Перед встречей И.Т. Фомичева с «раненым» С.Э. Павловским был составлен план этой встречи. Планировалась поездка Новицкого в Царицын для частного свидания с Фомичевым, подготовка к встрече Сергея Эдуардовича, составление плана, кто и когда приходит на это свидание.
На нем должны были заслушать доклад доктора о состоянии «Сержа» (болезнь затяжная, месяца на 2–3), его рассказ о постигшей неудаче, о том, как быть с работой дальше, ехать за Савинковым или разрешить вопрос самим. Далее планировалось решить вопрос, кому ехать; принять решение, что ехать должны Иван Терентьевич и Андрей Павлович.
Причем Фомичев должен ехать по просьбе Павловского и одобрению ЦК, а Федоров — от ЦК и от Павловского[210].
9 июля 1924 г. на конспиративной квартире по улице Ситцев Вражек состоялась встреча Фомичева и привезенного с Кавказа «раненого» Павловского. Комната в конце длинного пустого коридора, с наглухо занавешенным ковром окном, производила хорошее впечатление.
На встрече присутствовал начальник санитарной части ОГПУ М.Г. Кушнер, игравший роль приятеля начальника военного отдела ЦК союза еще по царской армии. Кроме доктора присутствовали Андрей Павлович, Сергей Васильевич, Иван Терентьевич, Владимир Георгиевич и Валентин Иванович.
По заданию КРО ОГПУ, Павловский артистически сыграл роль раненого.
«Раненый Серж был забинтован (левая нога) по всем правилам искусства. Официальная часть встречи открылась приходом С.В. и И.Т., остальные были уже на месте. Заседания не было, в текущей беседе обменивались мнениями и вырабатывали решения. Серж (очень бледный) коротко рассказал о своем ранении. Доктор сообщил о состоянии здоровья, указав, что благодаря загрязнению начался воспалительный процесс. Ранение выше колена, без повреждения кости, само по себе не серьезное, но запущенное. Полечиться придется месяца два с половиной — три. Нужно опасаться, что опухоль перейдет на коленный сустав, и потому необходимо полное спокойствие. Наговорил кучу терминов и произвел очень солидное впечатление. И.Т. воспользовался случаем, когда Серж повернулся, и посмотрел забинтованную ногу, так сказать, убедился воочию.
С.В. поднял в довольно ворчливом тоне вопрос, что делать дальше. Места требуют определенных решений, активности, а мы толчемся на месте, тормозим, чего-то ждем. Положение становится немыслимым, и он готов сложить с себя ответственность при таком порядке вещей. В.Г. прекратил начинавшийся обостряться спор и заявил, что мы должны довести до конца начатое. Что если бы не военный отдел, в частности не поездка Сержа на Ю-В. взамен поездки его в Париж, то теперь бы период колебаний и нерешительности был бы уже изжит, и мы имели бы твердо намеченную тактику, но от неудачи нельзя впадать в уныние или в нервность.
Последнее заседание ЦК по поводу И.Т. вынесло резолюцию о необходимости приезда Председателя. Председатель сам выразил желание приехать и, очевидно, понимает всю необходимость своего приезда и разрешения целого ряда нетерпящих отлагательства вопросов. Поездка необходима, решение ЦК, совпадающее с желанием Б.В., должно быть выполнено незамедлительно. Серж соглашается и предлагает поездку И.Т. (И.Т. польщен). В.И. выдвигает кандидатуру (добавочную) Мухи[211]. В.Г. несколько колеблется в последнем. Муха протестует, указывая, что ему уже надоело ездить без цели в Париж и что он будет полезный здесь. С.В. поддерживает мысль о необходимости поездки Мухи. В.Г соглашается и обещает Мухе, что независимо от результатов эта поездка последняя, т. к. жизнь не ждет, и если Председатель не приедет, то надо будет налаживать дело самим и рассчитывать на свои силы, но период ожидания закончить.
