– Когда это произошло? – с трудом выдавил из себя Александр.

– Сегодня около семи утра. Что с вами, Александр? На вас лица нет. – Вера Ивановна схватила пузырек с валерьянкой. – Сейчас я вам накапаю.

– Не нужно, Вера Ивановна. Валерьянка не поможет. Скажите, а адреса или телефона этого Игоря у вас нет?

– Нет. Когда Варвара Яковлевна увела Галю, я сообразила, что надо бы у нее спросить хотя бы его телефон. Думала сделать это, когда она зайдет ко мне попрощаться. Но она не зашла. Все произошло очень быстро, потому что, кажется, было тщательно продумано и подготовлено.

– Вы сохранили Галину записку?

– Да, вот она. – Вера Ивановна достала из лежавшей на книгах папки сложенный вчетверо листочек бумаги и протянула его Александру. – Когда они уехали, я прочитала ее… Давно так не плакала.

Александр развернул листочек. В нем неровными, написанными явно в спешке словами было: «…Саша, любимый! Что бы со мной ни случилось, знай, что я любила только тебя и никого…» На последнем слове записка обрывалась.

– Бедная девочка! Она, видимо, хотела написать «и никого больше», но не успела. – Вера Ивановна вырвала из блокнота лист, что-то написала в нем и протянула Александру. – Здесь мой адрес и телефоны, домашний и рабочий. Я завуч седьмой английской средней школы, на пенсии, но работаю. Можете, если понадобится, найти меня там, в школе. И на всякий случай дайте свой адрес. Вдруг что-то прояснится. Я тут же вам сообщу. – И уже прощаясь с Александром, негромко сказала: – Передайте, если это удобно, привет вашей маме. Представляю, как она будет переживать обо всем, что произошло. Галя к ней очень привязалась, я знаю. Думаю, и ваша мама тоже ее полюбила».

В ближайшем гастрономе Александр купил бутылку водки и плитку шоколада. Полная, средних лет продавщица, отбивая чек, удивилась:

– Водка с шоколадом? Пойдет ли?

– Пойдет, – грустно усмехнулся он. – Сейчас мне все равно – хоть водку заедать шоколадом, хоть шоколад запивать водкой.

В трамвае по дороге домой он попытался осмыслить то, что произошло. Но в голове была сплошная путаница, воображение рисовало жуткие сцены похищения Гали, вызывая чувство ненависти к похитителям и непреодолимое желание им мстить.

Не доехав до своих Верхних Муллов пары остановок, Александр вышел из трамвая и зашагал в сторону леса. Там он отыскал поляну, на которой они совсем недавно втроем отдыхали, присел на ствол поваленной березы и, распечатав бутылку, сделал несколько больших глотков. Водка была теплой и противной. Он хотел вылить остатки, но, подумав, поставил бутылку на землю. «Кому-то повезет, если забредет сюда», – мелькнула мысль. Вспомнив о шоколаде, он достал размякшую плитку и, отломив несколько долек, положил их в рот. «А что? Хорошая закуска – шоколад. Как-нибудь скажу об этом той толстой тете, чтобы знала. Вот пойду к Гале в гости и по пути зайду. Нет, лучше мы зайдем к ней вместе вдвоем. Пусть увидит, какие мы счастливые. Но водку покупать у нее не будем. От нее только противный запах и никакого удовольствия. Хотя нет. Как это никакого удовольствия? Вот я же с удовольствием разговариваю с собой. И мне от этого хорошо. Теперь всем буду говорить, как легко человеку, если он выпьет». Затуманенный алкоголем мозг продолжал диктовать все новую чушь. Где-то там, в подсознании витала мысль, что он уже пьян, что больше пить нельзя. Но пришедшее вместе с опьянением чувство облегчения заставило его снова взять в руки бутылку…

Очнулся он вечером, когда солнце уже скрылось за лесом. Александр лежал на траве. Рядом валялась пустая бутылка. «Водка вылилась или я ее всю выпил? – Александр с отвращением отбросил бутылку в кусты и осмотрелся. Сказочно яркая, цветущая поляна вдруг показалась выцветшей, поблекшей. – Будто ей стыдно за меня. – Он последний раз обвел взглядом окружавшие поляну березки и кустики. – Обещаю вам, нет, даже клянусь, что приду сюда снова. Появлюсь совсем другим и обязательно с Галей. А пока простите меня…» Он чуть склонил голову и медленно побрел в сторону дома.

