Долго Дардаке ломал голову. Не позавчера, а неделю назад пролетал на небольшой высоте рейсовый пассажирский самолет. Большая черная туча заставила летчика сделать крюк. Неужели с самолета их заметили и дали знать?
— Да нет же, нет! — воскликнул Сарбай и ткнул сына кулаком в бок. — Твой новый друг побывал здесь позавчера. Посмотрел издалека, повернулся и уехал. Алапай, Алапай тут был! Нашел к нам дорогу. Никто не знал, как сюда пробраться, Алапай сказал, что найдет путь, и нашел.
— А почему же, — выпучив глаза от удивления, спросил Дардаке, — почему уехал, не спустившись к нам? Так враги поступают, шпионы чужого войска!
— Да, да, он был здесь в разведке, — ответил Сарбай. — Усатый Закир обещал сыну Мамбеткула, что, если тот найдет к нам дорогу, пусть посмотрит, годимся ли мы на что-нибудь. Он ему обещал…
— Понял, понял! — подхватил Дардаке. — Закир хочет вернуть атару Мамбеткуловым! — Все закипело в душе Дардаке от возмущения.
— Да подожди! Много ты понял. Алапай потому и не спустился… Садык рассказал, как, вернувшись из поездки, парень, которому ты сломал ногу, стал говорить: «Эти люди совершили чудо!» Это он про нас сказал. А не спустился, чтобы мы не подумали о нем ничего дурного… Если прежний хозяин приходит, что остается думать тому, кто завладел его имуществом? Алапай так сказал председателю: «Эти люди спасли то, что погубил мой отец. Раньше я не верил, что скотники способны работать с овцами, но, увидев собственными глазами здоровое стадо, как мог я напугать этих старательных людей своим появлением?» — Неожиданно прервав себя и как-то боком посмотрев, Сарбай хитровато прищурился. — Ты веришь рассказу Садыка об Алапае? — спросил он Дардаке.
— Верю ли я? А почему… Ой, папка, неужели ты и правда такого плохого мнения о людях? Ты бы знал — Алапай ни одному человеку не говорил о том, что ногу ему сломал я. Алапай со мной в шашки играл в больнице, встречал, как младшего брата… Да, я верю, верю, что он…
— Ну ладно, ладно. Посмотрим. Пока все идет хорошо. Садык уговаривал меня, мама тоже взяла его сторону… Ох и молодец твоя мама! Раньше я никогда не слыхал, чтобы она решилась заговорить с начальником. Видно, у Сайраш научилась. А может, как и я, от злости обрела дар речи. Она знаешь чего потребовала? Она сказала: пришлите нам муки, толокна, чаю. Она потребовала, чтобы нам привезли сена. Ой-е! Садык сперва уши зажал, а потом понемногу стал принимать наши требования. И тут ветеринар помог. Сказал, что все это правильно, что хоть мы и спасли овец, но они слабы и приплод тоже будет слабый, для приплода нужна юрта… Кончилось тем, что нам обещали завтра достать все необходимое, а кроме того, вол, на котором привезут юрту и припасы, останется у нас.
— А пройдет вол? Где пройдет? — с тревогой стал расспрашивать Дардаке. — Может быть, Алапай приведет вола? Ой, папа, как я буду рад, если он приедет! Как ты думаешь, он уже не хромает?
* * *
Оказалось, что однорукий Садык умеет держать свое слово. На третий день он пригнал вола, навьюченного разобранной юртой. За волом следовали две лошади. Маленькие мохнатые лошадки киргизской породы. Такие не боятся подъема, у них не кружится голова, когда приходится пробираться по скользкой тропе над пропастью. Лошади были нагружены прессованным сеном… Дардаке впервые в жизни увидел такое уплотненное, обтянутое проволокой сено. Оказалось, что государство помогло колхозам. На третьей лошади, гнедой, с отметинкой на лбу, ехал сам Садык. К седлу его был приторочен небольшой мешок муки, а с другой стороны — такой же мешок толокна. Дардаке все смотрел, смотрел — нет ли еще всадника. Он с нетерпением ждал Алапая. Но Садык — вот, оказывается, какой он смелый человек — весь этот караван пригнал сюда один.