Приезд и неприезд Б.В. одинаково должны в этот раз повлиять на дальнейшее, в первом случае по его указаниям, во втором без них и без расчета на его помощь. Муха соглашается. И.Т. вносит предложение — может быть мне доехать до Варшавы, а (Мухе) А.П. ехать дальше одному. Это опротестовывается всеми. Предлагается ехать вместе. (И.Т. выдвинул этот вопрос, очевидно, потому, что боялся, как бы Муха не оставил его в Варшаве, а потому запасался санкцией Москвы против такой возможности.) Было предложено собраться в три дня. С.В. предложено проехать на границу и проинспектировать переправы ввиду важности обратного перехода с Б.В. С.В. сначала запротестовал, но потом подчинился в порядке приказа. И.Т. был доволен вечером, доволен ранением Сержа, доволен своей поездкой и тем, что С.В. едет подтянуть переправы. Единственным огорчением была для него фраза С.В.: «что некоторые говорят, что ранение Сержа произошло по его вине и по его вине экс окончился неудачей, но он предложил бы сам совершить экс, рассуждения и критика всегда легки и т. д.». Эту реплику С.В. И.Т. поспешил замять. Серж был нервен и истомлен. Это бросилось в глаза даже И.Т. Он во время выхода (таких было два) в коридор из комнаты раненого, по его просьбе, отметил эту нервность в разговоре с В.Г. и указал, что не надо особенно волновать его.
После принятых решений было предложено расходиться, дабы не утомлять больного. Доктор ушел еще до разговора по делу. По окончании разговора первый ушел В.Г. Перед началом беседы, когда доктор еще был у больного, произошла неловкость. И.Т. справился у В.Г.: «Все свои?» В.Г. уверил — «конечно», но шепнул И.Т., что говорить нельзя, указав глазами на доктора (впоследствии И.Т. было объяснено, что доктор — старый приятель С.В., с которым на «ты», и С.В. зовет его Миша, но посвящать его без нужды в дело нет надобности), почти непосредственно за этим, Серж, обращаясь к И.Т., сказал: «Ну, И.Т., придется ехать Вам за Б.В., ехать-то надо во что бы то ни стало». Разговор был замят, но по поводу этой неконспи-ративности возвращался И.Т. втихомолку в коридоре (в разговоре с В.Г., Мухой и С.В.), а С.В. выговаривал Сержу, после ухода доктора (очень засидевшегося и обещавшего прийти завтра в 6 веч.) — в открытую.
И.Т. восхищался виденным на Юго-Востоке, особенно Гиреевым и другими. Серж заявил с конспиративным видом: таких людей не единицы, а очень-очень много. Особенно отмечал И.Т. в разговоре с Сержем атмосферу дисциплины и чинопочитания, сказав, что эта атмосфера была для него радостной и приятной.
Вечер прошел слегка взвинчено, благодаря нервности раненого и будированию С.В. как военного, не терпящего проволочек. Получилось впечатление, что В.Г. приходится, благодаря затянувшемуся ожиданиями приезда, — или рвать с Б.В., или выдерживать постоянные атаки со стороны остальных членов ЦК, которые (в частности С.В.), в свою очередь, терпят нажим с мест, чем и объясняется в свою очередь его нервность. Съезд, на который С.В. приглашал с мест (на Ю.В. в присутствии Фомичева), на этом совещании решено было отложить до результатов поездки Мухи и Ф. С.В. был этим недоволен, но вынужден был согласиться на эту последнюю уступку. С.В. перед уходом сообщил В.Г., что к нему прибыл полковник с Дальнего Востока, с которым предстоит беседа. В.Г. назначил это на завтра. И.Т. очень насторожил уши при этом маленьком разговоре, происходившим уже во время прощанья В.Г. перед уходом»[212].
11 июля 1924 г. Леонид Николаевич Шешеня доложил о настроении Ивана Терентьевича Фомичева после свидания с С.Э. Павловским. Тот был рад, что видел Сергея Эдуардовича и говорил с ним. Фомичев полагал, что поездка к Савинкову в Париж будет отложена до августа-сентября ввиду того, что Павловский ранен и не сможет ехать. Теперь в Польшу придется ехать Фомичеву.
С одной стороны, он был опечален этим, ему перед своим отъездом в Польшу, до Варшавы необходимо было видеть Павловского, для того чтобы именно от него услышать подробности экса, взгляд на причины неудачи экса, сговориться с Сергеем Эдуардовичем о его приезде к Савинкову. Помимо этого, Ивану Терентьевичу необходимо было иметь от Павловского определенную инструкцию для Иванова Даниила и Яковлевича, так как они без указания Павловского не знали, что им делать. Фомичев на свидании забыл переговорить об этом с Павловским и просил Шешеню через Новицкого получить от Сергея Эдуардовича инструкцию, которую обязательно ему передать. Иванов и Яковлевич скорее всего в Польше. Фомичев получил от них письмо из Вильно, его содержание знала Анфиса Фомичева. Иванов писал, что скоро будет в Вильно
