Малион кивнул.

– Скажи Невлою, пусть заглянет сюда ко мне.

– Хорошо, позову.

– Только заглянет. Предупреди его. Здесь он не нужен.

– Хорошо, хорошо.

После ухода дурба Малион смог сесть на узкой скамейке свободнее. Свим занимал на ней большую её часть.

Сверху в люк свесилась заросшая, оттого диковатая на вид, голова Невлоя. От света глаза у него сузились в щёлки.

– Спит? – негромко, чтобы не разбудить мальчика, спросил он.

– Пусть спит. У него, сдаётся мне, остались считанные праузы.

– Зачем я тебе?

– Послушай округу.

– Всё, будто, тихо.

– Город?

– Город ещё далеко. Подойдём поближе. Но там тоже… Движение есть, но вялое.

– Думаешь, о нас уже знают?

– Конечно.

– Тогда посмотри шары. Они могли за нами полететь.

Невлой на несколько минтов исчез. Опять свесил голову.

– Шаров нет… Что-то не так?

Малион досадливо поморщился.

– Всё так. Но такое впечатление, что мы либо сделали лишнего, либо… что-то не доделали.

– Ха, – раскрыл было рот Невлой, чтобы по обыкновению хохотнуть. Малион напомнил:

– Помолчи! Камрат спит.

– Да, спит… И сны видит… И знаешь, кого в них? Векела…

– Потише ты! Любопытно. Они с ним, как я знаю, никогда в жизни Камрата не встречались.

– Он видит его ясно рядом с Уницей…

– Никогда не называй её этим именем. Впрочем, и этот имя не её. Она – Калея! Ладно, Невлой. Я тут ещё посижу, подумаю.

– Тебе виднее. Но я ничего не чувствую.

– Не то. Вспомни порядок наших действий в течение сегодняшнего дня. Проанализируй, всё ли так удачно у нас закончилось на Сажанее?

– А?.. А-а. Проанализирую.

Невлой мигнул вытаращенными от натуги глазами и освободил люк.

«Что же там было?» – мучительно старался вспомнить Малион.

Бандиты с шестами? Оригинально, конечно, но не это его поразило, а нечто другое. Или некто?

Итак… Его как раз толкнули под ребро шестом, он отмахнулся тритундой – шест пополам… Да, да, как раз в этот момент он и увидел… Нет, отметил мельком… Краешком глаза. Точно! Он увидел глаза! Знакомые глаза! Знакомые, но полузабытые. Их обладатель тоже узнал его и… да, это он помешал другому оприту ударить ему в лицо… Глаза – прищур особый… У кого же такой прищур?

Может быть, всё-таки показалось?

Малион вытянул трубочкой губы, потянулся, подал подбородок вперёд и так посидел некоторое время, глядя прямо перед собой.

Итак, глаза… Если там, среди опритов, был свой, то в том нет ничего особенного – вьюжные могли иметь интерес к бандам. Тогда, возможно, что-то другое связано с обладателем этих глаз: окружение или просто кто-то сторонний, оказавшийся рядом с ним?

Он стал перебирать в уме имена, вспоминать и вдруг заметил, что стал сбиваться и путаться. Посмотрел на спящего у него под боком Камрата – безмятежен, словно и вправду ребёнок, но… Встретиться бы с ним через месяц-другой… Любопытно… Но…

Надо вспомнить, кто это был? Тогда, наверное, проще отгадать источник тревоги, нарастающий по мере того, как он пытается разобраться с этим вопросом.

Нет, никак, даже образ стал расплываться и, чем больше Малион старался воскресить то, что ему увиделось, тем невнятнее становились и мгновенно промелькнувший облик, и прищуренные глаза. Но и тревожные мысли тоже стали угасать – кто бы там ни был, и что бы там уже не произошло, им с помощью Невлоя всё было сделано правильно. Действительно, Камрат – вот тут, под рукой, целый и невредимый. Сверх того: дети правителя бандеки, Свим, на которого, как он понимал, имеют виды вьюжные… Да и сам он уцелел в этом непростом мероприятии. Даже двейрин при нём до сих пор остаётся в живых…

Но он устал и ощущал эту усталость, она подкрадывалась к нему и сбивала с мыслей сонной одурью…

В это время, невдалеке от Малиона, на палубе, совсем другое занимало Свима. Он как никогда раньше жаждал, как бы быстрее добраться до родного хабулина, но и понимал, что грядущие заботы, поджидающие его там, а они будут не очень приятными, последуют сразу же после его появления.