Парнишка и раньше знал кое-что о Садыке — виделся с ним, а как-то даже поговорил… Известно было, что на войне этот парень отличился. Осколок снаряда раздробил ему плечо, а он не потерял сознание, собрал все силы и левой рукой швырнул под гусеницу вражеского танка связку гранат… Рассказывают, что и теперь Садык, хоть и осталась у него одна рука, очень сильный человек. Это похоже на правду. Разве мог бы кто-нибудь, кроме батыра, привезти в одиночку такой груз по недавно разведанному пути!
Садык проворно спешился и принялся распаковывать груз, раздергивая зубами узлы веревок. Дардаке подбежал, чтобы ему помочь, но, правду сказать, больше суетился. Он глаз не спускал с Садыка. Появилось острое желание подойти к нему, подержаться за его засаленный стеганый кемсел[28], поправить сбившуюся серую солдатскую шапку, прижаться к его суровому, загоревшему на морозе узкому лицу. Дардаке хотелось правый рукав его кемсела, который болтался и мешал, заткнуть за пояс.
Но больше всего ему хотелось пожать его твердую левую руку.
Видно, Садык заметил, как радостно суетился возле него подросток. Он вынул из-за голенища широкого войлочного чоко[29] связку газет.
— На, братец Дардаш, почитаешь отцу с матерью. — Он бросил связку, и Дардаке обрадовался, что ему удалось поймать на лету.
Садык улыбнулся, оценив ловкость парнишки, и похлопал его по плечу. Ох и рука же у него — как чугунная! Из-за другого голенища Садык достал толстую клеенчатую тетрадь, из нагрудного кармашка — новый, отточенный карандаш:
— А это тебе! Возьми и записывай, когда и какая овца принесла ягнят. Одного или двойню… а бывает ведь и тройня.
Заметив, что парнишка с проворством борзой хватает на лету все, что ни кидает он ему, заметив, как он вспыхнул от радости и молча исподлобья любуется им, Садык, крепко обняв парня, приподнял его и крутанул:
— Ого, солдат, весишь ты немало! Так почему же не хочешь исполнять мои приказания? Почему не отвечаешь? А, солдат?
Слово «солдат» Садык произносил ласково и любовно, вкладывая в него какие-то свои фронтовые чувства.
— Садык-байке[30], — с трудом преодолевая робость, сказал Дардаке, — я буду… я исполню все ваши приказания.
— Давай, в таком случае, пожмем друг другу руки в присутствии отца и матери. Эгей, Сарбай-ака, Салима-джене, вы свидетели! — Садык чуть повысил голос и, потряхивая руку неуклюже прильнувшего к нему паренька, сжал ее так, что хрустнули кости. — Теперь я твой командир, а ты мой солдат. Будешь беспрекословно выполнять распоряжения? Стараться будешь? А, Дардаке?
— Идет! — ответил парнишка и тоже пожал руку гостю.
Он мог бы сжать сильно, гораздо сильнее, но ему почему-то казалось, что человек, у которого только одна рука, да еще левая, боль ощущает острее, чем здоровый.
— Вот, — говорил Садык, показывая на огромного, как буйвол, черного приземистого вола, а потом на серую лошадку, — вам теперь придется перекочевывать. Эти вьючные животные останутся здесь. Вам, вам останутся! И пусть хоть сам председатель потребует — не отдавайте. Никому не отдавайте!
В этом твердом напутствии тоже чувствовалось, что Садык отныне берет на себя заботу о них и старается внушить им — не только Дардаке, но и Сарбаю — чувство уверенности.
— Каждому чабану полагаются одна лошадь и один вол. Я для вас отобрал этих неприхотливых и выносливых животных — они вам хорошо послужат.
Всей семьей провожали Садыка до поворота ущелья. Махали на прощание. Но как только приезжий скрылся, Дардаке молниеносно подбежал к лошади. Вскочив на нее, он пустился галопом по большому кругу. Отец с матерью, не сводя глаз, следили за ним.
* * *
Дардаке сделал один круг, второй, третий. Он, казалось, ошалел от восторга, совсем забыл, где находится.