Трава верба именуется, иже всѣмъ травамъ мати; а мать пчелиная, безъ нее пчелиныхъ матокъ молодыхъ не засѣваетъ никто же. Кто ее варить съ виномъ фряжскимъ и пьетъ, тотъ человѣкъ тово дни ....еѣ не боитца падучіе немочи. На всякъ день пей и въ воду всякъ день болѣзнью падучею, кого мучить бѣсъ, и онъ умывается; и пьючибъ приговаривалъ себѣ Отче наш ъ трижды. А хто грамотѣ не умѣетъ, глаголи Господи помилуй четыредесятъ. Аще ли кто сіе содержитъ и исправливаетъ неизмѣнное здравіе получить. Или бъ хто тое траву о купальницѣ выкопаетъ искорень ему в недѣльной день рано… всхода, умывся и бы ..; да три дни не гнѣвливъ и податливъ всякому;

Так, не так – некоторые буквы не разобрать.

Местами почти до дыр зачитано.

Про дерево вербу я знаю. А, вот что есть трава такая…

Пчёл ещё сюда к чему-то приплели.

Что за вино фряжское?

Дозировка какая?

Время варки?

Что за недельный день? День, который неделю длится?

Попробовал я про себя повторить прочитанное. Ничего не получилось. Надо что-то попроще поискать.

А бабка Ванькина всё ходит, шарабошит.

Спокою от неё нет…

Я пролистал с десяток страничек – всё такая же галиматья.

Вот, тут, вроде, попроще.

Трава бобки, всякъ ее знаетъ . Варить ее въ чемъ изволишь и хлебать на тощ ее сердце сколько хощ еш ь и не вареную. И выгонитъ грыжу отъ сердца, или от озноба, въ коемъ человѣкѣ есть. Или желчь на кого падетъ загонитъ с тѣла, будетъ здравъ.

Всяк её знает… Я не знаю. Хоть бы рисунок догадались сделать. Бобков этих самых. Варить в чем изволишь… Если в керосине, всё равно выгонит грыжу от сердца? Какая-такая там грыжа? Паховая есть, бедренная, пупочная… Что за сердечная? Так сейчас Ленку из параллельной группы буду называть – грыжа сердечная…

Я почесал затылок. Засада. Полная.

Фотоаппарат бы сюда. Фотографировать такое надо. С листа мне не запомнить…

– Как читается?

Бабушка Ванькина тихо, как мышка, подошла. Мне через плечо заглянула.

– Читаю. В пролетарскую сущность вникаю…

Приколол бабусю немного. Пусть наших знает.

Перелистнул ещё пару страничек. Тут чем-то типа чернил всё залито…

Ещё пара листов. Вот, это попробую для реферата запомнить.

Трава белена. Цвѣтъ бѣлъ, с пестрины, собою пяди в полторы. У кого зубы болятъ и червь точитъ и сѣмя беленовое истолки мѣлко, да с воскомъ стопить, дѣлать в томъ воску тростку свѣчку, и поставь надъ больной, да зажги. Червь выйдетъ и умретъ, и зубы болить не будутъ.

Во как… Ну, про белену я знаю. Говорят, ещё – белены объелся. Про неё запомню. Применяется при болезнях зубов. Если черви в них завелись. Стоп. Какие черви? Да… Мракобесие полное. Понятия о причинах болезней как до исторического материализма… И ещё – как свечку во рту ставить?

Нормальное-то тут что-то есть? Или всё такое?

Тут опять мне прерваться пришлось. Обедать бабушка Егоровна позвала. Быстро перекусил и снова за книжку. Времени на её освоение у меня совсем не много осталось.

Аще на комъ короста. Истолкши три золотника горючіе сѣры, три лошки уксусу, две лошки сала ветчинного старого, все смѣшать гораздо, выварить. И какъ простынетъ машь коросту. Сойдетъ скоро.

У того человѣку болѣзнь въ головѣ, мозгъ или вспотѣетъ человѣкъ и воды студеной изопьетъ. И отъ того человѣку болѣзнь (въ головѣ) мозгъ, въ костяхъ и тѣмъ помочь: взять овечья молока лошку. да медвѣжья желчи з гороховое зерно и уквасить, пити на тощ ее сердце дважды. Будетъ здоровъ.

На которомъ человѣкѣ выпрянетъ прыщ ъ лихой, черной или синь: возми сѣмени льняново. сожвавъ зубами и прикладывай. Собою изгинетъ.

Прыщ лихой у меня, а не реферат будет… Пролетаю я как фанера над Парижем. Нечего больше мозги парить – не получится у меня зачет автоматом. Я захлопнул богатство бабушки Ваньки и книжицу ей протянул.

