При установлении связи между почвами и культурой земледелия, а затем и общей культурой, главной задачей было выяснить, насколько почвы нижневолжских городов естественны, насколько антропогенны. «Когда исследователь встречается с глубокогумусной почвой (мощность гумусового слоя больше 10–20 см), — пишет почвовед Лев Карпачевский, — он должен проверить следующие три версии: не является ли данная почва следствием аллювиального (делювиального) или аэрального приноса материала. Если нет, то единственный вывод — антропогенное преобразование почв. В первую очередь, это характеризует так называемые огородные почвы».

Основные индикаторы рукотворности почв и их высокого плодородия — это те свидетельства, которые являются исчерпывающим доказательством высокой культуры земледелия, а последняя невозможна без высокого уровня общей культуры, причем не отдельных слоев, но массы населения. Дав общую характеристику почвам Нижней Волги, Карпачевский подчеркнул наличие там антропогенных почв оазисного типа.

Тогдашние почвы главной городской агломерации на Нижней Волге были искусственного происхождения. Об этом неопровержимо свидетельствуют современные реконструкции на основе полевого морфолого-генетического и лабораторного химического и микробиологического анализов палеопочв Нижнего Поволжья: «характерной особенностью средневековых палеопочв XIII–XIV веков на всех исследованных объектах является существенное отличие их свойств как от предшествующего времени, так и от современных фоновых. Как правило, они более гумусированы, менее засолены, карбонатный горизонт залегает глубже, новообразования углекислого кальция представлены крупной и обильной белоглазкой, признаки солонцеватости отсутствуют, либо носят остаточный характер. Величина магнитной восприимчивости заметно выше… Впервые полученные данные подобного рода без сомнения говорят о том, что в эпоху развитого средневековья в хроноинтервале XII–XIV веков произошли довольно существенные изменения климата в сторону его гумидизации» (Демкин, Борисов, Демкина, 2001).

В XIII–XIV веках высокоурожайными почвы Нижнего Поволжья стали конечно в условиях благоприятного климата, но прежде всего, благодаря человеческим усилиям и были следствием специфики всего развития общества того времени.

Поскольку степные города, как правило, не могли иметь земледельческого окружения, постольку кочевники в Золотой Орде, оседая на землю, становились сразу не столько земледельцами, сколько горожанами или только горожанами. Эти горожане имели вполне современные представления о качестве жизни: городские удобства в пригородных усадьбах. Иной процесс оседания на землю, а именно, стать не земледельцами, а сразу горожанами для кочевников Золотой Орды практически был исключен. Чтобы массово стать земледельцами, нужна была земля, на которой возможно производительное земледелие. К средневековью в Европе и Азии вся земля, способная давать высокие и средние урожаи, и которую без чрезвычайных усилий можно было при том развитии техники и технологии превратить в пашню, уже была пашней. Оставшиеся пространства для освоения под земледелие требовали таких интеллектуальных, финансовых, материальных и людских вложений, которых ни один народ того времени не имел. Не случайно, золотоордынцы осваивали узкие плоски земли вдоль рек. На этих площадях можно было выращивать сады, но — не зерновые. Под пашню Южнорусские степи (на территории нынешней Украины) Россия начала осваивать лишь в конце XVIII века и фактически освоила в XX, когда были созданы мощные ирригационные системы. Степь же по обе стороны Нижней Волги под зерновые не освоена до сих пор. Проблему земледельческого окружения золотоордынцы решили нетривиально, о чем уже говорилось. Здесь же следует отметить одну немаловажную деталь, о которой также упоминалось, но без связи ее с почвами, садоводством и огородничеством. Нельзя не вспомнить, что представление мусульман о рае неизменно связано с садами и журчащей водой.

