Лишившихся трудовой занятости переводили в статус государственных иждивенцев. Они теряли права и свободу.

Иждивенцам было запрещено выходить на улицу. Запрещено личное общение и общение в соцсетях. Их подключили к нейросети и ввели контроль за их мыслями и эмоциями. За режимом проживания иждивенцев следили роботы-полицейские.

Государство, подвластное пришельцам из космоса, не занималось воспитанием, перевоспитанием и наказанием населения. Школы, детские сады, воспитательные колонии, тюрьмы и концлагеря были закрыты и упразднены. За нарушение закона или правопорядка предусматривалась смерть. Трубы крематориев пыхтели круглосуточно, переполнялись дымом и лопались от высокого давления.

Несогласные и протестующие исчезли. Вольнодумцы перевелись. Трудновоспитуемые перевоспитались.

Население сократилось. Поддержка стариков, инвалидов и детей государством не предусматривалась. Рождаемость была строго лимитирована и находилась под государственным контролем. Рождённые вне закона изымались из семей.

Везде наступила тишина и порядок. Улицы опустели. Соцсети замерли. Закрылись музеи, театры, библиотеки и концертные залы. Всё, что предназначалось для массового посещения, было закрыто.Взаимодействие сведено до минимума. Социум деградировал.

Будущее теряло смысл.

Я держался за службу как за возможность выжить. Боялся перейти на иждивение, превратиться в животное, посаженное в нейросеть. Тот, кто работал, тот ещё жил и оставался человеком.

Утром я уходил в министерство, вечером возвращался домой. В свободное время шарил по интернету, взламывал военные сайты и сайты частных лиц, добывал секретные материалы. Это было моим хобби. В моей коллекции имелась переписка королевской семьи Британии, досье ФБР на Мухаммеда Али, стратегические планы НАТО, архив на двойников Сталина, медицинская карта Джо Бадена, состав гарема президента Танзании и многое другое, что представляло исторический и политический интерес.

Однажды я вскрыл сайт ночного клуба «Big». Клуб был интересен тем, что там собирались инопланетяне. Я решил туда наведаться.

Это было недалеко от моего дома, в здании бывшей спортивной школы, где, будучи подростком, я отрабатывал свой первый фуг.

На входе меня остановил швейцар.

Я дёрнулся, как на приёме у стоматолога: мой внешний облик, далёкий от элитного, вызвал недоверие швейцара. Он поинтересовался моей фамилией, кому-то позвонил, что-то уяснил и после недолгих переговоров впустил меня в клуб.

Я вошёл и удивился, как всё переменилось, пока я там не бывал. Появилась колоннада, кожаные диваны, венецианские зеркала и позолоченные люстры. Всё обросло роскошью и величием. Задышало деньгами.

Меня не покидало ощущение, что я находился в фокусе недобрых глаз. Наверное, так и было: в витиеватые барельефы и позолоченные рамы были спрятаны видеокамеры, позволяющие наблюдать за посетителями.

Неприятное ощущение усилилось, когда я увидел Артура, бывшего моего сокурсника, а ныне хозяина клуба «Big».

Он летел по вестибюлю с широко раскинутыми руками.

– Здравствуй, дорогой! Здравствуй! Как я рад тебя видеть!

Я грустно усмехнулся: конечно, он не рад. Мы недолюбливали друг друга, когда учились в университете. И вот сейчас, много лет спустя, Артур высказывал радушие: захватил меня в объятья и защёлкнул клешни.

Я стоял как одеревенелый, выгнув спину и опустив руки. Едва сдерживал тошноту, вызванную слащавой фальшью.

Это не смущало Артура.

Он был продуманным человеком: никогда не рубил с плеча, не высказывал мыслей вслух, держал кулаки в карманах и всегда метил не в бровь, а в глаз.

