«Сосредоточься, Иден», — кричал мой внутренний темный голос.

И все же я не могла. Метаясь между ним, Джаспером и воспоминаниями о Ксандере, мой мозг просто не мог остановиться на чем-то одном. Все это было слишком. Сердце бешено колотилось, а ладони вспотели. Я слышала биение своего сердца в ушах, и видела, как оно отдается в моем зрении.

Он.

Ксандер.

Он.

Ксандер.

Кровь.

Так много гребаной крови.

«Убей. Его», — потребовала та другая Иден, и с мучительным криком я сделала это.

Даже не предупредив его и не предложив сказать последнее слово или дать объясниться. Я просто провела лезвием по его горлу одним плавным движением без лишних слов. Теплая кровь хлынула на меня, вызвав еще один душераздирающий крик из самой глубокой и темной части меня. Я была сама не своя, вне всяких сомнений. Наблюдение за тем, как жизнь покидала его тело, не принесло мне никакого удовлетворения. Совершенно.

Содрогаясь, я сидела на нем, с ужасом всматриваясь в его зеленые глаза, в то время как его кровь стекала по моей руке.

Что со мной происходит?

***

Я была не в своей тарелке. Полностью, на сто процентов не в своей тарелке. Дни после нашей встречи с Ксандером пролетали незаметно, а я не сделала ни одной попытки продолжить работу с оставшимися именами в моем списке после того, что случилось с Деверо. Я не хотела. Черт, и даже не знала, смогу ли. В результате моя темная сторона была недовольна, и ее жажда кровопролития с каждым часом становилась все сильнее. Сдерживать это становилось все труднее, и как бы я ни старалась обуздать ее, обещая скоро вернуться в строй, мы обе знали, что я лгу.

Снова.

Совершенно очевидно, что я стала такой. Лгуньей. Я лгала Ксандеру о своей личности, лгала папе о своих делах. И была чертовски уверена, что лгу самой себе о том, что продолжаю жить, как будто ничего не произошло. Но что-то все-таки произошло, и это что-то мешало мне жить той жизнью, которую я когда-то безоговорочно любила. Воспоминания о прошлом всплывали в моих снах, и я начала задумываться, сколько из тех людей были в такой же ситуации, как Ксандер. В ситуации, которую они не могли контролировать.

Ответа на этот вопрос не было. По крайней мере, ни одного, которого бы мне удалось найти.

После долгих бессонных ночей в офисе, когда вокруг не было ни души, я просматривала папку за папкой в папином кабинете, ища хоть что-то, что могло бы обесценить их смерть, но снова и снова оставалась с пустыми руками. Все они заслуживали гибель. Большинство из них имели криминальное прошлое, о котором папа даже не подозревал, до тех пор, пока не начинали уклоняться от уплаты долгов.

Так почему после всего вышесказанного, я все еще чувствовала себя настолько несбалансированной? Почему мне казалось, что последние шесть лет моей жизни и все, что я натворила, вдруг стали горькой пилюлей, которую нужно проглотить? Было ли это чувством вины? Раскаянием? Паранойей?

«Может, я просто схожу с ума? Каким бы ни было это отвратительное чувство, пройдет ли оно когда-нибудь, или я обречена чувствовать себя так до конца своих дней?»

Несмотря на все неприятности, у меня не было времени зацикливаться на этом. Не тогда, когда передо мной стояла гораздо более серьезная проблема, а именно — обещание, данное мной Ксандеру. Оглядываясь назад, я осознаю, что мне не следовало обещать ему неприкосновенность. Было очевидно, что папа не предоставит ему такой возможности, а я ни за что на свете не смогла бы признаться отцу, что пощадила его без согласования с ним. Он был бы в ярости. Думала ли я, что он убьет меня за то, что я так поступила с Ксандером? Конечно, нет. Но разочарование отца стало бы испытанием для меня. Я всегда изо всех сил старалась поступать правильно, помогать ему, когда он в этом нуждался, и делать все возможное, чтобы семейный бизнес функционировал бесперебойно. Моя верность семье была превыше всего, и все же я позволила Ксандеру уйти, вернее, ушла сама, не оглядываясь.

