Бюро развивает свои связи и прилагает максимум усилий к заполучению возможно большего количества информационного мате-
риала как по линии личных связей, так и за деньги, причем наиболее ценным материалом является последний. На этот предмет Московское Бюро шпионажа истребовало от капитана Секунды средств на работу из директив для дальнейшего продолжения работы бюро. В результате третьей поездки, устного доклада о положении работы агента № 417, письма агента № 66 и полученного Секундой информационного материала Секунда словесно санкционировал существование Московского Бюро, отпустил на работу 30 долларов и обещал ежемесячно выдавать на продолжение работы 500 долларов в случае получения солидного информационного материала и единовременно выдать 10 миллионов польмарок за устройство своего человека в штабе Запфронта.
На основании изложенного, Московское Бюро шпионажа посылает в эту командировку возможно большее количество информационного материала, дислокации и кроме того, выполняет часть заданий, данных капитаном Секунда, /выяснить в какие части переформирован 11-й и 12-й Погранбатальоны, приказы Центральных Управлений, дислокации Бронечастей и т. п./. Вопрос о насаждении своего человека в штабе Запфронта улажен, результатом чего и является посылка частично материала по Запфронту /Фомичеву известно, что при провозе на границу, Павлов ездил в Смоленск специально для устройства этого вопроса и таким образом Московское Бюро шпионажа закрепляет в глазах Секунды свое положение, как одно из лучших пляцувок, что было уже высказано Секундой лично нашему агенту № 417/.
Кроме того, есть много пояснений, что в этот раз капитан Секунда выполнит хотя бы часть своих обещаний и наших требований и отпустит на работу в Москве средства, что значительно удешевит всю нашу разработку»[129].
Андрей Павлович внимательно ознакомился со всеми соображениями руководства КРО ГПУ и своих товарищей, не отказываясь ни от чьей мысли, понимая, что там, в поединке с врагом, они пригодятся ему и станут незаменимыми помощниками.
Затем крокисты подготовили письма Савинкову от Шешени и Фомичеву от лидера «Л.Д.», а также, как и планировалось, антисоветские листовки под названием «На смерть Воровского» и «На ноту Керзона». Не забыли, конечно, и о дезинформационном материале для польской разведки. «Шпионский материал» получился солидным и достоверным, не вызывавшим никаких подозрений[130].
В зашифрованном письме Б.В. Савинкову от 8 июня 1923 г. Л.Н. Шешеня пишет: «Ваш личный пример в борьбе с врагами родины, Ваши уроки оставили во мне неизгладимый след, — это упорство в достижении намеченной цели создать по воспринятой от Вас идеологии всероссийского Н.С.З.Р.С. Над этим и работаю уже год: кажется, что-то сделал, не знаю мало ли, много ли. Оценить можете Вы сами и сказать, что делать и как делать дальше. Те, что в Варшаве, на просьбу неоднократную дать совет и указания в работе ничего мне дать не могли, кроме исторических выкриков и расхваливания меня. Может быть, относительно их я и ошибаюсь, но от их писем и рассказов о них создалось такое впечатление».
Поездка Особоуполномоченного «Л.Д.» к Вам, предварительные переговоры с ними здесь есть результат моей работы. Наше желание развить «торговлю» во всероссийском масштабе, так как «Л.Д.» в настоящее время единственно крупная, трезвая и сильная торговая фирма, приемлемая для нас»[131].
Было готово письмо и лидера «Л.Д.» — В.Г. Островского к И.Г. Фомичеву, датированное 12 июня 1923 г., в котором он пишет, что начатые переговоры дали хорошие результаты: «Образованное совместными силами Политбюро работает хорошо, отозвалось на совершающиеся мировые события выпуском воззваний. Очень сожалею, что не имею возможности по некоторым обстоятельствам лично поехать к Б.В., но ЦК Л.Д. командирует, как особоуполномоченного для переговоров и заключения договора А.П.[132], выдвинувшегося в нашей торговой фирме благодаря удачным с Вами переговорам и избранного вскоре после Вашего отъезда моим секретарем. На
нем остановился наш выбор еще и потому, что он в курсе подробностей всех наших переговоров, знаком хорошо лично Вам и Варшаве, а также не нуждается в проводнике до Вильно»[133].
