– Отойдите прочь! – дрожа всем телом, повторила она во весь голос.

Но вот только вокруг неё уже никого не было.

На её крик отреагировала пара престарелых, которые до этого наслаждались пением птиц в парке.

– Что случилось, деточка? Мы не слышим, что ты там нам кричишь! А, ну, подойди поближе! – пробормотал старик издалека.

Лиэли забила нервная дрожь. Не придумав ничего лучшего, она схватила свои вещи и побежала прочь из парка.

09–50 утра. Город номер 10. Понедельник.

Лиэли добежала до здания консерватории, изо всех сил стараясь на входе казаться неумолимо спокойной, но сердце её бешено колотилось. Этот красавец размазал джем по её одежде, харкнул чем–то ей в лицо, и за какую-то долю секунды просто испарился в воздухе. Её мысли мешались. До переклички оставалось всего Десять минут, и ей больше не пришло ничего в голову, как добежать до места работы и переодеться в единственные брюки, которые она неделю назад припасла для генеральной уборки органного зала. Не фонтан, конечно, идея, но и выбирать не приходилось. Дорога до дома была куда более энергозатратна, а опаздывать на перекличку здоровых нельзя ни при каких условиях – можно пустить на себя тень подозрения, что твоя праведная жизнь очернена какими-то недвусмысленными тёмными делишками, которыми сразу будут рады заинтересоваться Сотрудники Помощи и госслужбы. Все должны быть здоровы. Все должны быть чисты. Чисты во всех смыслах этого слова.

Консерватория находилась практически в центре, и отчаянный математический расчёт Лиэли оказался как никогда точен – если она переоденется за пару минут, у неё останется ещё пять минут, чтобы оказаться на Главной Перекрёстной Площади – огромной смотровой территории, находящейся на перекрёстке Десяти Городов, в которых государство с помощью новаторского режима и тотального контроля, во главе которого стояли учёные и служители медицины, искоренило всякую существующую на планете болезнь. В победу человечества над болезнетворными бактериями практически никто ещё столетие назад не верил – люди умирали от необъяснимых вирусов, возобновились лихорадки, чумки, и прочие болезни, которых человечество наивно полагало, что победило. Все Города и страны погрузились в мрак.

Дни стали полны криками умирающих от язв и чахоток. Отовсюду слышались пророчества о конце дней человеческих, и попы с монахинями дни и ночи призывали вымирающий люд встать на путь истины. Их попирали и сторонились, народу было не до них. Бежала домой мать, невесть где отыскавшая солодовый корень для уже почти испускающего от коклюша дух младенца. Вот сестра тянет на грязном одеяле тело брата на свалку, где уже до крон деревьев собралась куча таких же, умерших неизвестно от каких внезапно свалившихся на человечество недугов.

Отовсюду стоны и проклятия. Всюду боль и смерти. Вот так описывала маленькой Лиэли свою жизнь её мать.

– Но мы не были стёрты с лица земли, – говорила она. – Двое борцов за справедливость и жизнь – семья Ионей, Ваёл и Стила – учёный и врач – встали во главе вымирающего общества, свергнув существующий режим, в котором каждый политик был лишь сам за себя. Не думая о себе, они стали дни и ночи трудиться на благо человечества, разрабатывая лекарства, свергая с постов зажравшихся политиков и губернаторов, действующих во вред своим жителям. Все достижения медицины были направлены на борьбу с напастью, и дверь в ад, хоть и со скрипом, но закрылась. Ваёл был блестящий агитатор и великолепный учёный, который не терял веру в людей, даже когда мы пропадали сотнями в день, в каждой стране, в каждом Городе, в каждой деревне, пока нас не осталось в количестве, собрав вместе которое можно было наполнить лишь несколько Городов. А его жена Стила до самой смерти распространяла медикаменты собственной разработки в каждый уголок государства. Это были люди, искоренившие в конце концов поток болезней, разом однажды обрушившийся на человечество. Они не могли спасти всех, но спасли очень многих.

