Аналогично, то, в чем видят мнимую угрозу здесь, там - реальная угроза: так, "насколько фанатичен народ", у "нас" показывает страх его представителей, что "придут русские, построют часовню, обрусят их и т. п..." (1911. №4. С. 175). Зато применительно к европейцам подобное намерение мыслится вполне реальным и становится предметом злой иронии с обратным вектором: говорят, что, чтобы научить феллаха "идее взаимопомощи", "вовсе не надо ждать, когда темный египетский крестьянин объевропеится" (1911. №24. С. 1011).

Описываемое "дикарство" простого народа (служившее здесь причиной его фанатизма и обманутости муллами), там в духе концепции "естественного человека" свидетельствует о его высоких нравственных и душевных качествах, противоположных европейским (в цитируемом случае им тождественны христианские "):

"Сколько величия в этих немногих словах , и не позавидовал ли бы им любой христианин? Пусть история доказывает, что арабы родственны евреям ", пусть говорит, что ей заблагорассудится. Но несомненно одно: марокканцы - это благороднейший и великодушнейший народ среди всех других исповедующих Ислам" (1911. №2. С. 61).

Именно такой обращенной логике оказывается подчиненной, вписанной внутрь ее переворачивающей рамы, прямая логика критики европейцев, предполагающая, что они плохи таким же образом, как "наши" плохие, и использующая для их характеристики набор универсальных недостатков (набор, универсальность которого могла бы как раз создать противоположное описываемому впечатление последовательности этой критики). Можно видеть, как подспудное утверждение принципа "Юпитера и быка": "они неправы в том, в чем правы мы", - формирует этот набор:

"Положение европейцев в Марокко, главным образом в Феце, напоминает картину дерущихся собак из-за лакомой кости. Французы, немцы и испанцы наперерыв стараются втиснуть свои законы, глубоко уверенные, что от них марокканцам станет легче, что они будут в восторге походить на просвещенных людей. Французы, как народ в сущности пустоватый, горячатся и тем самым выдают себя

О. Ю. Бессмертная. Pyccka" kyAblypa в свете мусульманства 275

головой, испанцы с враждебной наклонностью к преступлениям против личности преимущественно из-за угла действуют всеми имеющимися средствами, не брезгуя даже предательством, одни хитрые немцы выбрали верный путь и, в душе презирая азиатов, ловко выдают себя за их друзей. Когда живешь на положении дикаря ^, удивительно как удобно наблюдать европейскую подлость" (1911. № 3. С. 110) ".

Причем такая "прямая" логика часто представляет европейцев как вынесенный за пределы "нашего" мира источник "наших" несчастий: демонстрируется, что они несут с собою в единоверные страны те же беды, от которых страдают "наши" люди. Такой частой бедой является, например, пьянство:

"Культура - вещь хорошая, но сохрани Аллах марокканцев от той культуры, которую несут им немцы, испанцы и французы. В пустыню еще не проникла эта хваленая культура в виде абсента и других подобных ему напитков, но в оседлых местах марроканцы уже смакуют прелесть спирта, и общее пьянство - вопрос лишь короткого времени. О том, как насаждают европейцы свою культуру, - в другой раз" (1911. №2. С. 61).

Ср. о себе:

"Нет ничего удивительного, если мы, мусульмане Оренбурга, до сих пор восприняли лишь ресторанную культуру и в этом отношении с успехом конкурируем с русскими" (191 1. №1 1-13. С. 498) ^

Риторически зеркальность ситуации нередко создается, как это видно в цитатах, ироническим переворачиванием прямого значения слова, например, "хваленая культура", "просвещенная Европа", "культурнейшие бритты" или просто "культура" в кавычках или курсивом, а концептуально Европа из идеала превращается в антиидеал, в культуру наоборот: например, вводится понятие "оборотная сторона культуры":

"Культура их, несомненно, прививается, но к сожалению, с обратной стороны" (Там же. С. 489).

Одновременно происходит перемена позиций: ситуационно "мы" по отношению к европейцам выступаем как духовенство по отношению к "нам". Разумеется, вербальный план подчинен при этом "прямой" логике: европейцев, как мы видели, поносят в тех же терминах, что "наших" врагов у "нас" (соотношение европейцев с культурой описывается по принципу, применяемому в характеристиках псевдоинтеллигенции, принципу "псевдо" : он как раз и служит переворачиванию прямого значения слов "культура", "просвещение" и т.д., о котором сказано выше; в остальном же используется "активный", "эксплуататорский" код, описывающий духовенство). Однако эта смысловая рокировка заметна и в плане выражения, если сопоставить лексику "прямой речи" журнала по адресу европейцев с высказываниями в "наш" адрес, приписываемыми журналом духовенству, - "наши" враги называют "нас" так, как "мы" называем европейцев:

276________________________Образ ^другого" в 1"уль1уре

"Не пройдет и дня, как несчастный мыслитель будет закидан грязью, назван гяуром, отступником, врагом религии, продавцом своего народа, - всем чем угодно. Только бессильная злоба эксплуататоров религии способна на подобные поступки. И, к сожалению, большинство несчастного, обманутого народа еще продолжает верить в их священное призвание" (Там же. С. 474. Перевод из татарской газеты "Вакт")

Таким образом, одни и те же означающие получают в журнале противоположные означаемые (референты).

Что делает возможным такую обратимость позиций? Представляется, что содержательно ее обусловливает совмещение в представлении о культуре по меньшей мере двух кодов - собственно "прогрессистского", так сказать образовательного, технического, профессионального и т.п., с одной стороны, и нравственного - с другой: культура противостоит невежеству и как собственно знание, и как вежество. Так, духовенство "проповедники тьмы и ненависти)) суть враги и просвещения, и чести, и совести (ср., например, противопоставление "просвещенные, честные граждане" - "грубые, невежественные муллы" ), а соответствейно и самих вечных ценностей. (Подчеркну, что это совмещение отнюдь не мусульманская специфика: достаточно упомянуть известную некрасовскую триаду "разумное, доброе, вечное".) Эта двойственность, как выясняется, допускает расщепление; оно и происходит применительно к Европе в ее отрицательном амплуа, которое актуализирует собственно нравственное измерение культуры. Это расщепление и предстает весьма выпукло как две "стороны" культуры, обосновывая собой подспудно действующий принцип "Юпитера и быка":