Теперь он попал в этот лагерь уничтожения, где люди роются в земле, как кроты, и умирают, как мухи, изнуренные болезнями, голодом, холодом, замученные эсэсовцами.
Лежа на нарах рядом со своими товарищами — чехом Франтишеком Сливкой и итальянцем Пиппо Бенедетти, Клифтон вспоминал тот день сорок второго года, тот длинный, нескончаемый северный день, который принес столько горя. Доживет ли он до возвращения в Англию? Расскажет ли о том, что знает?
МЕРТВЫЕ ХВАТАЮТ ЖИВОГО
В монотонном шуме высоких деревьев старого парка слышалось какое-то грозное предупреждение. Они шевелили голыми ветвями над головой майора Роупера, напоминали ему о тех бешеных ветрах, что разгуливают над морями, почти не касаясь этого маленького островка на Темзе, старого парка и двухэтажной виллы из красного кирпича. Норман Роупер поежился, словно от холода. Он подумал о том, что скоро, быть может, придется плыть в Африку, откуда готовилось вторжение союзников в Европу, плыть по неспокойному весеннему океану, рискуя быть потопленным немецкой торпедой или налететь на немецкую мину. Ах, эти русские! Оттянули бы они на себя еще и подводные лодки, как оттягивают львиную часть наземных вооруженных сил Гитлера. Тогда можно было бы спокойно комбинировать военные действия англичан, не рискуя понапрасну.
Роупер свернул с дорожки и направился к вилле, топча прошлогоднюю пожелтевшую траву на газонах.
В его кабинете на первом этаже горел камин. Не горел, а тлел, но и это была роскошь, если принять во внимание, что король получал по карточкам для отопления Букингемского дворца столько же угля и дров, сколько и он, майор Интеллидженс сервис Норман Роупер.
Сбросив в передней шинель и фуражку с морской кокардой, майор прошел в кабинет, подвинул к камину кресло и протянул к огню большие покрасневшие от холода руки.
Роупер представлял собой тот тип англичан, какой можно увидеть в популярных иллюстрациях к криминальным повестям Агаты Кристи: высокий, с мощными челюстями, с упрямым ртом и густыми короткими бровями. От бессонных ночей у майора под глазами залегла синева. Кончик большого хрящеватого носа утомленно свисал над черными про-алами ноздрей. Майору было сорок два года, но с виду он был старше.
Сорок два года... До последней минуты он отдал их на службу Британии, а Британия отплатила ему всего майорскими погонами, да и то лишь после той проклятой операции в Ледовитом океане.
Когда в сороковом году капитан Роупер поймал немецкого шпиона, который следил за британской военной комиссией, проверявшей французские порты, его даже не поблагодарили. А шпион был нахальный. Он прицепился к комиссии уже на лондонском вокзале Виктория, вместе с англичанами переплыл канал и даже сумел пообедать с ними за одним столиком в ресторане Шербура. И за такую птицу — ничего! Правда, тогда Роупер почти ничем не рисковал. Не то что в Арктике, где «Тирпиц» мог влепить стокилограммовый снаряд прямо в его каюту.
И вот после всего этого он лишь майор. А тот сопляк Мартин — подполковник. Все знают, что он купил свои две бронзовые короны на погоны за деньги, но все делают вид, что это им неизвестно, а Мартин еще и задирает нос, строит из себя начальника.
Челюсти на бледном лице Роупера задвигались. Сейчас он злился на весь мир, на самого себя, на жизнь и на судьбу. Почему одни должны умирать, мерзнуть, гибнуть в море, разбиваться в самолетах, а другие получать деньги, чины и ордена, сидеть у каминов, курить дорогие сигареты, попивать цейлонский чай и рассылать во все стороны инструкции о том, как лучше умереть? Правда, он тоже был однажды виновником многих смертей. Двадцать два транспорта погибли тогда в Северном океане. Он сам послал их в пекло, зная, что возврата оттуда нет. Но его убедили, что лучше пусть погибнут эти транспорты, чем первоклассные военные корабли. Адмиралтейству нужно было основание, зацепка, чтобы вернуть эскадру. Он дал такую зацепку. Он выполнил свой долг перед Англией, и пусть кто-нибудь скажет, что это не так. Он верил правительству и премьеру Черчиллю, как верят в бога и в короля.
