Вступление в сражение Малиона вначале не очень-то обескуражило бойцов Тескома, составлявших экипажи шаров. Когда же Малион и его двейрин оказались по разные стороны Сестерция и Харана, шансы поразить торна и его ношу упали до нуля.

Образовался коридор, и Сестерций, гордо вскинув голову, неспешно зашагал к Свиму. На призыв встречающего поторопиться, торн мало обратил внимания. Он не шел, а шествовал. Не доходя трех-четырех берметов до убежища, он предоставил Харану самому добраться до него. Жариста приветствовала его поступок и поведение подбадривающими криками. Её поддержка ещё больше распалило самолюбие торна. Он даже на некоторое время остановился и снисходительно осмотрелся, в то время как Невлой и Малион едва сдерживали напор тескомовцев и набегающих бандитов.

Харан оказался более благоразумным и поспешил к Свиму.

– Шельма-Шельмя, пропусти, – ударил его по плечу дурб и вместе с ним отступил в поле защиты.

Мгновением позже мимо них пронесся оприт с шестом. Кончик шеста чиркнул по невидимому барьеру, едва не коснувшись лица Свима.

– Сестерций, – загрохотал Невлой, атакованный шестами. – Уходи, консервная банка с дерьмом!

Прогулка с гордым видом стоила Сестерцию дорого. Последние шаги до Свима ему пришлось одолевать с помощью широкой груди, с усилием таранящей опритов, упершихся в него шестами. Будь их трое-четверо, Сестерций легко справился бы с ними. Но на него навалился десяток.

Свим, отчаянно размахивая тяжёлым мечом, вломился в тылы бандитов, осаждавших торна. Сестерций тем временем переломил несколько деревянных стержней и оказался рядом со Свимом. На них навалился новый вал опритов. Концы заостренных шестов угрожающе потянулись ото всюду. Разъяренные внезапной вылазкой Свима и взбодрённые способностью держать противника на дистанции, бандиты во всю старались приловчиться так, чтобы ткнуть посильнее, попасть в лицо, выбить оружие из рук дурба и торна. Лишь их несогласованность и поспешность, с которой им хотелось покончить с ненавистными им беглецами, пока что приводили к болезненным тычкам, не более того.

Пора было уходить под защиту Шельмы, но Свим никак не мог выполнить необходимую последовательность слов и движения. Торн оказался справа от него. Перебросить меч в левую руку Свиму не удавалось. Рукоятка меча стала скользкой, и он боялся выронить оружие, когда будет перекладывать его из руки в руку. Его могли выбить шестом. Впрочем, в пылу схватки он мало думал о смене рук, а больше о том, как поменяться местами с Сестерцием. Он несколько раз уже крикнул ему:

– Стань слева!

Сестерций обиженно встряхивал головой, видя в предложении дурба единственную причину – человек хочет его унизить, взяв под свою опеку. Тем более, позади них, в пределах поля защиты, подливала огонь в масло Жариста. Она верезжала и подбадривала Сестерция.

После очередного приказа Свима, он вскинул гордо голову и обернулся к человеку.

– Люди! – выдавил он из себя и получил тычок в шею.

Оприты возликовали.

– Дави-и!.. Протыкай их насквозь!.. Прижимай им руки!..

Вокруг торна вспыхнула огненная аура, лишив бандитов на короткое время дара речи. Они дрогнули и отступили. Сестерций длинной мощной рукой вырвал у одного из них толстый шест, больше похожий на небольшое не окорённое бревно, и бросился в атаку на расстроенные ряды опритов. Его отчаянный порыв оттиснул от Свима часть нападавших. Наконец дурб смог проговорить условленную фразу на пропуск торна через барьер, затем обхватил руками упругий торс торна со спины и рывком увлёк его вместе с шестом за собой назад.

В защищенную зону они ввалились в падении. Обескураженные бандиты воткнулись шестами в невидимую преграду. От натуги их глаза выходили из орбит, они упирались в каждый шест по двое. Но тщетно – барьер, устроенный Шельмой, не давал им никакой надежды хотя бы на палец проникнуть за его пределы.

