– Не кажется ли вам, друзья, странным такой набор: люди – мужчины и женщины, ослучьямы большим гуртом, другие путры, причём вооруженные? Что-то здесь не всё так просто, как должно быть, скажу я вам. – Монжор не спрашивал, он рассуждал. Его слушали внимательно. – Кстати, женщины, да ещё какие. Не ниже инегов. А Жариста… – Он встрепенулся от воспоминания. – А куда она девалась? Её с теми, кто убежал, не было. Кто видел?

К смущению всех, никто не знал о Жаристе ничего.

– Прячется где-нибудь, – предположил Тарпун. – Под каждый куст не заглянешь…

– Подожди-ка! – подал голос Лемпа и неприязненно обвёл Тарпуна взглядом серых под тяжелыми веками глаз – несёт тут всякое, ненужное!.. – Вон дозор с другой оконечности острова прибежал. Не зря, думаю.

– А я что? – оставил за собой последнее слово Тарпун и покосился на Монжора.

Вождь его банды Лемпу не любил и побаивался, представляя себе, скольких таких, как он, тот пережил, выходя из всех щекотливых ситуаций целым и невредимым, ведь если верить россказням, то Лемпа в качестве предводителя банды встречает без малого двести пятидесятую весну. Все вместе взятые вожди других банд, сложив свои годы, не могли похвастаться таким долголетием.

Монжор снисходительно посмотрел на своего подручного, но сейчас старик прав – выслушать дозорных следовало незамедлительно.

– Т”юркс, продолжайте наблюдение и к ослучьямам близко не подходите, – распорядился он. – Лемпа, дозор твой?

Не надо было ему спрашивать. У Лемпы в банде выродков не принимали за равных, поэтому они там никогда не приживались. Дозорные же были путрами.

– Мои это, мои, – важно объявил Палан и приосанился – крючок крючком. – Все мои! – Гаркнул: – Л”юст, ко мне!

– Да, шейн.

Острая личина выродка из кротов-переростков с подслеповатыми, на первый взгляд, глазками, оказалась почти рядок с лицом вождя. Движения Л”юста были подобны набегающей шёлковой волне.

Палан ткнулся выдающимся носом в нос крота.

– Чего прибежали?

– Люди там появились, дурбы. Четверо дурбов. Один человек с ними больной. Один человек мальчик. Один человек женщина. Один вооружённый путр из котов. Один торн настоящий. Один ослучьям спит. Всё!

– Отойди! – скомандовал вождь и задумался.

Л”юст отступил. Нежная шёрстка, чуть побитая уже предстоящей линькой, укутала его с ног до головы и мягко подчёркивала складки юркого тела.

– Эй, Кривой! Ты нам можешь перевести на человеческий язык, что он тут наговорил? – спросил Усхаль у Палана.

– А что тут переводить? Ещё одна толпа разумных появилась на острове, будто им больше некуда идти.

– Вот-вот! К тому, что я уже перечислял, добавились торн и дети. – Монжор покачал головой. – И правда, как-то даже не думалось, что здесь будет так тесно. Опроси, что они делают?

– Ну, слышал? – обратился Палан к выродку. – Говори!

– Сюда идут, – мягко отозвался Л”юст. – На нас не обратили внимания, хотя и видели.

– Я и говорю, тесно…

– Слышали уже о том, – буркнул Лемпа.

Палан поднял длинную тонкую руку вверх, призывая всех помолчать.

– У него ещё что-то… Говори, Л”юст.

– Да, шейн. Ещё есть что-то. К”аньюк… Ты же знаешь его. Он хорошо видит то, что далеко.

– Знаю, – нетерпеливо отозвался Палан. – Что он видел?

– Сюда идут тескомовцы…

– Что-о?!

Анахат в мгновение ока оказался на ногах.

Тлуман внимательно выслушал тескомовца – тот обследовал островок, предпоследний в череде других – и убедился в его правоте, когда сам посмотрел на указанные бойцом приметы.

– Так-так, – сказал он и направился навстречу Присмету.

Гора Мяса в это время со всеми предосторожностями покидал лодку, чтобы не перевернуть её. С ним смогли переправиться лишь два бойца. Больше маленькое судно было поднять не в состоянии – Присмет стоил пятерых.

