Лейтенант королевского флота Генри Эйвери сидел в своей каюте, подперев щёку левой рукой, и смотрел на россыпь монет на столе – это было его жалованье за полгода. На корабле было тихо, до офицера доносились только отдалённые крики чаек. Пока он так сидел, поглощённый невесёлыми мыслями, наступил вечер. Генри встал, снял с полки огарок свечи в глиняном подсвечнике, чиркнул огнивом. При жёлтом колеблющемся свете он принялся раскладывать кончиками пальцев забинтованной правой руки монеты на две неравные кучки. Кучка побольше предназначалась для отправки его матери и сестре в посёлок Ньютон Феррерс, что в нескольких километрах от Плимута в Девоне. Но и ему самому требовалось расплатиться с хирургом, который лечил его рану, полученную в недавнем сражении при Бичи-Хед. Единственной слабостью Генри было курение трубки, и часть денег он оставил на табак. А ещё давно пора было купить новые ботинки. Все эти необходимые расходы никак не вписывались в скромную кучку монет.

Его покойный отец, капитан Джон Эйвери, воевал под командованием адмирала Роберта Блейка. Он успел познакомить сына с морским делом, научил его определять координаты и прокладывать курс в океане, и даже преподал ему основы морского боя. Мальчишка оказался на редкость толковым и отважным, отец не мог нарадоваться на отпрыска и надеялся, что сын, прослужив несколько лет под его командой, и сам станет капитаном, прославив имя Эйвери. Но этим мечтам не суждено было сбыться: Джон внезапно умер в 1674 году, когда сыну было пятнадцать лет. Семейные сбережения быстро подошли к концу, и юный Генри оказался ответственным за мать и пятилетнюю сестру. Следуя своим склонностям, он не поступил подмастерьем к какому-нибудь ремесленнику, а нанялся юнгой на торговый шлюп «Лорентин», который ходил в западноафриканскую Гвинею и возвращался оттуда с полными трюмами золота, слоновой кости и ценной древесины.

Смышлёный парень не просто выполнял свои обязанности – он старался научиться всему, чему возможно, во время океанских странствий: фехтовать и боксировать, изъясняться на разных языках, разбираться в драгоценностях и считать деньги, в уме переводя дублоны в фунты, фунты в динары, а динары в луидоры или гульдены. Кроме этого, молодой моряк при каждой возможности общался с людьми более высокого статуса, чтобы перенять у них стиль поведения. Ему всё это было несложно: парень был от природы красноречив и артистичен. В его семье из поколения в поколение передавалась смутная легенда о происхождении рода баронетов Эйвери от конунга по имени Эйрик Кровавая Секира, датского викинга, который лет семьсот назад был правителем Йорвика, нынешнего Йорка. Баронеты Эйвери давно разорились и утратили свои землевладения, но хранили отголоски воспоминаний о своём великом предке.

Может быть, поэтому Генри обладал странным характером. Он иногда принимался мечтать вслух, как разбогатеет, купит собственный корабль, построит хороший дом, найдёт своей любимой сестре достойного мужа, а себе – красавицу жену. Но в тесном и вонючем кубрике его рассуждения звучали настолько неуместно, что другие матросы посмеивались над ним, как над оторванным от жизни мечтателем, и дали ему прозвище Фэнси – «Чудак», «Фантазёр».

– Слушай, парень, если ты хочешь стать хорошим моряком, лучше брось свои фантазии, – посоветовал ему однажды помощник капитана. – Ни к чему хорошему тебя эти мысли не приведут, только сопьёшься.

И Генри перестал делиться с посторонними своими мечтами, спрятав их глубоко в своём сердце. За несколько лет морской службы щуплый подросток превратился в высокого и красивого мужчину с русыми кудрями и прекрасной репутацией. Когда его в двадцать два года произвели в помощники капитана на небольшом корабле «Литтл мермайд», он был безмерно счастлив и писал домой: «Мама, кажется, я наконец-то сделал карьеру! Надеюсь, что лет через пять-шесть накоплю достаточно, чтобы купить собственный корабль!»

