Серьезным препятствием к установке такого «разумного древа», которое рекомендовало непосредственное обращение к Богу (подразумевалось — без духовенства) являлось наличие владыки Моисея, прославившегося гонением на еретиков.

Неожиданный уход Моисея (вторичный) устранял это препятствие и стригольники Софийской стороны получили большую свободу действий и могли выступить публично со своей мудрой и изощренной композицией, к которой было трудно придраться с формальной канонической стороны — каждая мысль, каждая аллегория имела опору в евангельских или ветхозаветных текстах. Недаром в точном центре «древа» находится раскрытая книга, источник мудрости.

Если это допущение будет принято, то следует учесть, что у Якова Федосова был очень небольшой промежуток времени для изготовления огромного резного и расписанного креста: от 25 января (уход Моисея в день своих именин) до 22 февраля (суббота первой великопостной недели) был неполный месяц. Если на резьбу основы, которую мы видим в настоящее время, отвести десять — двенадцать дней, то на роспись каждого медальона придется в среднем по одному дню.

Мастеру (а вероятнее, мастерам) приходилось торопиться. Быть может, именно по причине обусловленной спешки из 18 требовавшихся резных надписей было выполнено всего лишь 5. Никакой логичности в отборе надписей нет.

Козьма и Демьян подписаны,

Герасим в пустыне подписан,

Самсон Столпник подписан,

Флор и Лавр — нет,

Илья пророк — нет,

Безымянный столпник — нет.

Только поспешностью работы можно объяснить такую неоправданную неполноправность. Резными надписями, требовавшими кропотливой работы, не было подписано 13 верхних медальонов, где подписи могли быть сделаны красками. К сожалению, обновители креста в XVI в. содрали весь красочный слой XIV в. и расписали его заново.

Стоит отметить, что если Яков Федосов торопился завершить свое «древо» ко дню Федора Тирона, то понятно, почему с подписания именно федоровского цикла он и начал. Здесь обозначены резными надписями и архангел Михаил, и Федор, убивающий Змея у «кладезя» и освобождение матери Федора:

Особое внимание Якова Федосова к циклу литературных и фольклорных змееборческих сказаний о Федоре Тироне не подлежит сомнению, но в системе всех аллегорических сюжетов «разумного древа» мы должны здесь, как и в других случаях, усматривать более глубокий, символический смысл.

В 1980 г. Людогощинскому кресту посвятил небольшой раздел своей книги «От символа к реальности» Г.К. Вагнер[194]. Г.К. Вагнер, как В.Н. Лазарев и Н.Е. Мнева, допускает, что крест 1359 г. связан с новгородской усобицей, но не углубляется в эту тему. Он сокращает перечень предполагаемых заказчиков креста до двух новгородских бояр — Георгия и Федора.

Содержанием креста с его 18 медальонами автор считает изображение микрокосма, где земная, человеческая часть представлена «особо любимыми новгородцами святыми» (с. 131). Однако здесь сразу же возникает ряд сомнений: почему нет Бориса и Глеба, Петра и Павла, Николы, которому посвящались специальные новгородские «братчины Никольщины», Софии, патронессы города, и др.? Небесная же часть Вселенной представлена, по мысли Вагнера, неким своеобразным деисусом «в чрезвычайно развернутом виде» (с. 128)[195]:

Это предположение встречает резкое несогласие. Деисус в его минимальном составе на Людогощинском кресте есть и занимает на нем срединное положение: в центре Иисус на троне; богородица «одесную» (влево от зрителя) и Иоанн Предтеча по левую руку, вправо от зрителя. Это четко замкнутый сюжет с минимальным числом персонажей. Медальоны по краям той горизонтали, которая продолжает линию деисуса (Илья на левом краю и Федор Тирон на правом) по своему содержанию никогда с деисусным рядом не связывались. Г.К. Вагнер и не строит свой предполагаемый деисус из одного горизонтального ряда, а произвольно привлекает в него медальоны из разных участков креста: и из вертикали (Флор и Лавр, Козьма и Демьян), и из разных мест периферийного окаймления: архангел из композиции с Федором Тироном, Симеон Столпник из далеко отстоящего медальона нижнего ряда; последнего святого, находящегося на «столпе», особенно трудно представить себе в ряду других персонажей предстоящих Иисусу (рис. 13).

Вызывает недоумение и другое: автор искусственно разъединил парные изображения таких святых, как Флор и Лавр, Козьма и Демьян. Вырезая этих святых на своем кресте попарно в одном медальоне, Яков Федосов определенно показал, что они предназначались не для деисусного чина, строившегося всегда на основе полной симметрии. В деисусе Вагнера (с. 128) симметрия нарушена и в другом отношении: по правую руку от Иисуса Христа — пять персонажей, а по левую — только четыре (см. схему).

Еще более искусственным мне представляется его «мысленный деисусный ряд» (с. 128), тоже набранный из разных мест Людогощинского креста (см. схему):

Наш крупный искусствовед, обогативший науку рядом ярких работ, и сам ощущал неубедительность своего построения. «Я не собираюсь настаивать, — пишет Г.К. Вагнер, — на том, что заказчики Людогощинского креста и его мастер Яков сын Федосов имели подобный замысел» (с. 128).

Итак, две попытки разгадать смысл сложного людогощинского комплекса, предпринятые В.Н. Лазаревым, Н.Е. Мневой и Г.К. Вагнером, не приблизили нас к пониманию общей идеи этого произведения, которому нарочито придана оригинальная форма райского «древа познания добра и зла», отягощенного плодами, делающими людей мудрыми и просвещенными. Назидательность, учительность, направленность пастырского руководства остались невыявленными.

Признание креста Якова Федосова памятным вкладом группы людогощинских уличан, уцелевших от сечи во время новгородского мятежа, возможно лишь при условии, если источниковедчески будет доказана предполагавшаяся ранее хронологическая первичность мятежа 1360 г. по отношению к кресту с несомненной датой — 1359 год. Но даже и в случае перестановки дат мы из гипотезы Лазарева-Мневой извлечем всего лишь имена каких-то жителей Людогощей улицы; связь с мятежом совершенно не документирована пространной надписью Якова Федосова, писавшего не о напастях, а о мирной жизни горожан, молящихся Христу чистым сердцем.

Гипотеза Г.К. Вагнера об отражении макрокосма в микрокосме Людогощинского креста в своей общей форме возражений не может вызывать, ведь любая икона подразумевает понятие Человечества, обращающегося к той или иной части небесных сил Вселенной, топографически (в представлении религиозных людей) размещенных вне Земли, в бесконечности небесного пространства. Но произведенная этим автором группировка всех изображений в два асимметричных (10 и 8 фигур) деисуса совершенно не раскрывает ни содержания, ни смысла этих произвольно набранных из разных частей креста комплексов. При таком механическом разделении почти всех (в эти деисусы не входит сцена распятия и столпник в навершии креста) изображений остается нераскрытым принцип их деления и религиозно-символический смысл как отдельных частей изделия Якова Федосова, так и всего креста в целом.

«Плоды» «разумного древа» при первом взгляде кажутся бессистемно разбросанными по всей его увитой резным растительным декором «кроне». Нам необходимо выяснить, была ли в размещении 18 медальонов какая-либо система, или такая задача вообще не ставилась художником.