Раскопки археологов и нарративные документы свидетельствуют, что мечети, особенно в нижневолжских городах, численно преобладали над церквями, т. е. города были населены либо уже исламизированным, либо исламизирующимся населением. «Особый расцвет градостроительства начался при правлении Узбека после введения мусульманства в качестве официальной государственной религии. Именно с этого времени города принимают типичный «восточный» облик, застраиваясь мечетями, минаретами, медресе, мавзолеями» (Егоров, 2005). Как пишет М.Г. Крамаровский, «археологические исследования последних десятилетий с очевидностью доказали исламский облик городов Золотой Орды от Сарайчика на правом берегу реки Урал в Западно-Казахстанском регионе до Солхата в Восточном Крыму… О размахе культового строительства нижневолжских городов можно судить по информации Ибн Баттуты, отметившего только в Сарае тринадцать пятничных мечетей. По его словам, пятничные мечети он посетил в Маджаре и Каффе».

Население явно пыталось воплотить мечты о загробной жизни в земную жизнь. Разумеется, жители Золотой Орды использовали опыт садоводства и огородничества других стран, однако природа степей не позволяла механически использовать этот опыт, но заставляла на базе заимствования создавать свою оригинальную культуру земледелия, сохранившимся до наших дней зеркалом которой остались почвы. Рассматривая культуру огородничества и садоводства жителями степных городов, мы вплотную подошли к иным критериям цивилизационного синтеза, чем те, которые известны историкам, а именно, к тем, которыми оперируют современные экологи и экономисты.

По данным археологии мы знаем, что при жизни шестого поколения в ряде областей государства возникли полосы непрерывных поселений.

Вадим Егоров пишет об это так: «Отдельные районы государства превращаются в многокилометровые поселения сплошной оседлости, состоящие из небольших городков, поселков и замков аристократии, окруженных возделанными полями». Дамир Исхаков и Искандер Измайлов подчеркивают: «Сердцем Улуса Джучи было Нижнее Поволжье. Именно в этой области, которая, по словам арабского историка второй половины XIV века Ибн-Халдуна, была «богато возделанными местами» (то есть населенными пунктами — И.Д., И.И.) (Тизенгаузен, 1884). Здесь же находились два самых настоящих средневековых мегаполиса Улуса Джучи — Сарай и Сарай ал-Джадид (Новый Сарай), а также другие крупные города: Хаджитархан (близ современной Астрахани), Бельджамен (Водянское городище), Укек (близ современного Саратова), Гулистан и Сарайчик (современный пос. Сарайчик, севернее города Гурьева), которые вместе с десятками городков и поселений, их окаймлявшими, образовывали густонаселенный земледельческий оазис, тянувшийся по обеим берегам вдоль всего нижнего течения рек Волги и Урала. Здесь находился политический, экономический и культурный центр империи, место, где происходило средоточие огромных материальных и людских ресурсов…» (Исхаков, Измайлов). Здесь возникла крупнейшая в средневековье городская агломерация. Причины возникновения были многоаспектными.

Их называет Герман Федоров-Давыдов: «Нижневолжские степи были избраны Джучидами как основная территория их нового государства, как домен ханов Джучидов, вероятно, потому, что здесь в XII — начале XIII веков был своего рода «вакуум» — много свободных пастбищ и очень редкое даже для кочевой степи население. Эти районы были быстро заселены в XIII–XIV вв. кочевниками, стекавшимися сюда по принуждению, а отчасти и свободно». К тому же «Нижняя Волга, где строились новые города, представляла собой благоприятное сочетание удобных для земледелия пойменных низин, заросших лесом берегов реки и обширных степей, где можно было пасти огромные стада и вольно кочевать… Расположившись здесь, Золотоордынские ханы держали в своих руках важную торговую магистраль всей Восточной Европы — Волгу. Именно здесь пути, ведущие с севера по Волге и далее по Каспийскому морю в Закавказье, Иран и Среднюю Азию, перекрещивались с караванными путями из городов Причерноморья и из Азака на восток, через степи Казахстана в пустыни Приаралья» (Федоров-Давыдов, 1994).