– Очень жаль… что ваши родные… не с вами. Их всегда не хватает.
И вышел.
8.
Мы, не торопясь, осмотрели просторный номер.
Зал с диваном и креслами служил и гостиной, и прихожей, из него двери вели в наши комнаты, в столовую, гардеробную и санузел.
Окна комнат и столовой выходили на улицу.
Гостиницу построили так, чтобы, не покидая ее, можно было добраться из одной точки в любую другую. Здания различных стилей и различных эпох, вырастали друг из друга, образуя улицы и кварталы, проникая своими щупальцами в городские застройки, смешиваясь, теряясь в них.
Это был город внутри города.
Поэтому, выглянув из окна, мы видели не гостиничный двор, а обычную улицу, магазинчики и летние веранды кофеен. И лишь почти полное отсутствие прохожих намекало, что это не город, а внутреннее пространство гостиницы.
Рядом не оказалось ни космодрома, ни железной дороги, а морской порт находился в нескольких километрах к югу. Транспортные вестибюли, принимавшие поток гостей, располагались в разных частях гостиницы-монстра.
Наш вестибюль считался самым большим и старым, его называли «Центральный».
Из крупных работали еще «Восточный», «Морской», «Единственный» и «Западный». Последний, как и все западное крыло, был открыт лишь частично.
Маленькие вестибюли, бегло пролистав буклет, я не запомнил.
Остался в памяти только «528 ступеней», недалеко от Лестницы в Небеса.
Система мгновенных лифтов связывала все воедино. Их еще называли горизонтальными.
Лифты располагались повсюду, в разных, порой в самых неожиданных местах. И, разумеется, в музеях, парках, на побережье и смотровых площадках, откуда открывались романтичные виды.
Распахнув окно, мы высунулись наружу и глазели по сторонам.
Снег на мостовой растаял, небо просветлело, но к трем часам обещали дождь. Я понял, что резкие смены времен года – из лета в зиму и обратно – в течении одного дня, здесь были не редкость.
Раздался стук в дверь и девичий голос:
– Обслуживание номеров.
– Открыто, – сказал я.
Вошла горничная, совсем молоденькая девушка, наша ровесница.
– Энн… с двумя «эн»… – представилась она. – Угадываю и исполняю желания.
Закатила в номер сразу несколько тележек – с едой, две высокие с одеждой на плечиках, и еще одну с какими-то коробками.
Энн быстро распределила все по своим местам. Еду откатила в столовую, вешалки с коробками в гардероб, а белье и полотенца в ванную комнату.
Посмотрела на нас и покраснела.
– Можно ваши автографы.
Мы застыли с открытыми ртами.
– Зачем это? – сказал Илья.
Она смутилась еще больше.
– Нужны ваши подписи, что номер принят.
– А-а… – одновременно сказали мы.
И поставили две закорючки в планшетке.
– Белье везде свежее, меняла сегодня. В гардеробе одежда на все случаи и обувь. Экран определил ваши параметры, я подобрала один комплект в земном стиле и в местном.
Девушка бросила на Илью быстрый взгляд.
– Не нашли данные на планету Альтерния, поэтому второй комплект собрала тоже земной.
– Это несуществующая планета, – сказал я.– Но с нее приходят вполне реальные и бесстыдные чудовища.
– Правда? – спросила она.
– Мне ли не знать… Что ты еще написал в анкете? – грозно сказал я, наступая на Илью.
Он, смеясь, отступал.
– Мы догадались, что это шутка. Но не сразу… – проговорила девушка.
И вдруг сказала:
– Извините… Все-таки, можно ваши автографы.
Мы повернулись к ней.
Энн держала в руках газету, свежий выпуск «Вестника Снов». На первой полосе громадная черно-белая фотография, сделанная сегодня утром у машины. Был запечатлен момент, когда я шагнул к парню в пестрой рубашке.
– Ачешуеть… – тихо сказал Илья.
Я смотрел на фото и не узнавал себя.
Лицо с открытым ртом было диким и злобным, почти сумасшедшим, сильно искажено оптикой, перспективой и ракурсом сьемки. На заднем фоне застыли мэр с охраной, Синг и растерянный Илья.
