Несмотря на утро, за окнами мелькала темнота, но от этого ему не было скучно или ещё как-то, что тяготило бы и мешало восприятию. Он знал, что уже через пару минут электричка «нырнёт» глубоко под землю, где при свете фонарей он будет снова рассматривать «метро», его подземные залы, высота которых превышала пятьдесят метров, и «широкие улицы», разъехаться по которым легко могли два автомобиля, а то и больше. И он снова подумает об одном и том же, сказав себе в сотый раз: «Видеть такое, конечно, удаётся не всем». Всё другое было для него истиной, в которой нужно было не только существовать, но и работать, работать, чтобы жить.

Очередной рабочий день пролетел незаметно. Возвращаясь домой с комбината, Сомов привычно сидел в электричке у окна и размышлял над теми новостями, что услышал в этот день на работе от своих коллег. Были эти разговоры слухами или чем-то другим, он не знал. А услышал он то, что было, как ему показалось, страшнее всяких сомнительных историй, что рассказывал ему недавно Коноваленко. «Конечно, доверять всяким там слухам – последнее дело, – думал он в этот момент, – но дыма, как говорится, без огня не бывает».

А суть этих «слухов» заключалась в том, что комбинат якобы собираются закрывать, поскольку он выполнил свою миссию по созданию в стране ядерного щита. На основании этого «решения» уже в ближайшее время все промышленные реакторы – наработчики оружейного плутония будут остановлены, а инженерно-технические работники – уволены по причине их ненужности. Взамен разоружения американцы готовы помочь профинансировать строительство уже строящейся в городе экологически чистой ТЭЦ (первое решение о строительстве было принято Минатомом СССР в 1984 году). Для консультации и более детального изучения этого вопроса уже в ближайшее время на ГХК должна приехать делегация министерства энергетики США во главе с известным профессором, – вот такие были новости. Непонятно было только одно: хорошие они или плохие?

«Конечно, – рассуждал Егор, анализируя такое положение дел, – одни работники восприняли это как шутку, а другие – всерьёз, вспомнив русскую пословицу: “Журавль летит с моря – убавит нам горя”. Может, оно и так, ведь каждый вправе думать то, что он хочет. Хотя, как известно, и шуткой можно достичь любой цели. Однако, если подходить к этому делу серьёзно и ответственно, что бы там ни говорили, такого произойти не может: комбинат был, есть и будет сверхсекретным объектом. О том, что его закрывают, подумать даже страшно, не говоря уже о чём-то другом. Пустить в закрытый город какого-то иностранца-профессора – нет, этого просто не может быть. И потом, с чего бы это им тратить на нас огромные деньги? Тем более что они являются нашими потенциальными противниками уже много десятилетий. Откуда, спрашивается, такая милость? На каком фундаменте всё это зиждется? Ведь природа американцев не проста. Тут нашему руководству нужно понять одно: если этот фундамент прочный – это одно, а если он выстроен из “каменной соли” – это другое. В нужное время они подведут ручеёк под этот “фундамент”, и все эти “дружба и сотрудничество” рухнут, похоронив под собой всё наше общество. Конечно, мы не против всякой там дружбы, телемостов, сокращений вооружения, но чтобы ликвидировать уникальное производство, инженерно-технический и научный состав, который обеспечивает обороноспособность государства, которому нет равных в мире, – нет, этого просто не может быть. Все эти разговоры – не что иное как обычные слухи. Во всяком случае в Кремле сидят не дураки, они прекрасно понимают, что к чему», – заключил он.

Как бы там ни было, верить во все эти «байки» Сомову не хотелось, поскольку он считал их несостоятельными, но и не принимать их было нельзя, поскольку об этом говорили все, причём достаточно открыто. И вот это волновало его больше всего. Он понимал, что мир – это обитель коварства и подлости. Да, на дворе гласность, перестройка, демократия, но вопрос касался обороны страны, её живучести, целостности. «Значит, – подумал он в какой-то момент, – кто-то всё же серьёзно заинтересован в том, чтобы эти разговоры были, готовя, так сказать, почву для чего-то уже оговорённого, а может быть, и принятого, свершившегося в “закрытых” кабинетах власти. Поскольку не может такой важный вопрос обсуждаться в обществе без согласия руководителей страны. Но зачем? для чего?»

