На Руси Рюриковичам были доверены три главные государственные функции: полицейские, сбор налогов, установление внутренних устоев жизни в соответствии с традициями и эволюционными процессами развития. Тем самым, наиболее многочисленному народу государства — русским — была предоставлена возможность автономного общественного развития.

Отсутствие восстаний народов непосредственно перед и после образования независимого государства косвенно свидетельствует о том, что общественное бессознательное всех народов Улуса если и не было вполне удовлетворено, то смирилось с жизнью в этом государстве.

Создание независимого государства и смута фактически были революцией, завершившейся достижением неформального общественного договора, в результате которого, по-видимому, выиграли все социальные слои и этнические группы нового государства. И главный вопрос теперь стал иным: как обустроить дальнейшую жизнь в совместном общем доме, что принципиально изменить, а что оставить неизменным. Здесь нужно учесть одно важное обстоятельство.

Все народы улуса Джучи в условиях господства натурального хозяйства были экономически самодостаточны, что для средневековья естественно. У них не было столь-характерной для современного мира сильной внутренней потребности в обмене знаниями, продуктами производства, технологиями и культурными достижениями. Насилием объединить эти этносы было много проще, чем удержать в одном государстве аморфный конгломерат народов. Жизнеспособность будущей Золотой Орды объективно зависела от того, насколько самодостаточные регионы установят между собой связи. Насколько эти связи — экономические, культурные и идеологические станут тесными, естественными. Насколько народы их населяющие станут двуязычными, говорящими как на своем родном языке, так и на общем для всех подданных империи. Иными словами, насколько люди, населяющие империю, превратятся в систему, где внутренние связи между элементами намного теснее внешних.

Для жизнеспособности нового государства было необходимо создать условия, при которых народы почувствовали преимущества совместной жизни, а для этого обустроить — заселить оседлым населением центр государства, модернизировать управление таким образом, чтобы центростремительные тенденции превалировали бы над центробежными.

Этой части нет в монографии. Ее я набрасывал в поезде Варшава-Краков. С Польшей меня связывают и научные отношения, и генетические корни. Мои русские предки, по-видимому, при первом Государе Всея Руси пришли на службу к нему из Польши и получили поместье в Московском княжестве, практически исчезнувшее в наши дни, но по сей день сохранившее название — Кульпино.

В апреле этого года по приглашению Института Всходни университета им. Адама Мицкевича в Познани я участвовал в работе конференции, читал курс лекций, посвященный эволюции российской ментальности. В промежутках знакомился с книгами на польском, украинском, белорусском, английском языках о Великом княжестве Литовском, которых в Москве практически не найти. Эти книги нужны для работы над монографией «Русь и Орда», которую мне предложил совместно написать директор Института Всходни, главный специалист Европы по истории Великого княжества Литовского, мой коллега и друг, замечательный человек и ученый, литовский лорд по происхождению профессор Кшиштоф Петкевич.

Но по каким бы делам и как долго я ни бываю в Польше — обязательно заезжаю в Краков. И в этот раз, за день до отъезда домой, с утра поехал в Краков, а вечером в Варшаве был приглашен в гости к старейшему члену Президиума Польской академии наук Адаму Урбанеку — в 1990-е годы вице-президенту и первому Полномочному представителю ПАН при РАН. В задачи Урбанека входило знакомство с новыми научными направлениями. Заинтересовался он и социоестественной историей, приехал на организованную мной конференцию в Крым. Затем пригласил меня в Польшу, познакомил с польскими коллегами, с чего и начались мои связи с ними. А его дочь Дорота, профессор Варшавского университета, показала польскую столицу и древний Краков так, как не смог бы никто другой.

Русский гид в Кракове на центральной площади — Старом рынке не преминет вспомнить песню Окуджавы о том, как горнист на Ратуше, извещавший горожан о монгольском нашествии, погиб, пронзенный татарской стрелой. Я слушал его и думал, что стрела-то могла быть и из колчана моего татарского предка. Потом гид покажет костел Святого Анджея, где собрались последние защитники Кракова, а монголы, взяв город, почему-то не стали брать штурмом костел. А в костеле-то мог находиться другой мой предок. Если так, то хорошо, что оба остались в живых. И я попросил Дороту заснять меня у калитки костела.

