Легенда побега Шешени, прибытие его в Москву и арест Зекунова выглядели неправдоподобными, внешне опасными и нелогичными. Отстаивая с Н.И. Демиденко этот вариант легенды, С.В. Пузицкий доказывал: «Вот в этой-то нелогичности и есть вся ее сила, так как любой профессионал-контрразведчик из Европы отметит, что для контрразведки все слишком непродуманно…»[87].

Обсуждая различные версии легенды, крокисты единодушно сошлись на мнении, что Шешеней и Зекуновым после разгрома савинковских ячеек в Западном крае должен сразу заинтересоваться Варшавский областной комитет «НСЗРиС» и искать связи с ними. Конечно, «клюнет» на них и 2-й отдел польского Генштаба. Чтобы ускорить завязку и развитие легенды, чекисты решили сообщить за кордон, что Шешеня по фиктивным документам легализовался в Москве и вместе с Зекуновым приступил к трудной и опасной работе по созданию ячеек союза.

И вот, вращаясь по долгу своей нелегальной работы в разных московских кругах, Шешеня Леонид Николаевич встретился со своим старым приятелем по Дону — бывшим офицером, который рассказал ему об участии в какой-то антисоветской организации демократического толка. Организации довольно мощной, состоящей как из военных, так и гражданских лиц. Правда, программа ее сильно отличается от программы «НСЗРиС».

Крокисты были уверены, что если до Савинкова дойдет слух о появлении новой внутрироссийской антисоветской организации, по духу демократической, то это обязательно возбудит в нем «контрреволюционный — спортивный интерес», столь ему присущий.

Много сил и времени у крокистов отняла разработка политической программы организации «Л.Д.». Для этого они изучили и тщательно проанализировали программные документы «НСЗРиС» и пришли к выводу, что программу «Л.Д.» нужно создавать на противоречиях в тактике действий «НСЗРиС» и их организации. Так, в программе союза говорилось, что в России должен быть восстановлен демократический правовой строй на началах народовластия, созвано Учредительное собрание[88][89] [90] [91] и признана некая самостоятельность окраинных народов бывшей царской России, то есть проект конечного строя демократического государства был не ясен.

В программе же «Л.Д.» было записано, что «свободная Россия — конфедерация демократических национальных республик, входящих в ее состав».

В области аграрной программы союза указывалось: «Оставление земли во владении обрабатывающих ее и отмена всех декретов о землепользовании, изданных коммунистами. Определение условий закрепления частновладельческих, кабинетных, удельных, церковных, монастырских земель после созыва Учредительного собрания и по решению».

В программе «Л.Д.» подчеркивалось, что «земля — собственность всех ее обрабатывающих, распределение земли предоставляется местным выборным земельным комитетам под руководством и контролем государственной власти».

Программа «НСЗРиС» признавала интервенцию в Россию стран Антанты и самые крайние методы борьбы для свержения большевиков, в том числе индивидуальный политический и экономический террор.

В программе «Л.Д.» было записано, что «интервенция в борьбе с большевизмом бесцельна и вредна, ибо она поставит Россию в зависимость от иностранного империализма. Единственный путь борьбы — это подготовка и вооруженное свержение диктатуры большевизма при содействии всего народа и демократических элементов эмиграции».

Далее в программе говорилось, что «Л.Д.» выступает как против индивидуального политического, так и экономического террора, но в то же время подчеркивалось, что «Л.Д. не является мертвой организацией, связанной строгой тактической программой, она применяет ее к условиям момента. Так, например, вопрос о терроре при соответствующей ситуации может быть поставлен в повестку дня»[92].

Таким образом, программа «Л.Д.», по мнению крокистов, должна была вызвать у савинковцев негативное отношение. Этого и добивались чекисты, так как дискуссии, которые обязательно последуют по всем противоречивым программным вопросам, должны притупить бдительность и уменьшить подозрительность сильного и коварного противника.

Программа «Л.Д.» вступала в конфликт со всеми положениями эмиграции, а значит, ею должен заинтересоваться Б.В. Савинков, которому уже порядком надоели безжизненные и малоактивные идеи эмигрантов-говорунов. Савинков надеялся, что именно там, в России, у интеллигенции должны появиться новые идеи и новые формы борьбы с большевиками. Любопытный факт: когда писатель М.П. Арцыбашев высказал Савинкову свои подозрения в отношении Федорова Андрея Павловича, что он «в фас и в профиль смахивает на Иуду», тот ответил: «Я старая революционная крыса. Я прощупал Андрея Павловича со всех сторон. Это просто новый тип, народившийся при большевиках и вам еще незнакомый»[93].

Итак, в распоряжении КРО ГПУ находилось два савинковца — Леонид Николаевич Шешеня, бывший адъютант Савинкова, соратник полковника Павловского, участник многих боев и походов белых, и Михаил Николаевич Зекунов, московский резидент «НСЗРиС», до пленения поляками — командир Красной армии, уклонившийся от ведения савинковской работы в Москве. Кого из них целесообразнее было направить в Польшу?

Содержавшийся в то время во внутренней тюрьме ГПУ Шешеня (псевдоним «Искра») для развития легенды был человеком более авторитетным и подходящим, но обработка его как агента требовала длительного времени. Да и полной уверенности в его честности в то время у крокистов не было.

Зекунов имел в Москве много родных, по натуре своей являлся большим семьянином, очень любил жену, поэтому остановились на его кандидатуре, хотя КРО ГПУ, направляя его в командировку в Польшу, конечно, рисковал, так как были некоторые сомнения в искренности Михаила Николаевича (псевдоним «Михайловский», у поляков он проходил под псевдонимом «Зубцов»). На деле он оказался толковым и преданным агентом.

Сразу после принятого решения о направлении Зекунова в Польшу Демиденко, Сосновский и Пузицкий занялись подготовкой от имени Шешени писем к руководителям Виленского пункта «НСЗРиС» И.Т. Фомичеву (псевдоним у поляков «Дарневич») и Варшавского областного комитета союза Д.В. Философову.

В письме И.Т. Фомичеву от 18 декабря 1922 г. Л.Н. Шешеня писал:

«В конце августа я пытался быть у Вас, но это не удалось, я выжидал удобного случая, это тоже ни к чему не привело, тогда я решил через Павла Андреевича выехать в М[оскву]. В См.[оленске] к Павлу Андреевичу я попал 13/IX-22 г., 14/IX он приехал из Орши, я был у него, но с ним произошли большие неудачи в Торговом деле /3[екунов] расскажет/, и мне пришлось самостоятельно срочно направиться в Москву. В См. я был с одним из своих работников, который остался в См. как видно вместе с Павлом Андреевичем. Сведений от них не имею и, если Вы о их делах знаете больше, прошу сообщить. Этот вопрос для меня очень важен. В Москву я прибыл в конце сентября, где удалось завязать связь с одной Московской фирмой, имеющей связь с кооперативами на местах, по составу тоже солидной, но в тяжелых торговых операциях почти пассивной, у данной фирмы я пользуюсь доверием и авторитетом, но все-таки мне не хватает многого, а именно: оборотного капитала, представительства, полномочий от Вас и сведения меня с Вашими московскими представителями фирмы особенно с Мих. Яковлевичем[94].

Остальные просьбы, которые прошу выполнить, передаст Мих. Николаевич, которого я уполномочиваю и посылаю к Вам сделать доклад и получить просимое мною. Деньги, которые вы получите за товар, который в подлинниках доставьте 3., прошу полностью прислать с Мих. Николаевичем»[95].