Так, у Клоуды наступала пора пройти строгие правила Круга Человечности стать матерью будущего многоимённого. А это зависело в целом от Свима, ибо он должен будет вначале оформить свои отношения со своей женой, чтобы её допустили к обследованию именно как ауну, а не просто случайную женщину, зачавшую от мужчины, обладающего высоким нэмом, тем более – выше инегов. Она, конечно, вступая в Теском, была проверена и принята на основании отсутствия каких-то отклонений от нормы, но тогда она не была ауной и не ждала ребёнка, да и тескомовская проверка намного проще, чем требования Круга Человечности.

Ему самому следовало побывать в закалочной. Два месяца скитаний по Диким Землям оставили свой след в душе и на теле. Надо снять лишнюю возбудимость, которая всё чаще подталкивала Свима работать больше руками, чем головой. Давали знать ушибы, благоприобретённые от ударов противников, неловких движений и неудачных падений. Общение с дикими и разумными в Заповеднике Выродков так же могло привести к появлению ненужных отклонений в составе крови и желудочном соке… Будучи в Керпосе, он пренебрёг предложением Токана воспользоваться его закалочной.

– Зачем? – произнёс он тогда легкомысленно. – Скоро буду дома. Там меня моя система знает с детства. А у тебя пока изучит, проанализирует, взвесит, создаст образ… Полдня уйдёт.

– Как знаешь, Свим. Но скажу тебе так. Дорога на Примето, хотя ты по ней и прошёл неоднократно, как любая другая дорога, не простая прямая. Она прихотливо стелется, как непредсказуемое проявление страстей человеческих, – загадочно и витиевато произнёс Токан, выслушав отказ Свима. И подкрепил сказанное повтором: – Дорога на Примето не прямая…

Свима тогда позабавили туманные намёки представителя Фундаментальной Арены в Керпосе. А тот, похоже, уже знал о долгом пути возвращения агента к родному хабулину.

Да и Малион не двусмысленно это подтвердил.

Тем более что закалочная нужна была Клоуде. Несмотря на её молодость и то, что она была женщиной, а женщины легче переносят всякие невзгоды, Дикие Земли и скитания без надлежащего ухода также повлияли на её здоровье.

Была и ещё одна неприятная сторона возвращения в родной хабулин – разобраться, что в нём твориться. Конечно, сестре, зная её крутой характер, он доверял всецело. Она была прирождённой хозяйкой дома и вникала во все дела хабулина. Но у неё ещё не было мужа, а, значит, опоры и успокоения, без которых нет уравновешенности в поведении и в образе жизни. Поэтому она, занятая своими душевными личными заботами, могла упустить что-то, если события внутренней истории и действительности его родного хабулина стали известны посторонним…

Внешне, несмотря на непростые размышления, Свим выглядел как обычно. Обняв Клоуду за плечи, он вслушивался в журчание воды перед острым носом Шельмы. По-летнему тёплый ветер бил в лицо. Белёсая мгла наступающей ночи, будто кисеёй, завесила округу.

– Скоро будем дома, – нарушил молчание дурб и вздохнул.

– Скорее бы, – одними губами робко проговорила Клоуда. – Но ты… Скажи честно. Ты веришь, что там всё будет… просто?

– Ты о чём, дорогая?

– В город надо ещё войти. Да и в городе…

Дрожа всем телом, она прижалась к Свиму, он крепче стиснул её плечо.

– Если верить Малиону… – сказал он медленно.

– Ты ему веришь?

Свим притопнул ногой по палубе.

– Вот она. Лодка, обещанная им. И я от него кое-что узнал о малыше. Да и, не поверишь, о себе тоже. Так вот по Малиону…

– О себе?

– Вернее, о своей семье. Любопытные подробности. – Он помолчал. – Давно я не наводил порядка в хабулине.

– Там что-то случилось? – испуганно спросила Клоуда,

Если там что-то произошло, то ей никогда не быть… Кем? Она сама не знала, чего испугалась. Но возвращение в хабулин Свима вдруг, как ей показалось, ушло куда-то в небытие, и ей придётся всю жизнь вот так мотаться по бандеке без крова, как изгою. Она едва поборола дурноту, подступившую к горлу.