Крупным буквы заголовка кричали: «Вас я убью первым», и чуть мельче: «сказал он мне в ответ». Ниже еще мельче: «Не задавайте ему дурацких вопросов, если хотите дожить до утра.»
Снимали с близкого расстояния, навскидку. У парня в пестрой рубашке в толпе был сообщник. Один отвлекал, а другой вел скрытую сьемку.
– Шикарное фото… – сказала горничная, – эмоциональное, динамичное. Репортер, наверное, намочил брюки… Вы наш герой.
Я расписался белым по-черному, и отдал ручку Илье. Он тоже поставил свою подпись.
Девушка молитвенно сложила руки и прижала к груди газету. Выпорхнула в коридор, и мы остались одни.
– А мне автограф? – ехидно спросил Илья.
Он явно нарывался…
Но вместо того, чтобы отвесить абуминогу подзатыльник, я стоял в полной растерянности.
Меня будто шарахнули большой галактической энциклопедией по голове. В другой момент я порадовался бы всему этому… Но сейчас мне было нехорошо.
Угнетал внезапный разрыв с мэром и Сингом. Невозможность видеть будущее, последствия своих и чужих поступков. Я терял контроль, а неопределенность его обретала.
Статья выбила меня из колеи. Я представлял, видел себя совсем иначе.
– Илья, мне сейчас вообще не до смеха…
Он посмотрел внимательно.
– Поэтому мэр сказал, что ты не тот, за кого себя выдаешь? Из-за этого эффекта, как на фотографии?
– Почему спрашиваешь?
Илья замялся, опустив голову. Потом посмотрел в глаза:
– Я кое-что увидел сегодня в машине.
– Что увидел?
– Что-то такое… жуткое. Ты изменился. Оно проступало сквозь тебя.
Я пожал плечами.
Мне нечего было сказать. Интерпретировать то, что каждый во мне видел бессмысленно. Люди видели свои страхи, желания, мечты и проблемы. Кто-то видел мои прошлые роли и маски.
Но мне все равно придется ответить на его вопросы…
Поэтому я сказал:
– С мной кое-что случилось… За последний миллион лет.
– И что же? – с участием спросил Илья.
Участие было настолько искренним, что я забыл с кем говорю. Забыл, что передо мной тролль восьмидесятого уровня.
И ответил честно:
– Меня все видят по-разному.
Илья глянул с удивлением, а потом расхохотался.
– Что смешного?
– Знаешь, что я вижу?
Я вопросительно смотрел на Илью, не чуя подвоха.
Он наслаждался паузой.
– Не знаю, кто ты, но у тебя ширинка расстегнута.
– Что?! – изумился и одновременно ужаснулся я.
И наклонил голову.
Илья ловко поддел двумя пальцами мой подбородок и дернул вверх. Зубы клацнули, и я прикусил язык.
На секунду опешил.
Давненько не попадался на этот изящный трюк… Последний миллион лет уж точно.
– Ах ты, мерзеныш… – с восхищением сказал я и бросился на Илью.
Он увернулся и проскочил под рукой, я догнал его в комнате, но он опять увернулся. Поймал его у дивана в зале. Мы боролись на полу, а потом просто лежали там и смеялись.
Нас душили приступы хохота, это было похоже на истерику.
Стресс и шок перехода через границу жизни и смерти, страх неизвестности бился у нас в груди. Прорывался наружу взрывами смеха.
– Девочка одна… она мне нравилась. Вздыхал по ней… – немного успокоившись выговорил Илья. – Подошла в классе и при всех, серьезно так, говорит шепотом. Что у меня внизу расстегнуто, и все видно.
– И?
– Я растерялся и отморозил.
– Что ты сказал?
– Проветриваю…
И нас скорчило на полу в приступах неудержимого хохота.
– А она? – еле выдавил я.
– Стояла вся красная… И я тоже… Класс лежал.
Илья вытирал выступившие слезы:
– Самое смешное, знаешь, что?
– Что?
– Она сказала правду… Представляешь картину?
Мы согнулись в конвульсиях. Илья рыдал:
– Испанский стыд…
– Все… я больше не могу, – задыхаясь сказал я, внутри болели все мышцы, и предпринял попытку подняться.
– Погоди… – держась за живот, проговорил Илья. – Она ответила.