Этой весной я проехал пол-Германии, всю нынешнюю Польшу с запада на восток и почти всю прежнюю Речь Посполитую с севера на юг: от столицы крестоносцев — Мальборка до древней столицы Польши — Кракова. Везде стоят старинные города, создававшиеся веками и сохранившие свидетельства веков до наших дней. В интерсити Варшава — Краков смотрел в окно поезда и думал о Золотой Орде — также стране городов. Но страна забыта, и города забыты, и следы их затерялись в дорогах истории. И что знает ныне рядовой гражданин Молдовы о золотоордынском городе Шехр-ал-Джадид вблизи Кишинева, а житель Украины о десятках городов Орды в Диком поле? Лишь волгоградцы кое-что слышали о Сарае-ал-Джадиде — Цареве. Но немногим из них известно, что на территорию, которую некогда занимала столица мощного государства, неумолимо наступает городская свалка, а у обелиска, посвященного этому памятнику истории, уже невозможно дышать.

Как мало осталось памятников архитектуры эпохи великой степной империи! Существенная часть их сохранилась в Крыму. За счет Крымского ханства — последней части средневековой империи, дольше других сохранявшей независимость.

В 1980-е я каждый год осенью приезжал в Бахчисарай и неделю ходил по горному Крыму, видел, как памятники той эпохи постепенно разрушались. И не потому что их разрушали специально, этого не было, во всяком случае, в то время, и даже не потому, что они нуждались в поддержке. По большей части реставрация, во всяком случае, на мой непросвещенный взгляд, им была вовсе необязательна. А потому казалось, что причина в другом: не жили тогда на полуострове потомки людей сотворивших эти памятники старины. Казалось, оттого и ушла душа из камня, и ему не оставалось ничего, кроме умирания. Конечно, исчезнувшее не возвратить, но справедливость, убежден, восторжествует. Хотя бы потому, что возникновение империи означало начало великого перелома в жизни всего континента и более всего — Европы.

Монгольское завоевание стало переломным моментом в истории всего Старого Света. Речь идет не о самом завоевании, потрясшем Европу с тех и до сих пор, а об установлении в результате нашествия единой информационной сети от Тихого океана до Атлантики. До того Европа имела весьма смутные представления о жизни Китая, опередившего в своем развитии Европу на несколько веков. А жители Поднебесной не знали, да и не имели желания знать о жизни далеких западных варваров дикой, в их представлениях, Европы. Что обычно знают об установлении связи Запада и Востока — Великом шелковом пути? То, что караваны перевозили шелк. Не все вспоминают того главного, что получила Европа от Китая — ЗНАНИЯ. В лучшем случае вспоминают немногое, в основном то, что позволило Европе стать ведущей мировой цивилизацией: порох, компас, книгопечатание. Но сколько всего еще, говоря современным языком, хайтеков, ноу-хау заимствовала Европа с Востока?! Этим пока никто профессионально не занимался. Известно лишь то, что прямые заимствования шли через Геную и Венецию. Но сколько знаний помимо двух купеческих республик шло иначе: через многие города и веси, страны и народы? Пройдя через многие руки и умы, претерпев по пути многократные изменения, ноу-хау утрачивали непосредственную связь с первоисточником. Но история, как и жизнь, парадоксальна: за счет этих многократных передач и утрат стала единой, прежде разорванная и редкая информационная сеть континента. Монгольское завоевание стало предпосылкой будущей мировой интеграции. Конечно, сеть и после завоевания оставалась редкой и мозаично окрашенной разными представлениями жителей каждого отдельного места о мире и о себе, но она возникла и стала жить. После первых путешествий европейцев в Монголию и Китай появилось понимание огромности мира, его разнообразия и единства, существования всех Homo sapiens Мир-системы в одном времени и одном пространстве.