Гостиная, просторная квадратная комната, окнами выходила на юго-запад и в предсумеречный час была залита янтарным солнцем. Даже желтоватые с белым обои, казалось, подсвечивали в унисон бунтующему в отходе дневному свету, а тяжёлые охряные шторы полыхали живым огнём, лениво покачиваясь от просачивавшегося в раскрытую форточку ветра.

Виктор плюхнулся на старый, продавленный временем диван, утративший при новом владельце гобеленовое покрывало, так старательно сберегавшее бархатистую изумрудную зелень драпировки много лет. Матфей последовал примеру друга и занял место рядом.

Эта комната не имела высокого потолка, как в Юниной обители, и пол не украшали пушистые облака. К белёному потолку крепился плоский плафон, за матовым стеклом которого приглушённо сияли три лампы. Пол по всему периметру Виктор укрыл красно-коричневым ковролином, упростив себе уборку. Кроме диванного ложа комната располагала парочкой низких кресел от иного гарнитура с выцветшей обивкой, замасленными подлокотниками и затёртыми до мелких дыр уголками. Старый обеденный стол, ещё хранивший былую полировку, словно холёный гнедой конь с длинными стройными ногами, был задвинут в дальний угол-стойло, теперь на нём важным господином восседал серый монитор телевизора. Естественно, гостиная не обошлась без классического внушительного шкафа под потолок с секретами серванта и бара, в закромах этого мрачного великана томилась старательно накопленная за долгие годы посуда разных мастей и назначений.

О бывшей хозяйке напоминал едва уловимый сухой и пряный запах духов, пропитавший насквозь стены и мебель. Не то чтобы он раздражал обоняние, но возможно небольшой косметический ремонт изгнал бы дух прошлого, если бы не упрямый до странности отказ внука внести хоть какие-нибудь значительные изменения в жилище. Вик считал, что тем самым отдаёт дань памяти любимой бабушке, но Мафу виделось всё несколько иначе: другу просто не для кого было свершать новое начинание, а для себя одного ему было достаточно и того, что имелось.

Лениво обследуя привычную обстановку, взгляд Матфея наткнулся на дымчатое облачко, до поры тихо и незаметно лежавшее впритык к телевизору. Серый ком зашевелился, будто почувствовав себя обнаруженным, и с неохотой вытянул мягкие лапки, на кончиках которых крючочками выглядывали белесые коготки.

– А ты не говорил, что у тебя кот живёт. Или кошка? – сказал Матфей и встал с обязательным намерением прикоснуться к ватной пушистости кошачьей шерсти.

– Да как-то незачем было говорить, да и какая разница? – неожиданно отчуждённо ответил друг. – Это Лиандр. Он кот, к твоему сведению.

Кошачья голова повернулась в сторону Матфея и уставилась двумя круглыми жёлтыми глазами, серьёзными и настороженными. Как только ладонь гостя приблизилась к мордочке зверька, кот извернулся, громко фыркнул и спрыгнул со стола на пол.

– Он не любит этих штук, – с запозданием упомянул Виктор.

– Жаль, хотел его погладить, – досадливо произнёс Матфей.

Кот прошествовал к шкафу, стоявшему напротив дивана, и разместился в заволоченном тенью углу у стены. Матфей почувствовал себя неуютно: зверь, казалось, стал частью тени, полностью слившись с сумраком тёмного угла. Только два жёлтых огонька буравили Матфея холодом и чем-то ещё более зловещим. Юноше вдруг вспомнились в вечер празднования своего дня рождения похожие огни за окном и силуэт кота, спешно скрывшегося в ночной темени. А что, если тот кот и есть Лиандр? Скорее всего, он и есть. Но что в том такого? Подумаешь, всего-навсего обыкновенный кот.

Матфей прислушался – кот не издал ни звука, хоть чем-то близко напомнившего речь. Если Лиандр и был прислужником Виктора, то хранил этот секрет в молчании.

– Что-то не так? – спросил Виктор, заметя, обеспокоенность на лице друга. Матфей всё ещё стоял подле стола в нерешительности и не смел отвести глаз от таинственных жёлтых огней в тёмном углу, будто кот его гипнотизировал.

– А? Что? – очнувшись от оцепенения, промямлил осипшим голосом юноша. Он тут же вернулся к дивану и сел боком к шкафу, предпочтя более не взирать в сторону неприятного угла. – Да так, пустяки.

– Что-то ты неважно выглядишь, приятель, – заметил Виктор.