– Мы там, – Тлуман показал рукой на темнеющий перед ними громадный остров, к которому они шли уже второй день, – увидим не только тех, кто нам… тебе нужен. Ты только посмотри. Тут уже до нас прошла сотня-другая разумных. И даже кто-то другой… Не знаю даже кто.

Присмет озадаченно всматривался в вытоптанную поверхность островка множеством ног. Трава перемешана с песком, вырвана с корнями. Тлуман ничего не придумывал и не преувеличивал.

– Откуда же столько? – округленные глаза Присмета в упор уставились на думера. Во взгляде читалась подозрительность.

– Сам не пойму… А-а, ты думаешь, что здесь уже побывал Теском, и тебя опередили? Успокойся. Присмотрись. Вот наши следы. Мы их оставили сейчас. Видишь? А вот это тех, других. Люди и выродки.

– Ну да, – брюзгливо отозвался Присмет.

Несколько мгновений разочарования, что его и правда опередили, ушли, но оставили по себе неприятный осадок в виде горечи во рту. Он остервенело сплюнул, однако горечь не прошла.

– Эй, Осинапс! – позвал Тлуман кринейтора. (Присмет впервые услышал имя командира крина, впрочем, не был уверен, что это его настоящая часть нэма, так как думер любил давать прозвища всем). – Организуй разведку, человек пять, – распоряжался Тлуман. – Пусть идут впереди, смотрят. Столько же поставь позади крина. И ещё. Пошли кого-нибудь посмотреть, что с боков делается.

Осинапс тупо посмотрел на думерта, медленно соображая, чего это от него добивается всеобщий любимчик бойцов. Он, кринейтор, что, сам не знает своих прямых обязанностей, если ему их надо подсказывать, да ещё в такой вот приказной форме?

Да разве выскажешь ему всё? Его сам Жуперр направил его сюда.

– Я уже это делаю, – промямлил Осинапс извиняющимся голосом, проклиная самого себя за такое поведение.

Что ни говори, а появление в крине Тлумана и Горы Мяса всё-таки испортили кринейтору удовольствие от похода вдали от гетто. Был он сам себе хозяин. Вокруг тишина, водная гладь… Так нет, принесло их! Шейны, одним словом. Рады распоряжаться, ни за что при этом не отвечая…

Островок остался позади, крин перебрался на последний, большой. Лодки оттащили подальше от береговой линии. Крин скучился, бойцы снарядились, проверили, хорошо ли из ножен выходят мечи, вскинули на плечи мешки – долго ли собираться в дорогу опытному тескомовцу?

Осинапс расставил людей по подсказке думерта, сам возглавил основную часть крина. За ним, в шаге, пристроились Тлуман и Присмет.

Розовое, словно поджаренное до румянца по кромке, солнце ликом зрелого дня равнодушно и неизменно посылало свои лучи к Земле, нагревая ее поверхность. На деревьях и кустах торопливо распускались серовато-зелёные листочки, придавая воздуху лёгкую горчинку. Дышалось легко.

Крин неторопливо, в строгом порядке, приступил к прочёсыванию острова.

Шли открыто, зычно перекликались, задирали друг друга крепким словом, но настороже. Многочисленность разумных, чьи следы виднелись на каждом шагу, смущала бойцов. Одно дело, настичь кучку беглецов, совсем другое – ввязаться в стычку невесть с кем, а вернее всего с бандой, по всему, большой, никому не хотелось.

Отмерив несколько свиджей, крин остановился на ночлег. За всё это время ему не встретился ни один разумный…

Вообще, день оказался каким-то нервным. Бойцы рыскали в поисках живых свидетелей, чтобы на основании их слов сделать какие-то предположения о фактической численности и намерениях тех, кто раньше появился на острове. Тескомовцы каждый минт ожидали появления перед собой неизвестно кого: толпу враждебно настроенных и готовых сразиться с ними бандитов или хотя бы жалкую группу убегающих от них людей ли, путров ли.

Ничего такого не случилось. Следы были, следопыты осматривали их и утверждали – свежие. Кто-то здесь таился всего блеском раньше. Значит, за ними тщательно и неусыпно наблюдали…

Бойцы тревожно переговаривались, бросались на любую мелькнувшую тень или шорох, разведка обескуражено разводила руками.

Вскоре беспокойство рядовых тескомовцев перекинулось и на руководителей экспедиции.

Тлуман расспрашивал разведчиков, переходил от одного бойца к другому вдоль шеренги, возвращался, пожимал плечами,