Невлой, прижатый в берметах двадцати от Свима к границе защитного поля, не мог преодолеть его, так как для Шельмы он был инородным телом. Меч двейрина мелькал подобно летней молнии, когда тучи набегают чёрными кляксами от Суременных гор и между ними на краткие мгновения возникают изломанные огненные мосты. Однако меч Невлоя рубил одни лишь деревяшки.

Свим долго и безуспешно выбирался из-под туши Сестерция. Торн, занятый чалмой, вяло реагировал на копошение человека, ему было не до него. Чалма повисла над его ухом, едва не оголив череп, и он спешно, под причитания Жаристы и её подсказкам, водворял важную часть своего естества на положенное место.

– Жариста! – взывал к женщине Свим, – Скажи ему, чтобы он слез с меня! Надо впустить Невлоя. Жариста!

Но та не слышала его. Свиму самому пришлось сталкивать торна с себя и потратить время на то, чтобы продышаться.

Пока он, наконец, добежал до Невлоя, того уже провёл через барьер Малион.

Внешний вид Проводника отличался от того, каким его привык видеть Свим. Одежда в нескольких местах порвана, зияющие дыры рубцевались и оставляли после себя не затемнённые пятна, словно шрамы. На скуле созревал громадный синяк. Малион дышал тяжело и прикладывал руку к паху. С его тритунды стекала кровь, капли падали на неприхотливые с виду походные башмаки проводника и сразу впитывались ими.

С искривленным от боли лицом и делая неровные шаги, он хрипло отдал команду:

– Всем подняться на борт! Всем!

Перекрывая кроваво-красный закат солнца, на вершине возвышенности что-то полыхнуло необыкновенное, феерическое. Оттуда к месту схватки ринулся огненный шар. Опускаясь, он распухал и бледнел. Световая волна касалась ветвей деревьев и кустов, отчего они вспыхивали яркой серебристой оковкой; мелкие ветки и листочки растворялись в ней, а остальное на несколько мгновений превращалось в зловещие чёрные изломанные конструкции – скелеты растений.

Смешанная обозлённая толпа опритов и тескомовцев перед кромкой защитного поля дрогнула, на мгновение стихли проклятия и угрозы в адрес беглецов. Все разом повернули головы на запад.

– Псью-Хвара!.. Пасью-Хара!.. – редкие выкрики на разные лады – удивления и ужаса, – похоже, немногим сказали что-то определённое.

Большая часть разумных ничего не знала о психотропном оружии ослучьямов.

С вершины донеслось слаженное песнопение гурта ослучьямов, и ещё один шар с радужными разводьями по внешней кайме отделился от стройных рядов охолохов и, набирая скорость и раздуваясь вширь, двинулся вслед за первым.

Паника охватила нападавшую сторону. Каждый старался убежать как можно дальше от неумолимой волны.

Но когда две с лишним сотни разумных внезапно решают разбежаться кто куда, и при этом ими никто не управляет, случается худшее – давка и столпотворение, озлоблённость и бессмысленная жестокость просыпаются в людях и в их братьях по разуму.

Первая светлая волна накрыла обезумевших людей и путров.

Столкнувшись с защитным полем Шельмы, она обозначила его едко-зеленой сферой, гигантской чашей опрокинутой над головами беглецов.

После полученного удара Псью-Хвары, мельтешение разумных сменилось вялым бессмысленным движением. Они оглядывались вокруг, будто впервые увидели недавних друзей, соратников и союзников. Оружие стало вываливаться из рук, странные звуки, мало похожие на речь, раздавались в тишине наступающего вечера.

Немногие, десятка два опритов и тескомовцев, кого не затронула месть ослучьямов, в спешке уходили в разные стороны, чтобы не попасть под вторую волну.

– С”ялван не любит, когда его открыто обижают, – негромко сказал Харан, с любопытством врача наблюдая за неконтролируемыми движениями разумных после контакта с атакующим воздействием ослучьямов.

– Тескомовцы могли бы на них не нападать и не обижать.

– Да нет, – не глядя на Свима, отозвался Харан. – Я ему сказал, что он предал наших детей. И кое-что ещё.

– Та-ак!.. Он за это кое-что и нам будет мстить?

Харан зябко повёл плечами и только сейчас заметил, что едва не сбросил руку Гелины.

– Как страшно, – прошептала она.