"Несомненно, вопрос о пригодности мусульман к культуре интересует наших читателей. В данном случае мы имеем в виду исключительно русских единоверцев, как наиболее передовых среди других народностей, исповедующих ислам" (1910. № 1. С. 6). (Ср.: "Эдак нас перегонят мордвины и черемисы..." - 1911. № 11-13. С. 497.)
"Нам" же следует "дорасти" до русских (фактически - "наших" "старших братьев") и стать "наравне" с ними "достойными гражданами" русского государства:
"Русская государственность только выиграет, если вместо грубых и невежественных мулл будет иметь подданными просвещенных и честных граждан, которые наравне с русскими считают Россию своей дорогой родиной" (1911. № 3. С. 107).
Однако "конечная" и главная цель, синонимичная "восприятию цивилизации", разумеется, - "догнать" Европу (скорее независимо от русских, чем вместе с ними) ^:
"Народы, которые с упорством и молча трудились на своей родине, всегда достигали завидного благосостояния и, конечно, опередили мусульман во всех отношениях!... И десятки лет должны пройти в беспрерывном труде, чтобы нам удалось хоть отчасти догнать своих соседей" ^(191 1. №1. С. 4).
Впрочем, представление о многотрудности задачи сочетается с высоким оптимизмом:
"Наряду с отрицательными явлениями в жизни мусульман (России. -О. Б.) за истекший год можно отметить и много радостного, способного вселить надежды, что в ближайшем будущем усилия интеллигентных сил не пропадут даром, и мусульмане, подобно другим, займут подобающее место в семье культурных народов" (Обзор. 1911. №1. С. 8)
Замечу, сколь значима здесь лексика, так сказать, "сравнительного залога" типа "опередить", "догнать" и "перегнать".
Внутри России понятие "русские мусульмане" составляет для авторов журнала некий социум, граница которого определена принадлежностью к мусульманству. Но это не тождественно исповеданию ислама, а существенно шире: мусульмане - это народ среди других народов, и у них есть своя религия ислам, как у европейцев или русских - христианство ^. А расстановка социальных ролей внутри этого "нашего" социума воспроизводит известную просветительскую схему и определяется, опять-таки, отношением к культуре, а соответственно - к Европе и вслед за ней к русским.
______________QK). Бессмертная. Рус" Лая 1"ульту pa в свете мусульманства__________273
Это борьба между "передовой", "малочисленной" и "самоотверженной" интеллигенцией, носительницей культуры ", и "фанатичным", "грубым" и "невежественным" духовенством (сиречь муллами, ишанами, мюридами) - "эксплуататорами лщсс" и "паразитами непросвещенного народа". Борьба эта идет, естественно, за народ (взятый уже в социальном, а не национальном измерении) - "темный", "отсталый" и "доверчивый". Одним своим ликом, "порабощенным", "обманутым" и "невежественным", народ повернут к "врагам", духовенству, - и назад: так появляется, например, "ишанизм, искусно впутавший в свои заманчивые сети темное население, лишенное света и разума..." (1910. № 4. С. 174). Другим ликом, "ищущим света" и "нуждающимся в духовной пище", народ обращен к своим истинным "руководителям", к "нам", интеллигенции, - и вперед. Это "мы" должны "вывести его" из "беспросветной тьмы" и повести "к светлой цели", "энергично работая" и собирая "силу и волю в борьбе с невежеством". Без "нас" народ беспомощен:
"Что может сделать народ без руководителей? Не является ли здесь преступлением оставлять его на произвол судьбы, предоставляя ему самому разбираться в массе новых, всегда непонятных ему вопросов?" (1910. №1. С. 9).
Есть еще "наш" "внутренний" враг: псевдоинтеллигенция, которую отличает от "нас" "мещанство", "праздность" и - слово, тогда как "мы" - интеллигенция дела.
Итак, бинарная модель, формирующая язык "Мусульманина" и представленная здесь в своем предельном выражении, использующая контраст как основной метод жизнеописания, действует, казалось бы, вполне последовательно не только в сфере означающих, но и в плане содержания. Однако так - до тех пор, пока автор смотрит на мир и на себя изнутри собственного социума. При смене точки зрения - при взгляде, направленном от Европы к "нам" (когда описывают не "нас" по отношению к Европе, а Европу по отношению к "нам"), - обнаруживается столь же последовательная бинарность, но - с противоположными оценками:
"Недаром народы Востока одним общим именем "гяуров" обозначают всех европейцев без различия мастей: во всех этих пришельцах с Запада покоренные народности видят безжалостных поработителей, высасывающих все экономические соки занятых ими стран, под лицемерным предлогом приобщения их к высшей западной культуре" (1911. № 6-7. С. 288).
Более того, "Мусульманин" оказывается во власти парадокса, достаточно известного: отвергает "культурность" той самой культуры, которая, собственно, и рассматривалась как культура par excellence и которая, собственно, и породила сами ценности и понятия культурного развития. Идейно он фактически разделил известную позицию, исходившую из концепции нравственного вырождения Европы ^, но, кажется, вновь оголил костяк построения, сведя его с концептуального пьедестала на уровень само собою разумеющейся исходной посылки.
274 Образ ^gpугoro^ в Аультуре
По сравнению с домашней ситуацией, которую я описала сначала, здесь действует принцип Юпитера и быка: что хорошо делать "нам" тут - плохо делать "им" там и, например, характерное для народа здесь непонимание, на чьей стороне правда, которое "нам" следовало превозмогать, для народа там оказывается аргументом лживым:
"...ослепленные европейской культурой, наши политиканствующие единоверцы сами лезут в огонь и чуть ли не предлагают себя самих в жертву. Как хотите, приятно погибнуть во имя какой-то культурной идеи. Народ не понимает, что хотят сделать европейцы, и поэтому спрашивать его нет надобности. И мы видим, как бьются наши единоверцы, тщетно стараясь сбросить с себя скорпионов и других гадов, которые под видом смиренных друзей несут им гибель и рабство" (1911. № 21-22. С. 882).