Однако молодому моряку быстро пришлось забыть о своих «фантазиях». Генри не боялся труда, был силён и молод, стремился показать, на что способен, но эти рейсы оказались сложнее, чем он себе представлял. Капитан, он же судовладелец, мистер Джереми Блэйзерс, не делал ровно ничего – не стоял вахты, не прокладывал курс, не вёл судовой журнал. Вместо этих нудных и неприятных занятий он целыми днями потягивал пиво, с полной самоотдачей погружаясь в рассматривание своей коллекции эротических картинок. Кроме того, что капитан не исполнял своих обязанностей, на борту не хватало матросов, и Эйвери приходилось отвечать за весь корабль, вкалывать за троих и спать по четыре-пять часов в сутки – и всё это за весьма скромное жалованье, которого постоянно не хватало.

Он работал на маршрутах Западной Африки, возил строевой лес в Карибском море, но добросовестная служба в торговом флоте не принесла ему богатства. Когда Генри исполнилось двадцать девять лет, началась Девятилетняя война с Францией. В надежде сделать военно-морскую карьеру Генри поступил в Королевский флот в звании мичмана. Он участвовал в ряде сражений на 64-пушечном линкоре «Руперт» под командованием Фрэнсиса Уиллера. На глазах своего капитана Эйвери проявил себя как превосходный командир и рукопашник, и когда Уиллеру отдали под командование новый 90-пушечный флагман «Албемарл», он вспомнил о решительном мичмане, произвёл его в лейтенанты и назначил своим помощником. Казалось, что судьба наконец-то улыбнулась моряку, но катастрофическое поражение при Бичи-Хед десятого июля 1690 года подкосило карьеру как Уиллера, так и Эйвери. В этой морской баталии французы наголову разбили соединённый англо-голландский флот, однако у победителей не хватило сил преследовать противников, и они вернулись в свои порты. Двадцать девятого августа, через неделю после того, как Генри исполнился тридцать один год, он был уволен из Королевского флота и должен был признаться себе, что жизнь уходит, его карьера военного моряка не состоялась, а сам он скопил только долги и ранения.

– Мечтатель и фантазёр… – вздохнул Эйвери и передвинул ещё две монеты в большую кучку: сестре требовалась зимняя одежда, а ботинки ещё можно было отремонтировать.

Третьего сентября 1690 года Генри спустился по трапу, неся свой сундучок в левой руке – правая кисть, посечённая картечью, всё ещё была забинтована и ощутимо ныла – видимо, к дождю. Над городом ползли рваные серые тучи, и вскоре действительно начал накрапывать дождь. Моряк не собирался задерживаться в столице, он хотел найти почтовую карету и навестить мать с сестрой в родном городке. Он шёл по мокрой и неприветливой Рэтклифф-хайвэй мимо череды магазинов, а дождь с каждой минутой усиливался и уже стекал по намокшему кителю за воротник. Эйвери поёжился: это было противнее, чем накат волны во время шторма. Шаг за шагом топча залитую водой мостовую, он приходил к окончательному пониманию, что годы уходят, а выбраться из бедности не получается. «Да разве можно в этом мире разбогатеть честно? – горько подумал Генри. – Вот у меня за плечами шестнадцать лет штормов и ночных вахт. Я чувствую себя стариком, и за всю свою жизнь даже не узнал, что такое отдых, достаток и душевный покой!»

Поглощённый своими печальными мыслями, Эйвери механически повернул за угол и чуть не уткнулся в очередную витрину – поднял взгляд и увидел за стеклом деревянные болванки с разнообразными париками. Секунду поколебавшись, он толкнул дверь и вошёл внутрь. К нему сразу же подлетела продавщица:

– Господин моряк хотел бы красивый офицерский парик?

Генри взглянул на девушку. На ней был белоснежный парик с ниспадающими локонами, розовое платье с глубоким декольте и яркая косметика. Было похоже, что она недавно приехала в Лондон и ещё не вникла в тонкости столичной моды.

– Нет, милая девица, «господин моряк» сегодня уволен со службы, – признался Генри. – Буду благодарен, если подскажете, где здесь поблизости есть почтовая станция.