– Так мы потом поменялись, когда Воблу с Борюсиком провожали. А что, Кать, ты Лешке ничего не сказала? – на меня нахлынули странные подозрения, очень смутные, но очень неприятные.
– Кажется, нет. Не до этого было. А что? – заволновалась Катька.
– То есть, ты, Леша, думал, что я сплю наверху, в Сонечкиной комнате, а в бане спит Маринка? – я внимательно смотрела на Лешку.
– Ну да. А что?
– Очень подозрительно все это, – пробормотала я себе под нос.
– Чего тут подозрительного? – тупил Лешка.
– То, что ты один не знал, кто спит в бане.
– Почему один? Я, например, тоже был не в курсе, кто где спит, уж, извините, как-то не интересовался, – влез Павел, до этого хранивший деликатное молчание.
– Я, кстати, тоже не знала, – обозначилась Томка.
– Ты не знала? Как так получилось? – удивилась я.
– Ну, как. Просто Катька сказала, что ты ушла спать, и Маринка ушла спать, я же не следила, кто куда пошел. Ушли и ушли. Я была уверена, что ты спишь в соседней комнате. Ну, пока эта история с Воблой не случилась…
– Кать, ты почему скрыла ото всех, что я сплю в бане? – повернулась я к подруге.
– Господи, Ян. Да ничего я не скрывала. Просто, к слову не пришлось. У меня, между прочим, троюродного брата убили только что, в доме все перевернули, кучу еды выбросить пришлось, целый день стараний – коту под хвост. Я не знала, что должна всем ходить и сообщать, кто где спит. Никто и не интересовался. А что ты так встревожилась? К чему ты ведешь?
– Ни к чему, – мысль ушла, так и не успев оформиться во что-то конкретное. Наоборот, я совершенно запуталась. Все-таки, вести расследование – совсем не мое. И вообще, чего я лезу, у нас вот профессионалы имеются, полный участок. Пусть сами разбираются.
Один из этих профессионалов, тем временем, вернулся к нам. В руках у него был топор, заботливо обернутый полиэтиленом.
– Нашли? – обрадовалась я. – И где он был?
– Это ваш топор? – Стрельцов проигнорировал мой вопрос и уставился на Лешку.
– Да, мой, – признался Лешка.
– Где вы его видели в последний раз?
– Я же говорил. Днем я дрова колол, там мы с ним и виделись, с топором, в смысле.
– И вы потом убрали его в сарай?
– Не помню я! Может, убрал, а может забыл на колоде. Я часто его забываю. У нас, вообще-то, впервые так весело. Обычно у нас все спокойно, никто по двору по ночам не бродит и гостей не лупит.
– Так где он был? – снова встряла я.
– В бане! – и Стрельцов повернулся ко мне. – Топор был в бане! Там, где разместились именно вы, Яна Владимировна!
Теперь все уставились на меня.
– Но ведь он же лежал рядом с Воблой, у самой тропинки. Кому понадобилось перетаскивать его в баню? Где именно он там был?
– В предбаннике. Лежал на куче тряпья в углу. Его даже не прятали сильно, – Стрельцов сверлил меня тяжелым взглядом.
– Что вы на меня так смотрите? – возмутилась я. – Зачем мне надо было тащить топор в баню? И вообще, если бы это была я, я бы промолчала про топор, раз уж его все равно никто не заметил. Вы бы и не знали. Так и носились бы с Катькиной бутылкой.
– Так. Кто был в бане после того, как вы нашли потерпевшую? Это-то вы сказать можете?
Мы переглянулись. Меня разобрал нервный смех.
– Что вы смеетесь? – рявкнул Стрельцов.
– Да все были, – ответила я, пытаясь справить с хихиканьем. – Так уж получилось…
– Рассказывайте, – вздохнул следователь и вынул свой блокнот.
– Ну, мы Воблу в дом перенесли. Скорую и вас вызвали. Ну а пока ждали, мне покурить захотелось. По-моему, нормальное желание. В данной ситуации. А сигареты мои были в бане. Вот я и пошла за ними.
– Понятно. Вы пошли в баню и спокойно могли забрать топор с места преступления и оставить его там, где мы его нашли.
– А зачем? – заинтересовалась я.
– Чтобы стереть отпечатки пальцев. Там была куча каких-то тряпок. Не могу утверждать с полной уверенностью, но готов спорить, что топор тщательно протерли одной из этих тряпок перед тем, как там его бросить.
