— Я с вами, мой государь! — сказал Кардонт.

— Пожалуй да! Будешь командовать ротой пехотинцев.

В сгущающихся сумерках шли молча. Конная артиллерия состояла из отборных лошадей-тяжеловесов. Они по двое тянули пушку, на ложе которой был укреплен ящик с запасами картечи, ядер и книппелей. Лошади шли тихо, что было важно для незаметности продвижения.

В лесу раздался несильный свист. Это разведка высланная вперед подала знак, что лагерь близко и можно натолкнуться на дозоры хошбанов, либо на отошедшего "по-ветру" мутанта. Сейчас было важноработать оперативно и профессионально. Проинструктировав пехотные подразделения, я вместе с конной артиллерией расположился на окраине леса, где уже можно было видеть огромный лагерь хошбанов. Не меньше тысячи шатров, костры, над которыми плавали голубые облачка их темного божества. Мутанты в экстазе кружились возле костров, ублажаясь своим демоном.

Двадцать пять пушек конной артиллерии заняли свои позиции. Распрягать лошадей не стали. Наоборот, нужно было максимально быстро ретироваться с выбранного места. Пушки зарядили зажигательными зарядами и распределили сектора обстрела. Я прислушался. Кроме гомона тысяч хошбанов, посторонних звуков не наблюдалось.

Оглушительный одновременный залп всех орудий отозвался не менее раскатистым эхом в предгорьях Градии. Рев медведей в стойбище, куда попало не менее шести зажигательных снарядов особо выделялся в шуме охваченного паникой лагеря.

— Уходим! — сказал я Ессею, лейтенанту-артиллеристу, возглавлявшему группу. Лошади быстро поскакали по проложенным заранее дорожкам в лесу. По быстрому взгляду, кинутому назад было видно, что обстрел собрал хороший урожай. В лагере начался пожар, метались растерянные фигурки врагов. Медведи, вспыхнувшие словно факелы, в ярости бегали по территории, пытаясь сбить пламя, но еще больше увеличивали суету. Были видны отдельные островки организации.

Примерно тысяча солдат отправилась в направлении выстрела, но конная артиллерия уже готовилась к атаке на новой позиции. Рота солдат все также пряталась позади нас. Она должна была служить прикрытием в случае, если что-то пойдет не так.

Залп с противоположной стороны еще больше обескуражил мутантов. За двадцать минут удалось поменять дислокацию, объехав лагерь. Паника все усиливалась.

Но теперь, кто-то умный в стойбище хошбанов решил прочесать все стороны вокруг лагеря. Надо было быстро сваливать, что и сделали под прикрытием пехотинцев.

Удалось еще два раза пострелять, прежде чем начало светать. Отсидевшись час после первой атаки, мы снова занимали удобную позицию и устраивали артобстрел угомонившегося было лагеря противников. Сколько полегло врагов — было не понять, но психологический эффект получился очень даже сильным.

К рассвету все вернулись на исходные позиции между двумя холмами. Эдран со своей конницей прискакал изрядно потрепанный, но счастливый.

— Как на мелководье нерестящуюся рыбу ловить! — отреагировал он на мой вопрос о результатах рейда. — При пятнадцати убитых наших, более тысячи уничтоженных врагов! Действовали так, как вы и сказали! Один раз, правда, не разглядели идущую позади крупную группу и пришлось ввязаться в бой! Все потери именно там произошли.

Я чувствовал себя очень уставшим, ибо за двое суток удалось поспать максимум три часа на корабле. Но результат того стоил. Сейчас корпус хошбанов изрядно поредел и психологически поврежден. Противник если и знал о существовании артиллерии, то уж точно не сталкивался с ним в открытом бою.

"Дисциплина — мать победы" — вспомнил я слова непобедимого Александра Суворова. Но в сочетании с высоким боевым духом — это вообще гремучий коктейль. По моим прикидкам осталось в лагере тысяч восемнадцать мутантов. Все они рослые и сильные. Сеча предстоит не то, что тяжелая. Её исход очень труден для прогнозирования. Хошбаны защищают свою землю, они хотят отомстить за свои стойбища. Им предает уверенности громадная армия, направляющаяся сейчас обратно с фронта войны с номадами. Если честно, то я уже был неуверен в своей затее. Но виду не показывал. Александр Македонский, Наполеон, Суворов громили в разы превосходящие армии силой своего искусства, и от того, как я настрою своих бойцов — будет зависеть исход сражения.