Роупер гордился своими соотечественниками. Разве есть еще где-нибудь на свете нация, которой свойствен такой оптимизм! Еще в сороковом году, когда война только лишь разгоралась, когда никто не знал, чем все это кончится, англичане дискутировали о будущем мире. Социальные реформы интересовали их больше, чем оборона.
При Марбл-Арч в Гайд-парке спикер, одетый в черное, говорил, обращаясь к прохожим, каждый день одно и то же: «Не ищите наших врагов там, где их нет. Британское правительство интернировало несколько сот человек лишь за то, что они немецкого происхождения, однако «пятая колонна» не сидит за проволокой лагерей. Она продолжает командовать в своих конторах при Банк-плейс и Ломбард-стрит. На ночь она ездит в машинах в Оксфорд, оставляя нас на растерзание гитлеровским бомбам. «Пятая колонна» гитлеризма — это наши банкиры и наши капиталисты. Они стремятся сговориться с Гитлером, они хотят мира с компромиссом».
На второй день рождества 1940 года немцы совершили налет на незащищенный Лондон. Они сбросили тысячи «сандвичей» — зажигательных и осколочных (чтобы не дать тушить пожары) бомб. Тогда сгорел исторический дом лондонской ратуши «Гвидхолл» и начисто было разрушено Сити с его банками и конторами.
Роупер был тогда доволен: все увидели, что тот краснобай в Гайд-парке молол чепуху. Разве могли английские банкиры сговариваться с фашистами? Если так рассуждать, то можно договориться до того, что и он, майор Роупер, действовал в Ледовитом океане заодно с гитлеровцами. Но это же глупости! Всякий здравомыслящий человек поймет, что рисковать дорогим ради не слишком дорогого не стоит. Военная эскадра, которую мог разгромить тогда «Тирпиц», разумеется же, была в десятки и сотни раз дороже старых транспортов, груженных свиной тушенкой и мазутом. Адмиралтейство правильно решило, отозвав эскадру, а он, Роупер, до конца выполнил свой воинский долг, помогая адмиралтейству в этой ответственной операции. Моралисты могут осуждать его. Станут вопить о безнравственности, о неэтичности, будут приписывать ему все смертные грехи, напыщенно вопрошая: как он мог покинуть в чужом холодном море своих соотечественников, как мог спокойно плыть домой, зная, что позади умирают британцы,— и так далее. Что ж, война есть война... На войне есть только приказ и есть его выполнение или невыполнение. Этично действует тот, кто исполняет свой долг.
Зазвонил телефон, прерывая раздумье Роупера. Майор снял трубку, немного помолчал со свойственной людям его профессии подозрительностью, затем негромко промолвил: «Вас слушают». Это была прекрасная форма телефонного обращения, ни к чему не обязывающая, неопределенная форма: «Вас слушают». Кто слушает, с охотой или без, как слушает — внимательно или просто повинуясь требовательному звонку,— ни на один из этих вопросов нельзя было отыскать ответа в равнодушных словах «вас слушают».
Говорил подполковник Мартин, непосредственный начальник майора Роупера. Его не обескуражило холодное «вас слушают» Роупера, он не стал, как обычно, ершиться и показывать свое служебное превосходство, он был мил и любезен, как никогда.
— Роупер,— кричал Мартин в трубку, заставляя майора морщиться от его резкого голоса,— Роупер, у меня сегодня свободный вечер, не хотите составить мне компанию в Чарлтон Джуниор Клабе?
— Если вам угодно,— начал было Роупер, но Мартин, неузнаваемо приветливый, отбросивший всю свою спесь Мартин, не дал ему договорить и закричал еще пронзительнее и бесшабашнее:
— Бросьте, Роупер! Свободный вечер — это свободный вечер. Мы можем обойтись без своих чинов, забыть войну, забыть нудную работу и превратиться наконец в нормальных людей. Вы согласны? Отвечайте!
— Если вам угодно...
— Вы неисправимы, Роупер! И все-таки я вас жду. Посылаю за вами катер. На набережной вас ждет моя машина. Полчаса, чтобы переодеться, вам хватит?
Роупер положил трубку телефона, недовольно поежился. Выскочка Мартин считал работу разведчиков нудной. Пожалуй, он считал ее и грязной для своих аристократических ручек. Хотя если правду молвить, то и в его аристократизм Роупер не очень-то верил. Ну что аристократичного в такой плебейской фамилии, как Мартин? Мартинов в Англии столько же, сколько Ивановых в России, Мюллеров в Германии или Ковальских в Польше.