Примерно неделю спустя я все еще находилась в состоянии неопределенности и ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы понять: А) как же мне вычеркнуть имя Ксандера из своего списка, не убив его и Б) снова не солгав при этом отцу. Но, похоже, что у меня были только эти варианты, и если бы мне пришлось выбирать один, то пункт А) точно не подлежал обсуждению. Я бы солгала еще миллион раз, чтобы сохранить ему жизнь.

«Видишь, что он сделал с тобой? Он вынуждает тебя лгать своей семье и валяться без дела, в то время как ты знаешь, что твоему отцу нужна твоя помощь…»

«Помощь. Помощь…»

Я вскочила с кровати, задыхаясь, когда одно это маленькое слово осенило меня вдохновением, которое я тщетно искала все это время. Хотя это и не могло решить основную часть моих проблем, при правильном осуществлении оно, как я надеялась, должно было принести Ксандеру облегчение, которого он заслуживал. Уверена, вы можете догадаться, что мое альтер-эго было отнюдь не впечатлено. Ее слова не были предназначены для поощрения, но я подпитывалась ими в позитивном ключе, вместо того чтобы позволить им затянуть себя еще глубже в темную дыру. Я прямо-таки чувствовала, как она закатывала глаза, когда я металась по своей комнате, торопливо одеваясь и выбегая из дома быстрее, чем за всю прошедшую неделю. Волнение пронизывало меня, пока я останавливалась в нескольких местах по всему городу, собирая все необходимое, прежде чем отправиться в Бронкс. Но чем ближе я приближалась к месту назначения, тем отчаяннее пыталась вспомнить, почему я вообще решила, что это хорошая идея. Однако я уже сделала слишком много и преодолела слишком долгий путь, чтобы унывать, так что, набравшись храбрости и односторонне подбадривая себя, пытаясь убедить в том, что это правильный поступок, я, наконец, въехала на стоянку «Ройса», испытывая ничто иное, как волнение, увидев человека, к которому я направлялась, шедшего навстречу месту, где я припарковалась и вытиравшего свое измазанное лицо.

Он выглядел так же великолепно, как я и запомнила, если даже не более того — со всей этой грязью и потом, налипшими на его загорелую кожу. Он был настолько грязным, что белая майка, скрывающая его восхитительное тело от посторонних глаз, вряд ли могла считаться белой. Несмотря на волнение, охватившее меня по прибытии, я обнаружила, что вся трепещу и пылаю, представляя, как мы вдвоем в душе, и я отмываю его, лишь для того, чтобы снова испачкаться…

— Добрый день, чем могу вам помочь? — спросил он, и его голос был дружелюбным и исполненным надеждой, полагая, что я могу оказаться клиенткой.

Потому что он определенно принял меня за клиентку, так как приехала я не на своей машине…

Досчитав до трех, ладно, скорее до десяти, я слезла с мотоцикла, медленно сняла шлем, и мои волосы рассыпались золотистой вуалью по спине, обтянутой курткой. Как и ожидалось, глаза Ксандера расширились от шока, когда он понял, что я, конечно же, не клиентка, а женщина, которая пыталась убить его, стояла всего в паре метров от него, посреди бела дня, на его рабочем месте. Он не произвел ни одного резкого движения, не закричал о помощи и не достал оружие. А просто потрясенно уставился на меня, и на его лице промелькнуло множество не поддающихся определению эмоций.

— Иден? Что ты… Что ты здесь делаешь?

— Приехала лично сказать тебе, что я разобралась со Скарзи, — солгала я, потому что это был единственный способ удержать его от бегства, и хотя я тут же пожалела об этом, была уверена, что он непременно спросит об этом, а значит, мне все равно пришлось бы солгать.

Достав белый конверт из внутреннего кармана своей расшитой шипами кожаной куртки, я протянула его ему дрожащей рукой.

— Но в основном, чтобы передать тебе это.

Ксандер смотрел на меня с любопытством, казалось, целую вечность, прежде чем взял конверт и быстро вскрыл его. Когда он заглянул внутрь, его глаза вновь потрясенно расширились.