Я построил пехоту и кавалерию в боевой порядок и проехался перед своими молодцами на лошади.

— Вы гордость баронства! — начал я громогласно. — Вы его сила, честь и доблесть! Ради вас я создавал баронство. Позади ваши семьи, ваши родные и друзья! Если сегодня мы проиграем — враг ринется через перевалы, опустошая, убивая, насилуя и уничтожая все то, что вам дорого. Сегодня будет битва за то, что мы вместе с вами долго и упорно создавали. Перед нами нелюди, готовые пожрать весь человеческий род, захватить и уничтожить наших матерей, жен, сестер и дочерей грязным жабам, для заселения всей земли своими отродьями! Необходимо раз и навсегда покончить с ними! Нет пощады врагу!

— Нет пощады врагу! — пронеслось в строю.

— Нет пощады врагу! — еще сильнее крикнул я.

Теперь все ряды огласились яростным воинственным воплем. От оглушительного диссонанса у меня потекли слезы!

— Я верю в вас! Сохраним все то, что мы так долго строили! Нет пощады врагу!

И снова в рядах раздался оглушительный рев. Затем барабанщики стали отбивать ритмы армейских военных песен, сочиненных Колаксаем, которые воодушевляли солдат на тренировках и учениях. Нестройный хор затянул мелодичную песню о гордом баронстве, в котором живут чистые и светлые люди. Каждый солдат сейчас, наверняка, вспоминал свою семью, свой дом и наполнялся решимостью и отвагой отстоять мирное небо для своих близких.

Клубы пыли показывали, что приближается вражеское войско. Сердце на секунду испытало щемящее чувство страха, но затем я взял себя в руки. Решительность и отвага командира должны передаваться подчиненным, а не малодушие и трусость. Сейчас все и решится!

Летевшая армада всадников на медведях вдруг резко стала деформироваться — первые ряды медведей угодили в наши ловушки. Тысячи разбросанных по узкой лощине острых четырехконечных шипов (как не кинь — все равно одним острием смотрит вверх) врезались в мягкие лапы мишек. Бешенный рев подраненных косолапых огласил округу невероятным хором безумных воплей. Напирающая сзади толпа по инерции продолжила катиться вперед, сминая в гармошку первые ряды и снова попадаясь на смертоносные железные приспособления. Крайние ряды стали пятится к возвышенности, но чрезвычайно высокий уклон не позволял взобраться туда вместе с всадниками. Медведи сбрасывали своих хозяев и мчались наверх в приступе безумной боли. Но и здесь медведей ждал сюрприз — плотный частокол выставленных навстречу врагу заостренных кольев не давал с ходу преодолеть преграду, тем более находясь на таком, почти крутом склоне.

Диспозиция наших войск выглядела полумесяцем с мощным центром внизу перевала. По возвышенностям стояли солидные оборонительные редуты, укрепленные артиллерией и стрелками. Сверху открыли огонь. Перепуганные и раненые, косолапые стремились ретироваться обратно и тут же смешивались с плотной толпой своих собратьев, зачастую погибая в гигантской давке.

По оценкам разведчиков, медведей, даже после ночной вылазки, осталось в районе полутора тысяч, что представляло просто гигантскую разрушительную силу. Прямой напор такой мощи и ярости просто снес бы наши войска.

Но лавина продолжала двигаться. Потянули за веревки — и несколько заостренных, похожих на поваленные заборы изгородей приподнялись от земли, встречая хошбанов пиками на уровне полутора метров. Такое сооружение не перепрыгнуть, не обойти. При этом, перед каждым таким рядом, нашими инженерами и пехотинцами был вырыт небольшой ров с все теми же колючками. Размерами ров представлял из себя канаву метр в глубину и два в ширину. Делался он исключительно для того, чтобы не дать с разгону разрушить частокол остро заточенных брусьев. Получалось так, что рвущийся на всех парах медведь терял опору под ногами, и под напором остальных был раздавлен вместе со своим хозяином напиравшими и точно также и терявшими равновесие последующими рядами.