Основательно захмелевшие монголы галдели, не давая сказать друг другу слова.
Гугута сидел, как на иголках, одним глазом поглядывая на дорогу.
— Значит, эта женщина к нам не придёт? — спросил сотник и поднял чашу.
— Она нездорова, — проговорил Гугута и, обернувшись, увидел, что за деревьями промелькнули два всадника. Гугута узнал кобылу госпожи и поднялся на ноги.
— Пей, хорошее вино! — улыбнулся он сотнику и протянул чашу.
Сотник уже не нуждался в поощрении, тотчас выпил и тоже встал.
— Как это говорят мусульмане? Если гора не идёт к Магомету, то Магомет должен подойти к горе, не так ли?
— Так говорят…
— Если ваша госпожа не удостоила нас, то мы сами пожалуем к ней! — пьяный сотник облокотился на плечо Гугуты и спотыкаясь пошёл к корчме.
Гугута дал знак своим людям быть наготове и завёл сотника в комнату. Пьяный монгол опустился на постель.
— Где женщина? — буркнул он и растянулся на кровати.
— Сейчас приведу, — сказал Гугута, выходя из комнаты. Он запер дверь на замок и опустил ключ в карман.
Остальные монголы ещё бражничали. Спутники Краваи сели на коней и, следуя друг за другом, осторожно покинули корчму.
На взмыленном коне примчалась Краваи в дом своего отца. Спешившись, она бросила повод и, шатаясь, пошла к встречающим её людям. Перепуганная, она еле дышала, ей хотелось плакать. Теперь, когда опасность миновала, когда её обнимали и утешали, она не смогла уже сдержаться и, не справляясь с усталостью, бессильно опустилась у порога.
Наконец она пришла в себя и рассказала дяде своё приключение. Весь цихисджварский дворец всполошился и поднялся на ноги.
Кваркваре приказал седлать коней и скакать на помощь спутникам Краваи. Он вооружился и сам уже собирался вскочить на коня, как к воротам подъехал Гугута с одишцами.
— Мы мчались во весь опор, но госпожу догнать не смогли. За это время, наверное, освободился запертый в корчме сотник и теперь гонится за нами. Нам здесь оставаться нельзя, навлечём на вас беду. Сейчас мы сменим усталых лошадей и двинемся в Одиши.
— Что ты говоришь? Кто тебя отпустит среди ночи! — обиделся Цихисджварели.
— Если придут монголы и увидят нас здесь…
— Как придут, так и уйдут. Не впервые приезжают! — насупился Кваркваре и приказал начальнику крепости: — Подайте ужин и устройте одишских гостей!
Всё семейство Цихисджварели было на ногах. Полночь миновала, но никто не ложился спать, каждую минуту ждали появления монголов.
Краваи, не раздеваясь, сидела у изголовья Цотнэ. Соскучившись по мужу, она по-детски лепетала, рассказывала обо всём происшедшем и в который раз благодарила бога за спасение Цотнэ.
— Ты спасся, ты уцелел на войне, остальное пустяки. Излечим тебя. Поухаживаем за тобой и поставим на ноги.
— Сколько грузин погибло там не в бою, а скончалось от заразных болезней! Плохая вода в тех местах. Грузины гибли от воды и лихорадки!
— Слава господу, вернулся живым… В будущем году, наверное, нас оставят в покое, кончатся наши страхи.
— Эх, Краваи, кто нас оставит в покое. Нет нам спасения, пока мы под монголами. Аламутская война кончится, начнётся новая резня. Они ведь войной живут, ни о чём другом и не думают.
На дворе раздался шум. Краваи подошла к окну.
— Женщины, заходите в дом! — тихим голосом распорядился Цихисджварели. — Ворота не открывать.
Побледнев, Краваи взглянула на Цотнэ. Князь, опершись на локоть, дрожал всем телом, лицо его стало мертвенно-бледным.
— Ложись, дорогой, успокойся! — приласкала его Краваи.
— Что за жизнь, когда человек не может мирно отдохнуть под своей крышей!
Кто-то сердито барабанил в ворота. Потом раздались крики. Собаки исходили лаем, кидаясь на высокие стены крепости.
Долго кричали и колотили в железные ворота, потом послышался конский топот, и собаки постепенно затихли. В взбудораженном дворце Цихисджварели тоже наступило спокойствие. В опочивальню Цотнэ вошёл бледный, встревоженный Цихисджварели.
— Пожалуйте, визирь! — Цотнэ принуждённо улыбнулся, Краваи пододвинула дяде кресло. Совершенно расстроенный Цихисджаварели, видно, хотел побеседовать с Цотнэ и немного отвести душу. Он замялся и виновато взглянул на Краваи.
— Садитесь, побеседуйте, дядя, а я пойду к матери, — догадалась Краваи о желании мужчин остаться наедине и, поправив мужу постель, покинула комнату.
— Ни днём, ни ночью нет покоя от этих разбойников. Не дают спокойно вздохнуть ни дома, ни на дорогах. С ума схожу от злости, но ничего не могу придумать. Ночами не сплю, всё слышу рыдания то на одном конце села, то на другом. Несчастные скорбят о погибших.
— А я так утомился в пути и ослаб от болезни, что сплю, как пьяный.
— Позавчера, оказывается, был монгольский сотник и требовал податей. Твоя тёща слёзно молила не разорять нас. Сотник дал недельный срок. Через день-два опять появится и постучит в дверь. Не знаю, как быть, как собирать подати с обнищавших людей.
— По своей воле никто ничего и не даёт. Некому работать в поле. Здоровых и сильных гоним в Аламут на погибель, а у оставшихся кусок вырываем изо рта.
— Мы и ратников не сможем собрать по очередному набору. Люди бегут в лес, занимаются разбоем. Если умирать, так лучше умереть здесь и хоть нескольких монголов отправить на тот свет.
— Ведь и в будущем году надо будет выставить столько же ратников, сколько выставляем каждый год.
— Куда денешься…
— А если бросить клич, призвать доведённый до отчаяния народ и прогнать кровопийц монголов? Все откликнутся и воевать будут самозабвенно.
— И воевать будут, и жизни не пожалеют, чтобы изгнать монголов и объединить Грузию.
— Надо решаться. Сядем и посчитаем, сколько в нашей стране монгольского войска и сколько воинов может выставить каждый из нас.
— Все ли поддержат нас? — шёпотом спросил Кваркваре.
— Поддержат! Куда деваться. Сурамели и Бакурцихели только об этом и мечтают. Я поделился с ними своими мыслями, они хоть сейчас готовы начать! Их, также как и нас, угнетает бесцарствие и раздробленность страны.
— А князья Мхаргрдзели? Их трудно втянуть в это дело. Они предпочитают держаться осторожно и не станут зря рисковать.
— С ними поговорю я. Поискать сторонников в Залихской Грузии тоже попробую.
— Скажем, всё пойдёт вспять. Мы победим расквартированных в Грузии монголов и уничтожим их. А потом что будем делать? Когда нагрянет Халугу-хан с бесчисленным войском, разве мы одни сможем противостоять его воинству?
— Почему же одни, другие тоже восстанут. Все встанем плечом к плечу.
— Надо сначала договориться со всеми и заручиться согласием.
— Надо договориться с Ширваном и Адарбадаганом, с Хлатом и Иконией, чтобы ударить всем вместе.
— Если всё устроится так, то будет замечательно.
— Надо устроить. Мы должны возглавить это восстание.
— Посоветуемся и с другими. За тяжёлое дело берёмся, спешить не следует.
— И не будем спешить… Главное уверовать самим и убедить других, что это единственный путь спасения нашей родины. А когда будем действовать с верой, то не будет нам страшна мощь врагов.
— Всё хорошенько взвесим, подсчитаем все «за» и все «против» и осторожно приступим…
Цотнэ протянул руку, и Цихисджварели пожал её. Перекрестились и со слезами на глазах обнялись.
Время от времени к Цихисджварели стали наезжать грузинские князья. Приезжали якобы навестить больного Цотнэ, везли гостинцы. Тайно запирались с Цотнэ и Кваркваре, начинали с разговоров о жестокости монголов, потом переходили на неизбежность восстания, подсчитывали силы врага и собственные возможности. Прикидывали помощь возможных союзников и ночью, до рассвета, тайно, как и приехали, покидали замок.
Уши и глаза монголов постоянно бодрствовали, и эти поездки князей не остались незамеченными. Каждый раз, заявляясь к какому-нибудь из князей за податями, между прочим спрашивали о здоровье Цотнэ — не выздоровел ли правитель Одиши?