– Всё, начитался?

Смотрит Егоровна на меня, поулыбывается.

– Начитался. Познал все зелья философские. Могу теперь целить направо и налево…

– Ну, в добрый час и добрый путь…

Старуха бережно книгу своим фартуком протерла и в сундук обратно спрятала.

Бабушка Ваньки крышку сундука аккуратно без стука закрыла. К окну подошла. Выглянула.

Делать мне тут больше нечего. Спасибо этому дому, пойду к другому. В родное общежитие надо возвращаться. На улице Луначарского.

Сейчас я про автобус спрошу и пока-пока.

– Ваня, в лавочку не сходишь?

Я даже вздрогнул. Не заметил, как Ванькина бабушка подошла. Задумался что-то.

– Внук-то у меня обезножел. Помоги.

Тут я себя чуть по лбу кулаком не постучал. Тормоз! Хуже даже. С ногой-то у парня что? Принёс его из леса ночью, с рук на руки близкой родственнице сдал и всё. Отстрелялся начисто.

Испугался я тут. Сильно-сильно. Точно, что-то с памятью у меня. Лечиться надо. Током…

Во дожил…

Звиздец…

Полный…

Целый день почти заветную книжечку Егоровны изучаю, хрень разную читаю, а про ногу-то у внука её и не спросил. Забыл. Как отрезало.

Видел ведь его сустав перебинтованный. Видел!

– Ему пока бегать-то не надо. Подвернул он ногу-то сильно. Хорошо излома нет… Только вывих. Два дня холод ему теперь поприкладываю, а с третьего – греть начну. Молоденькие жилочки – постепенно расходится…

Вот и ответ на мой вопрос. Сама Егоровна всё сказала…

– Сходишь? Тут рядом. Прямо по деревне пойдёшь, через три дома лавочка и будет…

– Хорошо.

Почему не сходить? Выступлю в роли тимуровца. Заодно и про автобус узнаю. В деревнях он обычно у магазина и останавливается. Когда к Мишке ездили, там автобусная остановка у сельпо и была. На расписание гляну. Может, сегодня вечером уже транспорта и не будет. Тогда придётся тут ещё ночь переночевать… Не должны выгнать.

– Что купить?

Если не много сейчас Егоровна закажет – на свои куплю. Завтракал и обедал у старухи, теперь надо и рассчитаться. Пенсия, явно, у неё не велика. Мишка, вон, как-то по пьяни говорил, что у его бабки до недавнего времени колхозная пенсия всего двенадцать рублей была, а только недавно им добавили, двадцать восемь рублей её сделали. Двадцать восемь! С таких доходов не зажируешь…

Вон – экономят на всём. Лампочки Ильича под потолком даже нет. Радиоточка отсутствует. Про телевизор уже и речь не идёт.

Хлеб Егоровна сама печет. Квасом тоже домашним она меня угощала. Получается почти самое настоящее натуральное хозяйство в стране победившего социализма. Первобытнообщинный строй… Палка-копалка в атомный век…

– Много ничего и не надо. Возьми только фунт сахара.

Фунт… Оговорилась старая женщина… Килограмм, наверное, имела в виду. Куплю ей даже два. Не обеднею. Килограмм девяносто копеек стоит. Остались ещё деньги со стипендии, не все пропили…

– Хорошо. Больше ничего не надо?

– Нет, нет. Только сахар.

Во, и сумка у неё самошивная…

– Вот, денежки возьми.

– Да, я на свои куплю.

Егоровна нахмурилась.

– Возьми.

Я взял.

Рубль.

Серебряный.

Одна тысяча девятьсот третьего года.

Новенький.

Муха не сидела.

Что?!!!

Не понял. Это не меня, а ещё кого-то током лечить надо. Как у бабки с головой-то? Всё ли ладно?

Впрочем, спорить не стал. На Ваньку посмотрел. Тот своими делами занимался. Ножичком что-то строгал.

Так. Вот кое-что и понятно стало. Больна бабушка Ваньки на головушку. Вот отсюда и все странности – одета как при царе Горохе, иконы вместо телевизора, едят с внуком деревянными ложками…

А, может они сектанты какие?

Я слышал, что встречаются в глухих местах у нас такие. Находят их в тайге, а они даже не в курсе, что люди в космос летают. Может и я в такую глушь как-то попал? Отсюда и отсутствие электричества, и прочие несуразности.

Не… Лавочка вон тут есть, товарно-денежные отношения… В изолированных поселениях такого не бывает…

Однако, рубль хорош.