– А, тогда понятно.
– Дальше?
– Что дальше?
– Ну, вы сказали, что в бане побывали все.
– А, ну да. Я пришла в баню и решила сходить в туалет. Простите уж за такую интимную подробность. Или это тоже выглядит подозрительно?
– Там видно будет, – пробормотал следователь, делая пометки в блокноте.
– А пока я сидела в комнате задумчивости, ко мне вломилась Катька.
– И зачем вы, Екатерина Андреевна, отправились в баню?
– Заволновалась, я, что непонятного? – ответила Катька. – Янка сказала, что пойдет за сигаретами, ушла и пропала. Вон у нас тут какие страсти происходят. Я и перепугалась. Подумала, а вдруг ее тоже, по голове, как Воблу. Ну и побежала в баню.
– Ясно. Кто следующий?
– Я, – обозначилась Томка.
– Вы тоже заволновались.
– А вы бы не заволновались? Сначала Янка ушла в баню и пропала, потом Катька, и тоже с концами…
– А что, их не было долго? Екатерина Андреевна, а почему вы, обнаружив, что с вашей подругой все в порядке, не вернулись в дом, а остались в бане?
– Потому что там Вобла, в доме. С Борюсиком. Они так истерили, что жить не хотелось, не то, что с ними вместе находится. А у Янки шампанское было. Ну, мы и решили выпить немного, в качестве успокоительного, пока скорая и полиция не приехали. Нас и не было-то минут пять…
– Вы, Тамара Юрьевна, насколько я понимаю, тоже решили выпить с подругами.
– Да, и не вижу в этом ничего странного.
– И кто следующий пришел в ваш теремок? – Стрельцов обвел оставшихся недобрым взглядом.
– Я пришел, – вздохнул Павел.
– Вы тоже стали волноваться?
– Нет. Меня Лешка отправил. Вобла, то есть, Чебатюк, как ее, Шереметьева, кричала, что у нее давление подскочило и требовала тонометр, а Лешка никак не мог его найти. Вот он и послал меня найти Катьку и спросить у нее, где он лежит.
– И вы тоже остались выпить шампанского?
– Нет, не остался. Я просто спросил у Катерины про тонометр, и она стала вспоминать, где он лежит, собралась уже возвращаться в дом, вместе со мной, но не успела.
– Потому что в теремок опять кто-то пришел, – саркастически закончил за Павла Стрельцов. – Кто на этот раз? Вы? – он посмотрел на Марину.
– Нет, я пришел, – сказал Лешка. – Борюсик так орал, что не было сил ждать. Вот я и пошел за женой.
– А вы, Марина, я так понимаю, пришли следом за Алексеем? – устало пробормотал следователь.
– А что я, рыжая, что ли, с Чебатюками оставаться, когда все в баню пошли. Я тоже пошла. Но мы там все недолго пробыли. Катька с Лешкой сразу вернулись, чтобы дать Вобле тонометр, мы чуть-чуть попозже. А там уже и скорая приехала. И вы следом.
– Прекрасно. Вы издеваетесь, да? – зло сказал Стрельцов. – Может это вы специально устроили? Все сговорились, и путаете следствие. То есть, каждый мог по дороге в баню прихватить валяющийся топор и, незаметно протерев его, оставить в предбаннике? Кроме Чебатюка и его жены?
– Он тоже мог, – разочаровала я следователя.
– Как?
– Ну, он за курткой возвращался. Он ее как раз в этом предбаннике оставил. Когда выскакивал на крик, он ее надеть не успел, потом не до этого было. Ну вот, он и возвращался, я это хорошо запомнила. Как раз скорая подъехала, и Чебатюк рванул за курткой.
– Где я так нагрешил-то? – произнес Стрельцов, тоскливо глядя в окно.
Следующий день прошел на удивление спокойно. Точнее, его остаток, так как первую его половину мы все отсыпались после нервной ночи. Стрельцов покинул нас в крайне раздраженном состоянии, предупредил, чтобы мы все оставались в этом поселке до выяснения обстоятельств, и настоятельно нас попросил по возможности не разбредаться, как тараканы, по всему участку и держать друг друга в поле зрения.
Катька настаивала, чтобы я поменялась с Павлом местами, но я пообещала, что запрусь на засов изнутри и до утра из бани носа не высуну и шляться в одиночестве по двору не буду. На этом все разошлись спать.