Так, в размышлениях и сомнениях, Сомов и не заметил, как приехал в город – на станцию, а затем, вскоре, и домой.

Лиза, привычно встречала отца у порога:

– Папа, папочка приехал! – радостно проговорила она, подбегая и обнимая отца.

– Подожди, доченька, подожди, дай мне снять хотя бы куртку и помыть руки…

В это время в его голосе прозвучали нотки какого-то раздражения, как если бы он не справлялся с чем-то, что было для него важным и особенным. Раздевшись и выйдя из ванной комнаты, он нежно поцеловал Лизу в пышные волосы и, глядя в её небесной чистоты глазки, ласково спросил:

– Ну что, принцесса, как дела?

– Хорошо, папа.

– Это замечательно. Чем сегодня занималась?

– Мы с мамой в бассейн ходили плавать, – сверкая большими голубыми глазами, словно сапфирами, проговорила Лиза.

– Какие вы молодцы, я бы тоже не отказался.

– Значит, возьмём абонемент и на тебя, ободряюще проговорила Наталья, выходя из кухни, откуда доносился приятный запах жареной картошки.

– Я не против такого решения, – спокойно, без блеска в глазах, проговорил Егор, обняв и поцеловав жену.

– У тебя всё нормально?

– Да, всё нормально. Просто немного устал. – После этих слов он продолжил: – Значит, новый сезон начнём ходить в бассейн все вместе.

– Ура! Хлопая в ладоши и подпрыгивая от радости, выпалила Лиза.

– Через пять минут – за стол, – кинув задумчивый взгляд на мужа, проговорила Наталья, вновь удаляясь на кухню.

Помыв руки, Егор прошёл в комнату и, обращаясь к дочери, спросил:

– Как дела в школе?

– Хорошо, папа.

– Чем занимались на уроках?

– Писали прописи, рисовали.

– Как интересно.

– Мне поставили за рисунок пятёрку.

– Ого! А что рисовали?

– Осень. Я сейчас покажу.

С этими словами Лиза взяла свой портфель, что стоял возле её столика, открыла его и достала альбом по рисованию.

– Вот смотри.

– Очень даже неплохо! И листья очень красивые, молодец! А что ещё делали?

– Ещё у нас был классный час.

– Классный час! – удивлённо спросил Егор.

– Да, папа! – восторженно проговорила Лиза.

– И что же вы на нём делали?

– Мы говорили о профессиях. Кем кто хочет быть, вот!

– Как интересно.

Сказав эти два слова, он почему-то сразу задумался. А почему – он сам понять не мог. Возможно, оттого, что слово «профессия» чётко запечатлелось в его сознании и вызвало ряд ассоциаций…

– Папа, ты меня слушаешь?

– Слушаю, слушаю, солнышко… и что же ты сказала?

– Я сказала, что хочу быть парикмахером и фотографом.

Такого ответа от дочки Егор не ожидал, так как разговора на подобную тему у них никогда не было.

– Ну, – подбирая нужные слова, замялся Егор, – желание работать фотографом, допустим, мне понятно, а почему тебе нравиться работа парикмахера?

– Папа, да потому что я уже умею заплетать французскую косичку. Ты что, забыл?

– Ну что ты, солнышко, как я могу забыть, – сдерживая эмоции, проговорил Егор. – Это серьёзный аргумент.

В эти секунды он попытался вспомнить технику плетения «французской» косички, которую он так и не освоил (волосы рассыпались через короткое время).

– Ужин готов, – донеслись слова.

– Идём, идём, – в один голос проговорили Егор и Лиза.

После ужина Лиза вышла в комнату и начала заниматься уроками, а Егор и Наталья продолжали сидеть за столом, разговаривая то на одну, то на другую тему. Как не хотелось говорить ему жене о тех «слухах» об остановке реакторов, что быстрее ветра распространяются на комбинате, он всё же превзошёл себя и поделился ими, понимая, что всё равно она узнает. Наталья словно ждала этих новостей, чтобы поговорить лишний раз. Недолго думая, она тут же бросила на него вопросительный взгляд и спросила: