— Американо-английские,— поправил Юджин.

— Пусть так. Ваши фамилии прогремят на весь мир. Ну? Нас ждут первые «джипы» генерала Кларка. Вы со мной?

— Наверно,— сказал Юджин.— Как, Клиф?

— Как ты, так и я.

Роупер спешил. Он полез вверх первым. Теперь ему было все равно: пойдут с ним эти двое или останутся со своим отрядом. Лишь бы отделаться от них. Еще днем он искал таких ребят, страшно было сунуться в колонну без поддержки и охраны. А теперь Роупер спешил исчезнуть в темноте, снова превратиться в человека, которого не было.

Он не знал, что его ждет впереди. На гребень горы навстречу майору и запыхавшимся Юджину и Клифтону вышла из темноты Дорис.

— Юджин, Клифтон,— встревоженно спросила она,— где вы были? Что делали там, внизу? Почему бросили пост?

Роупер не предполагал встретить кого-нибудь из партизан, а тем более эту женщину, которая осталась в доме. На какой-то миг майор растерялся, замер. Все молчали.

— Ну? — настаивала Дорис.— Клифтон, почему ты молчишь? Юджин!

Майор Роупер протянул руку и отстранил женщину. Так отстраняют ветку, продвигаясь лесом. Он не рассчитал, что ветка больно хлестнет идущих сзади. Слова Дорис, как тонкий прут, стегнули по лицам Клифтона и Юджина.

— Клифтон и Юджин,— сурово промолвила она,— говорите правду. Где вы были? Что все это значит?

— Дело в том,— начал было Клифтон, но его перебил Роупер:

— Замолчите!

— Клифтон хотел сказать, что мы ходили в разведку,— спокойно сообщил Юджин.

— А почему вы прятались? Кто посылал вас в разведку?

— Я запрещаю вам разговаривать,— сказал из темноты Роупер.— Идите за мной.

— Я не позволю вам идти, пока не услышу ответ. Здесь творится какое-то преступление. Разве для того мы шли через всю Германию, умирали и снова оживали? Юджин, Клифтон!

— Дорис,— тихо сказал Юджин,— там, в колонне,— Муссолини. Его надо захватить живьем. Вот и все. И теперь мы побежали. Партизаны здесь ничего не поделают, нужны настоящие солдаты, американские солдаты! Мы побежали за ними.

— А партизаны не настоящие солдаты? — голос женщины дрожал от гнева.— Разве вы не настоящие солдаты?

— Сержант Честер, уберите эту женщину,— приказал Роупер.

— Что вы сказали? — переспросил американец.

— Я сказал, чтобы вы сделали в ее коже несколько дырок! — крикнул Роупер.

— Майор,— ласково проговорил Юджин,— только что я вспомнил одну вещь. Оказывается, я читал не только «Куроводство», но и библию. Там сказано «Остановись и перевяжи его раны». Зачем же заставлять нас делать противоположное!

— Сержант Честер,— повторил майор,— приказываю вам стрелять.

— Мы прошли с ней всю Германию, капитан,— хмуро ответил Клифтон.

— Майор!—закричал Роупер.— Тысяча проклятий! Здесь вам не Арктика. Стреляйте в эту бабу! Я приказываю! Именем правительства Великобритании! Именем короля!

— Сэр,— держа автомат наизготовку, сказал Юджин,— к чему так много слов? Мой друг Клифтон не будет стрелять в эту женщину. Давайте поговорим о чем-нибудь еще.

— Ах, так!..

Юджин не успел выстрелить. Он упал от пули Роупера. В тот же миг рядом с ним в неуклюжей позе смерти лег и английский сержант Клифтон Честер. Так и лежали они на суровой, кремнистой итальянской земле, два красивых, отважных юноши, лежали далеко от своих домов, от родной земли.

Клифтон жил покорно и умер так же. Зато Юджин, сбитый с ног выстрелом, не сдавался, не хотел умирать. Он размахивал руками, хотел схватить свой автомат, который лежал где-то в камнях. Резкий, отчаянный стон-крик вырвался из мощной груди, однако его заглушил новый выстрел майора.

Третью пулю Роупер послал в Дорис. Он выстрелил не целясь. Женщина тяжело застонала, схватилась за живот и упала на колени. Потом боком, осторожно, в страшном молчании легла на землю.

Земля показалась Дорис мягкой, теплой и покачнулась медленно и мягко, как колыбель. Перед меркнущим взором небо задрожало мириадами золотых звезд. И прямо сквозь звезды в сторону, в неведомую черноту прыгнула высокая фигура. Майор Норман Роупер спешил.

Тихий и далекий, родной, как у Гейнца, голос спросил из-под звезд:

— Кто стрелял?

В голосе были тревога, страх, беспокойство.

— Кто там стонет?

Михаил нашел ее быстро, словно вокруг был светлый день. Нашел сразу, не ища, не шаря в темноте.

— Дорис, что с тобой? Почему ты здесь? Дорис!..

Ей так много надо было сказать ему, а сил не было. И она сказала только необходимое:

— Я умираю, Миша... Возьмите ребенка... Умоляю... Дитя... Внизу — Муссолини. Роупер — изменник. Клифтон- Юджин... Он их убил... И меня... Ах, добрый боже!..

Михаил припал к ней, слушал ее шепот, ждал ее слов, но она молчала. Начинались преждевременные роды. Новая жизнь не хотела смириться со смертью, и смерть отступила. Дорис еще жила. Она хотела жить до тех пор, пока не даст миру, земле, небу новую жизнь.

Михаил постелил на камнях шинели — свою и Питто, который прибежал вслед за командиром. Вдвоем с итальянцем они осторожно положили Дорис на шинели. Михаил быстро разрезал на женщине одежду.

— Найдите немедленно капитана Билла,— сказал Михаил.— Пусть привезет врача. И пусть следят за колонной. Чтоб ни один человек не ушел оттуда.

Он зажимал рукой рану Дорис. Он отдал бы сейчас всю свою кровь, только чтобы не чувствовать, как намокает под его ладонью теплая повязка. А женщина стонала тяжело, содрогалась от конвульсий, которые начинались где-то внизу живота.

Капитан Билл появился через несколько минут.

— Что случилось?

— Послали за врачом?

Голос Михаила был хриплый, словно чужой.

— Я приказал привезти,— капитан присел около Дорис.— Удалось вам узнать что-нибудь о колонне?

— Там, кажется, дуче.

— Святой Джованни! Не может быть!..

— Так сказала Дорис.

— Надо немедленно идти вниз и брать Муссолини.

— По-моему, немцы выдадут его сами. Поставьте им требования: они выдают нам дуче, мы пропускаем их в Швейцарию.

— Уже говорили с представителями. Предложили сложить оружие и убираться ко всем чертям.

— И что?

— Теперь они советуются со своим начальством. Не решаются. Думаю, согласятся.

— Они и дуче отдадут. Дуче нужен им как мертвому припарка. Надо его поискать. Мы тоже пойдем. Мало нас теперь. Вот... лежат.

— Кто их убил?

— Ваш радист. Майор Роупер. А в общем это тоже жертвы дуче.

— Заверяю вас, это его последние жертвы. Ну, пожелайте мне...

— От всего сердца.

И снова Михаил остался один с Дорис.

Акушерку нашли сразу. Синьора Грачиоли, которая знала все на свете, владела и этой профессией.

Синьора Грачиоли привычно делала свое дело. Ей приходилось принимать детей от старых и молодых, от здоровых и от умирающих. Она была предусмотрительна и добра, эта итальянская женщина с бледным, бескровным лицом и руками, которые не знали дрожи. Она захватила с собой маленькие, словно кукольные, вещицы, которые сохранялись у нее еще с довоенных времен: пеленки из тонкого белого полотна, кружевные чепчики и розовые распашонки,— и теперь заворачивала в тонкое полотно крохотного человечка, который слабым голоском заявлял о своем появлении на свет. Ласково ворковала:

— Мое хорошенькое, мое ласковое, мое святое! Я знала, что будет девочка и что я одену ее в розовое. Я знала, уйдут от нас проклятый дуче и все тедеско, и снова на моих руках будешь лежать ты! И я буду слушать твой голосок и заворачивать тебя в пеленочки. И пусть твоя жизнь будет такою же мягкой и хорошей, как эти пеленочки, как чепчики и распашоночки, которые приготовила тебе старая Сильвана.

А Дорис умирала. Она так и не увидела своего дитяти, не знала о его появлении на свет, никого не видела и не узнавала.

На земле не стало еще одного человека. А другой человек, которого считали мертвым,— Юджин — вернулся к жизни и закричал.

Покой принадлежал мертвым. Живые требовали забот. Накрыв лицо Дорис, Михаил подбежал к Юджину. Американец хватался за грудь, хотел сорвать с себя одежду, пытался подняться.