– Что, вид совсем неважнецкий? – с натяжкой улыбнулся Матфей.

– Ага, умученный какой-то.

– Да плохо сплю в последнее время. Из-за работы. Сам знаешь, как хочу всё послать к чёрту и уйти. Только пока некуда.

– Из-за работы ли? – Виктор вдруг хитро улыбнулся и подмигнул. – А может, из-за девушки?

– Если б.

– Да ладно, Маф, – упрямо гнул Виктор. – Я же знаю, как ты сохнешь по нашей Ласточке.

– С чего это ты взял? – Матфей напрягся ещё больше, и тут лицо потеплело от притока крови к щёкам. – Это ж Нил к ней неровно дышит.

– Да вы оба в неё втюрились! – воскликнул Виктор и разразился густым смачным смехом. – Два друга в одну подругу. Ох! Что-то будет!

– Не говори ерунды, Вик! – раздражённо рявкнул в ответ Матфей, но отчего-то ещё гуще покраснел.

– Ага, вон и уши горят у тебя, врунишка! – отдуваясь от очередного приступа смеха, Виктор указал пальцем.

– Потому что ты всякую чушь несёшь! Блин! Я зря зашёл.

– Стой! – пресёк вставшего гостя враз посерьёзневший хозяин дома. – Чего ты сразу бычишься? Шуток не понимаешь? Взрослый, а ещё дурень.

– Шутки твои порой через край, – буркнул Матфей.

– Ну, извини, не хотел задеть. Ты ведь такой аленький цветочек, стоит о Юнке хоть слово сказать, – шутливо заметил Виктор, но тут же поспешно добавил, заметив, как недобро нахмурился Матфей. – Ладно-ладно, молчу. Ты жрать хочешь? Я после работы умираю, как хочу. Только и успел собак да кота накормить.

Если юмор у Виктора был неуклюжим и порой несколько бестактным, то гостеприимство с лихвой покрывало этот незначительный недостаток. Разделив с другом неприхотливый ужин из отварного картофеля с пряной сельдью и овощным салатом, и с неохотой распрощавшись с ним, Виктор взял обещание с Матфея заглянуть к нему если не на следующий день, то в самое ближайшее время.

Собаки по-прежнему лежали бочками друг к другу на том месте, где их оставили друзья. Но когда Матфей проходил мимо, обе задрали остроносые как у лисиц, мордочки и сопроводили гостя внимательным взглядом до самых ворот, словно удостоверяясь, что теперь всё на своих местах, а пришлый человек там, где ему и положено быть.

Солнце уже пересекло западную черту горизонта и тянуло за собой, словно павлин веерный хвост, малиново-медовый шлейф заката. Ветер набрался смелости и задиристо трепал непокрытые головы прохожих, мгновенно переключаясь с людей на деревья, силясь сорвать с крепких и жадных ветвей остатки осенней роскоши.

Матфей медленным шагом приблизился к родной калитке и уже собирался переступить её порог, предвкушая сладкое блаженство отдыха на кровати, а чуть позднее вкусный чай в компании матери. Юстин последние дни возвращался поздно с работы, поэтому Матфей считал своим долгом до прихода отца скрасить мамино ожидание беседой за чашкой чая.

Что-то было не так. В голове застучали молоточки беспокойства, а кожа мгновенно покрылась мурашками. Матфей вздрогнул от мощной волны адреналина пронёсшейся по его телу. Позади кто-то наблюдал за ним, юноша это чувствовал также ясно, как если бы мог видеть. Кто-то, на кого до жути не хотелось смотреть и от кого отчаянно желалось бежать без оглядки.

Он обернулся. На пустом клочке Пихтовой улицы, окрашенном в золотисто-малиновый, недвижно стоял мальчик. Тот самый, что неделю назад оставил Матфею неприятный осадок впечатления. Он вновь был одет не по погоде легко, снова пялился тёмными пустыми глазницами, широко раскрыв беззубый рот, то ли беззвучно крича, то ли вдыхая воздух меж синевой растянутых губ.

– Эй, пацан! Ты кто такой? – боязливо выкрикнул Матфей.

Мальчуган не ответил, продолжая стоять как истукан, не моргая и не шевелясь, отчего молодому человеку стало вконец неуютно.

– Ты чего на меня так вылупился? – ещё громче рявкнул Матфей, надеясь вспугнуть зловещего вида детскую фигурку. – Тебе чего надо?