Гастон понуро смотрел на рыжие локоны, брат Бернар сквозь сигарету читал молитву. Мимо французов проезжали машины, шли женщины с сумками, на великах катили дети, радуясь, что нет тревоги и можно выбраться из подвала.

– На раскопе обычно сначала появляется рука, потом голова. И пальцы сложены то так, то эдак. Иногда крепко сжаты. Всегда по-разному. Один старик мне большой палец показал, типа молодец, что меня откопал, а бабка его фак под нос сунула. Кто-то кулаком грозил. Сначала я думал, что покойники хотят мне поведать нечто суперважное на языке глухонемых, потом понял, что это Господь их посмертным жестом со мной разговаривает. Правда, пока мало что понимаю[8]. Но это не беда. Главное, что Бог вышел со мной на связь. Именно для этого я приехал в Украину. Я на верном пути.

Брат Бернар щёлкнул на мобильный руку с очень приличным маникюром и обручальным кольцом.

– У меня их уже несколько десятков, целый альбом.

– Вернёшься с войны, сделаешь крутую выставку в модной галерее.

– Хорошая идея. Если вернусь.

– У тебя плохое предчувствие?

– Гастон, эта война затягивается. Многие гибнут, и я не уверен, что выживу. Раньше побаивался смерти, а сейчас, выкапывая мертвецов из-под завалов, из сделанных наскоро братских могил, ощутил прилив душевных сил и некоторый покой. Как можно бояться собственной смерти, когда стряхиваешь землю с посиневшей кудрявой девочки? Меня настигло не бесчувствие, а, наоборот, некая полнота чувств и ощущений, уверенность в том, что есть высшая правда. Происходящее столь ужасно, что не может быть бессмысленным. Всё это не просто так, мой друг, однажды я пойму, о чём говорят эти руки, что именно хочет донести до меня Господь… А самое страшное – это молчащие руки.

– Как они молчат?

– Красноречиво. Попадаются руки, связанные за спиной. Они так оглушительно молчат, что я теряю сознание. Ну ладно. Спасибо, что помог. Тебя, наверно, заждались бойцы. Чем ты их кормишь?

– Гречкой. Правда, они её уже видеть не могут, а я готов есть бесконечно. Мне нравится её ореховый вкус. Надо правильно готовить, не разваривать. А ты чем тут питаешься?

– Ем что дадут. Проголодаюсь – иду к женщинам, они всегда кормят: кофе растворимый, суп. Мне нормально. Не до разносолов.

– А я, знаешь ли, повёрнут на еде. Мне здесь, на линии фронта, отлично – адреналин, чувство собственной значимости. Но не хватает устриц и молитерно – это сыр с трюфелем, я его дома во Франции по утрам с кофе по маленьким кусочкам рассасывал. Смотри, к нам идут.

Приехали «сотрудники», принялись быстро разбрасывать кирпичи. Достали несколько трупов. Гастон пожал руку капуцину и погнал из Щебёнкино кормить своих камрадов.

Гастон, как обычно, нарисовался под Воробьиной горой, на руинах Фёдоровки, ранним утром. В роще пели птицы. Славик спал в своей «могиле» с томиками Бирса и Буццати на могучей груди. За завтраком, выгребая гречку из красной туристской миски, делился соображениями насчёт «Татарской пустыни»:

– Это мощная метафора всей нашей жизни. В мирное время человек с утра до вечера занимается чем-то незначительным, несерьёзным, решает потихоньку мелкие проблемы, крутится в бытовухе, как в панировке, но при этом трепетно ждёт, когда же наступит тот самый, решительный, наиважнейший момент, к которому нас готовили небеса. Ждёт, но ничего не происходит. Отвлекается, потихоньку расслабляется, хотя тревожные огоньки перемигивались в темноте, и вдруг – бах, как обухом по голове.

– Ты про смерть? – спросил кто-то из бойцов.

– Для кого-то это смерть, для кого-то внезапно нагрянувшая любовь. У Буццати в крепости на краю бесконечной пустыни гарнизон поджидает опасного врага. Но того всё нет. Проходят дни, месяцы, годы – и тишина… Никого. Ничего. Ожидание становится невыносимым, и у лейтенанта Дрого едет крыша. У всех едет. И когда наконец появляется враг, некому дать отпор – все чокнулись и разъехались.

– Намекаешь? – Командир Серёга хлебнул кофе и вытер усы. – Ну и кто у нас чокнулся? Кто разъехался?

– Пока всё хорошо, но вот затишье нервирует. Ночью в моей яме Сеть появилась, посмотрел кино. Идеальный фильм, звёздный состав. Серёга, я тебе ссылку пошлю.

– Да смотрел я. А ты знаешь, что смартфоны в зоне боевых действий запрещены?

– Это только вчера. Обычно я в церкви кино смотрю, там благодать сигнал не пропускает. А в нычке, если приспичит поиграть, отвлечься, симку вытаскиваю, авиарежим включаю.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.