Эту историю Лиэли слышала во множестве вариаций, но с одинаковым основным смыслом от всех членов её семьи, родственников, друзей, знакомых и незнакомых – семья Ионей спасла в своё время людей от эпидемии ужасных заболеваний, остановив смерть и победив таким образом врага людей – бактерий и вирусов. Звучало настолько невероятно, насколько вероятно. Результат борьбы Ваёла и Стилы Лиэли видела прямо перед глазами – полное отсутствие любого рода недомоганий, абсолютно здоровые жители, система, гарантирующая спокойствие и помощь каждому в любой ситуации. Лиэли было тридцать два года, и она не болела никогда. Она даже мало знала о понятии болезни, хотя базовые знания о самом феномене преподавались в школах, университетах и профессиональных курсах. Но вот знания эти она отметала как ненужные (как и математику). Музыка была гораздо более увлекательнее…

Звуки органа вывели Лиэли, стоящую в запасной комнате–чулане органного зала, из воспоминаний. Маленькая золотовласая пианистка практиковала вторую токкату своего любимого композитора.

– Ай, да что же это я так медленно! – пробормотала девушка, в спешке надевая брюки не первой свежести.

Образ получился неуклюжий.

– Может шарф повязать… – предположила она, сразу же пробуя идею. – Отлично!

На этот раз она решила оставить сумочку и ноты в кладовой и вернуться за ними позже. Нельзя было терять времени.

– Зана! – крикнула она девочке, играющей на органе. – Зана, дорогая, ты не видела часы? Перекличка через несколько минут, бежим скорее!

Девочка в ужасе отпрянула от органа, её охватила паника.

– Ч–что же нам делать, я совсем потеряла счёт времени! – залепетала она.

– Мы успеем! – заверила Лиэли, хватая её за руку, чтобы вывести из ступора. – Бежим!

И в коридоре присоединившись к ещё нескольким нерасторопным, они выбежали на улицу в сторону Перекрёстной Площади страны ИВСКМ–4.

10–00 утра. Понедельник. Перекличка Здоровых.

На главной Перекрёстной Площади стоял невероятный гам. Народ шумно выстраивался в несуразные колонны, с нетерпением ожидая появления сотрудников Помощи и Ухода, которые с легкой руки (или палки) восстановят идеальный порядок, необходимый для переклички и измерения температуры.

Когда государство, наконец, искоренило болезни, в обществе было много правил и нововведений, за соблюдением которых внимательно следили как Помощь и Уход, так и всевозможные патрули. Каждое утро гражданин выжившего общества, которому дали рабочее название ИВСКМ–4, коя аббревиатура была никому, кроме правительства, неизвестна, обязан был прибыть на главную площадь на построение, всякий в колонну своего пронумерованного Города, коих всего было только Десять, малонаселённых. Эта своеобразная «линейка» проводилась для того, чтобы госработники пересчитали население, а медработники проверили у каждого гражданина температуру и жизненные показатели через специальный прибор – «Градус Х» – хрупенький девайс, который сотрудник Помощи проносил мимо каждого выстроящегося, по сотруднику на ряд, и в считанную секунду считывающий температуру тела, давление и частоту биения сердца. От человека требовалось лишь в момент, когда сотрудник подносит прибор к области сердца, назвать свой Город, имя и фамилию. Вся перекличка не занимала и получаса – настолько налажено было всё мероприятие. Сотрудники Помощи и Ухода действовали хладнокровно и ловко, зачастую даже не поднимая взгляда на предмет обследования, а сами Городские жители за многие годы абсолютно привыкли к такому утреннему распорядку, что никого никогда не расстраивало, что к Десяти утра, что бы в твоей жизни не происходило, тебе нужно быть на Перекличке Здоровых.

И ещё по одной причине быть на построении нужно было во что бы то ни стало – страх. Всем были знакомы случаи опоздавших, проспавших, забывших и прочих бедолаг, по разным причинам не явившихся на перекличку в установленное государством время. Пока люди не «усвоили урок», на площади госработники, отыскав несчастных отсутствующих, прилюдно избивали и отрезали какие–либо части тела, без которых человек всё равно продолжал жить, «для медицинских исследований в борьбе за здоровье каждого жителя ИВСКМ–4, и в качестве урока». Когда поголовный ужас пары таких жестоких примеров отпечатал в сознании наблюдателей последствия неподчинения, изуверства решено было прекратить, ибо баланс культивирования страха с созданием деспотичного управления шатался на тонкой, почти невидимой грани. Те, кто помнил сие кошмары, состарился и умер, а их дети росли уже, наблюдая, как опоздавшие и неявившиеся, но всё равно впоследствии найденные, получали строгие выговоры, публичные ограничения в правах и лёгкие удары дубинкой в качестве вразумления (и бессознательного напоминания о прошедшем и давно забытом). И то были действительно совсем уж либо неопытные, коих и не научили основам выживания, либо жизненные события сверхважности помешали явиться на перекличку. Но просто рассеянных зевак уже почти не ловили.