Сидевшую возле калитки маму Александр заметил еще издали, как только вышел из леса. Нина Михайловна тоже увидела его и, поднявшись со скамьи, на которой сидела, быстро пошла навстречу. Приблизившись к нему, почувствовала запах спиртного.

– Это с какой стати? На радостях? И почему без Гали? Уж не заболела ли она, перекупавшись?

– Все гораздо хуже, мама. Дай дойти до дома, там все расскажу. – Они вошли в дом, сели на кухне.

– Ну, говори, слушаю. Хотя ты, по-моему, еще не протрезвел до конца, – Нина Михайловна внимательно посмотрела на сына, сидевшего напротив за кухонным столом. – Может быть, тебе стоит проспаться? Отложим разговор?

– Сейчас я самый трезвый человек на свете. Так вот, мама, и не надо из меня делать пьяницу. А теперь о Гале. Все, нет ее больше.

– Как это нет? Что за загадки?

– Какие загадки, мама? Повторяю: нет больше нашей Гали! Увезли ее в Горький сегодня рано утром. Прилетел этот Игорь, ее жених, и увез.

– Господи! Скажи, что это неправда. Что ты, не знаю… пошутил, что ли. Ну не может этого быть, не может! – Нина Михайловна растерянно смотрела на сына, явно дожидаясь, что он признается в своей шутке. И не дождавшись, опустилась на колени перед иконой. – Господи Иисусе Христе, сыне Божьей! За что ты нас так наказал? Отнял у нас это солнышко, как же нам теперь без нее жить? Ведь, считай, родная она нам стала, – последние слова Нина Михайловна проговорила рыдая. Позже, уже лежа в кровати, куда ее уложил Александр, она пыталась расспросить его о том, как похитили Галю, но едва он начинал рассказывать, она снова начинала плакать.

Утром, опухшая от слез, она молча, не перебивая, выслушала рассказ сына. Потом, чуть заметно шевеля губами, про себя прочитала записку Гали. Погладила ее рукой и тихо проговорила:

– Бедная девочка. Ведь она даже не знает нашего адреса. Значит, и написать нам не сможет. Так хочется на нее посмотреть! А у нас нет даже хоть какой-нибудь ее фотографии. Как же мы могли это допустить? А ведь я знала, чувствовала эту беду. Карты все предсказывали.

– Какие карты, мама? – нахмурившись, спросил Александр.

– Когда вы с Галей уехали загорать, я пошла к нашей соседке бабе Насте и попросила ее раскинуть на картах, чтобы узнать, что ждет вас.

– Ну и?..

– И карты показали, что случилось. Нам надо было срочно спасать ее, упрятать на время, а мы… занялись разборками.

– Но ведь это подсудное дело, мама! Украсть, спрятать человека разве можно?

– А другим можно? Воруют невест и никаких судов и законов не боятся. Этот Игорь из Горького насильно увез Галю. Это по закону?

– Но он же ее жених, имеет право так поступать.

– Да одинаковые у вас права, что у него, что у тебя! Пока нет штампа в паспорте, Галя – свободный человек. Только, в отличие от нас, они повели себя решительно, хотя и грубо, а мы… Господи! Какое чудо упустили! Но толку от нытья не добавится. Сейчас надо подумать и решить, что предпринять, чтобы помочь нашей девочке. Как представлю ее, хрупкую, беззащитную, среди этих похитителей, сердце разрывается на части. Знать бы, где ее прячут, пешком, нет, бегом побежала бы в этот самый Горький ее вызволять. – Нина Михайловна смахнула выступившие слезы, каким-то отсутствующим взглядом посмотрела на сына. Тот сидел, опустив голову, сжимая кулаки. – Возьми себя в руки. Кулаками делу не поможешь. И никаких выпивок! Водкой горе не зальешь. Запомни это. Вижу, что держишься из последних сил. Но, извини, на то ты и мужик, чтобы все это вынести. А теперь говори, что задумал.

– А что говорить? И о чем? Жить не хочется.

– Я не это хотела от тебя услышать.

– Подожди, не перебивай, мама. Вот сейчас слушаю тебя, а сам думаю: да это же все сон! Тяжелый, нехороший, но только сон. Сейчас он пройдет, и откроется дверь, войдет Галя. И скажет: «И что это вы тут загрустили? Да вот же я! Живая и невредимая!» – говоря это, Александр даже взглянул на входную дверь, будто действительно ждал появления Гали.