Далее Островский в отношении Андрея Павловича Федорова пишет, что выбор сделан очень удачный, он надеется, что при под держке Фомичева ему удастся благополучно завершить начатые переговоры, и просит передать привет Борису Викторовичу[134].
15 июня 1923 г. Андрей Павлович выехал из Москвы в Смоленск, где на следующий день побывал на квартире начальника КРО ПП ГПУ по Западному краю С.С. Турло, представил ему командировочные документы, и с Крикманом выехал на советско-польскую границу. В ночь на 18 июня он перешел границу и около 12 часов дня был в Вильно, у Фомичева, который встретил его радостными объятиями. Иван Терентьевич ждал его с нетерпением и хотел было уже ехать на польскую границу, чтобы выяснить, не задержан ли кто-нибудь там большевиками. Ему не терпелось быстрее отправиться в Париж.
Ждал Андрея Павловича и капитан Секунда, надеясь получить от того очередную партию разведывательного материала. В тот же день Андрей Павлович оказался у него на приеме. Кратко рассказав о добытых материалах, он пообещал принести их на следующее утро, а Секунда тут же написал отношение к комиссару города Вильно о выдаче двум польским панам-лесопромышленникам, Павловскому Андрею и Даршевичу Ивану, заграничных паспортов, так он представил Федорова и Фомичева.
На следующее утро, получив от Андрея Павловича материалы, довольный капитан Секунда уехал в Варшаву докладывать об успехах своего подразделения.
22 июня Андрей Павлович и Иван Терентьевич получили заграничные паспорта. Вскоре Фомичев отправился в Варшаву по каким-то своим делам, а Федоров встретился с вернувшимся из столицы Польши Секундой, который радостным голосом сообщил ему, что
руководство 2-го отдела Генштаба Польши высоко оценило работу московской резидентуры и выдало ему вознаграждение.
После получения паспортов от капитана Секунды, перед поездкой в Варшаву, Федоров предложил Фомичеву взять его заграничный паспорт и выехать на день-два раньше его для подготовки французской визы. Иван Терентьевич согласился и 26 июня выехал в Варшаву. Андрей Павлович должен был приехать через два дня.
Фомичев просил Андрея Павловича переправить к Шешене Аркадия Федоровича Иванова, который хотел работать в России. Федоров ответил, что вопрос о его переброске будет решаться по результатам переговоров с Савинковым.
Андрей Павлович обратил внимание, что, когда в беседе с Фомичевым подымался вопрос о поездке в Париж, его жена Анфиса Павловна говорила, что ничего у них не получится, в Париж они не попадут. Фомичев при этом как-то неестественно огрызался на нее и отмалчивался. Андрей Павлович решил, что надо узнать о предположениях Анфисы Павловны относительно поездки и использовал для этого двухдневное отсутствие Фомичева.
Он пригласил жену Фомичева в кино, а затем в ресторан. Там он ее основательно подпоил и узнал следующее. Перед возвращением Фомичева из Москвы в Вильно у него на Антоколе по распоряжению капитана Секунды был произведен обыск. Причину обыска она не знала, предполагая, что Секунда подозревал Ивана Терентьевича в его работе кроме поляков еще и на Литву. После обыска капитан нашел им новую квартиру и предложил Анфисе Павловне немедленно туда переехать, где Фомичев по приезде из Москвы и застал ее.
Вначале он был очень оскорблен и огорчен, но затем, после переговоров с Секундой, все утихло, улеглось, и теперь их отношения упрочились насколько, что Ивану Терентьевичу поручили очень ответственное дело.
