще приятно.

Закусив губу в попытках сдержать стоны, она подаётся бедрами ему навстречу и шире раздвигает ноги — угол проникновения меняется, интенсивность ощущений возрастает.

Она настолько мокрая, что с каждым толчком раздаётся характерный пошлый звук.

Он вколачивается сильнее и глубже, погружаясь по самое основание — каждое движение пронзает током неистово пульсирующие мышцы.

Отчаянно желая приблизить момент долгожданной разрядки, Уэнсдэй опускает руку между ног и касается набухшего клитора. Грубые толчки в сочетании с прямой стимуляцией отзываются во всём теле сокрушительным импульсом удовольствия — и через пару минут оргазм накрывает её с головой. С искусанных губ срывается громкий стон, едва не переходящий в крик, а мышцы внутри трепетно сжимаются, обхватывая его член плотным кольцом.

Ксавье делает ещё несколько жёстких размашистых толчков — и замирает с глухим низким стоном, полностью погрузившись в неё.

Аддамс выжидает секунд тридцать, чтобы унять тахикардичное сердцебиение, а потом решительно отталкивает его и принимает сидячее положение, осматриваясь в поисках своей одежды. Он откидывается на подушки, закинув руки за голову, и внимательно следит за её движениями из-под полуопущенных ресниц.

— Черт… Детка, это было потрясно, — судя по интонации, Ксавье улыбается.

— Не называй меня детка, — холодно отрезает Уэнсдэй, машинально закатив глаза.

— Ты так и не сказала, как тебя зовут.

— И не скажу.

Отыскав глазами брошенное на пол платье, она поднимается на ноги и быстро одевается. Приходится повозиться с заевшей молнией — но Аддамс не намерена опускаться до просьбы о помощи. Им больше не о чем разговаривать.

Отныне этот парень со странным именем — навсегда пройденный этап. Приятная, но абсолютно незначительная связь.

— Оставишь свой телефон? — его самонадеянность заслуживает уважения. И одновременно чертовски раздражает.

— Не в этой жизни.

Ей наконец удаётся застегнуть платье.

Наспех поправив высокий хвост, Уэнсдэй быстро покидает спальню и спускается вниз.

Энид обнаруживается на диване — сидя на коленях у парня в нелепой шапке, блондинка сливается с ним в продолжительном поцелуе под дружный свист толпы.

Мерзковатое зрелище.

— Поехали домой, — Аддамс грубо перехватывает её локоть и резко дёргает на себя, отчего Синклер испуганно взвизгивает и едва не падает.

— Где ты была? — немного обиженно спрашивает соседка, надув губы и глядя на неё совершенно пьяными глазами. — Я тебя везде искала.

— Неважно. Нам пора.

Разумеется, незапланированная ночная вылазка не прошла даром — следующим утром Уэнсдэй с поистине титаническим трудом отрывает голову от подушки.

Энид повезло больше — вместо первой лекции у неё окно, и счастливая блондинка продолжает видеть десятый сон, обнимая обеими руками омерзительного плюшевого медведя.

Аддамс едва подавляет желание запустить в неё чем-нибудь тяжёлым, но заметать следы преступления абсолютно нет времени.

Наспех приняв душ и не успев даже выпить кофе, она покидает общежитие, на ходу сверяясь с расписанием. Очевидно, его составлял непроходимый идиот — Уэнсдэй не имеет ни малейшего представления, на кой черт история искусств входит в обязательный список предметов на факультете филологии и английской литературы.

Необъяснимый парадокс.

Благо, нужный корпус расположен совсем неподалёку от общежития ZETA — начинать первый учебный день с опоздания совсем не хочется.

Впрочем, преподаватели Гарварда явно не отличаются элементарной пунктуальностью.

Когда Аддамс входит в аудиторию, до отказа забитую студентами — и кто бы мог подумать, что чушь вроде истории искусств может быть такой популярной — массивный стол перед огромной доской оказывается пуст.

Она окидывает просторное помещение пристальным немигающим взглядом.

Свободных мест практически нет, если не считать самых дальних рядов.

Впрочем, плевать.

Так даже лучше.

Поднявшись по широким ступеням на самый верх аудитории, Уэнсдэй принимается аккуратно раскладывать на столе тетрадь с мягкой обложкой из чёрной кожи и изрядно потрёпанный учебник из местной библиотеки.

Негромко хлопает входная дверь, и мгновенно воцаряется звенящая тишина — очевидно, опоздавший профессор наконец соизволил почтить своим присутствием занудную лекцию.

Аддамс не поднимает головы, продолжая выкладывать на парту письменные принадлежности.

— Прошу прощения за опоздание, — голос преподавателя отчего-то кажется ей смутно знакомым. Странно. А следующая фраза разом вышибает весь воздух из лёгких. — Меня зовут Ксавье Торп, и весь следующий семестр я буду вести у вас историю искусств. Надеюсь, мы все чудесно проведём это время.