Широким жестом хозяина он пригласил меня в кабинет, распорядился, чтобы подали вина, и до конца беседы не выпускал инициативу из рук: интересовался здоровьем моих родителей, возможностями карьерного роста, моим финансовым благополучием и причинами холостяцкого статуса. Мне нечем было похвалиться.

А вот Артур меня удивил. Я помнил его как туповатого парня. Все ему отказывали в дружбе. Несмотря на это, он лез и навязывался. Особенно старательно он обхаживал элиту. Всегда приходил без приглашения, будь то яхта нефтяного магната, или дача австрийского посла, или ложе Большого театра. Словом, Артур был везде, где тусовались отпрыски богатых и именитых.

Дело даже не в социальном неравенстве, а в различии интересов. Сын скромного кавказского фермера, каким являлся Артур, не мог представлять интерес для избалованного московского общества.

Я к элитам не лез. Держался дистанционно. Мой статус был скромен. Бонусы мне добавлял отец, который был профессором и слыл уважаемым человеком как среди студентов, так и в преподавательской среде.

Генетической связью я не злоупотреблял. Учился хорошо. Умел за себя постоять. С друзьями был благодарным. Содержал себя сам. С отца я не мздоимствовал.

А вот Артур мздоимствовал, причём с родных и слабых! Перед сильными подобострастничал, перед влиятельными заискивал. В среде кавказцев его не жаловали: не прощали мздоимства, лизоблюдства, предательства и дешёвых понтов. Он казался ничтожеством как среди своих, так и среди чужих.

Позже выяснилось, что он имел способности в сфере теневой коммерции. Быстро постиг рынок, обзавёлся влиятельными покровителями и пошёл в рост, демонстрируя незаурядную торгашескую прыть.

Я его не осуждал. Сам был нечист. Занимался хакерством. Но ничего общего с ним иметь не хотел.

Быстро распрощавшись, я направился к выходу. Вестибюль был полон посетителей, что затрудняло движение. Публика прибывала и жужжала, как растревоженный улей. Здесь были крупные бизнесмены, представители шоу-бизнеса, видные политические деятели и другие, к ним прилипшие и присосавшиеся.

В дверях меня задержал администратор. Он предложил остаться. Сказал, что есть интересный конкурс, который может меня заинтересовать.

– Что за конкурс? – спросил я мимоходом.

– Конкурс по метанию спермы.

Остановившись как вкопанный, я ошалело переспросил:

– Что за конкурс?

Седовласый полковник в отставке, каким в прошлом являлся администратор, ничуть не смутился и, не моргнув глазом, обстоятельно объяснил:

– Конкурс по метанию спермы. Выигрывает тот, чья сперма пролетит дальше. Победителя ждёт приз.

– Вы что, серьёзно? – воскликнул я, недоумевая.

– Куда серьёзней! Победитель получает биткоин.

Я смерил полковника взглядом. Тот поёжился. Видимо, пожалел, что не прихватил оружие. Тут подоспел Артур. Положил руку мне на плечо и попытался успокоить:

– Не горячись, Миша. Сейчас всё объясню.

Я двинул корпусом и сбросил его руку.

– Не надо ничего объяснять! И так всё понятно!

Артур вскипел, но ещё сдерживался. Не проливался через край.

– Послушай, Михаил. Это не то, что ты думаешь. Просто конкурс. Лотерея. Если угадаешь победителя, выиграешь биткоин.

Я просверлил его негодующим взглядом. Он стерпел. Продолжал гнуть свою линию.

– После конкурса будет банкет. Приглашаю. Не пожалеешь.

– Без меня! – выкрикнул я так браво, словно сам был чист, словно только что выпрыгнул из стерильной пробирки.

Глаза кавказца сузились и налились свинцом. Он заворочал тяжёлыми мыслями. Я понял, что не простит.

Что ж, пусть! Пусть не простит. Меня тоже учили не прощать, когда прощать нельзя! А здесь попиралась святыня: моя детская спортивная школа.

Я развернулся и быстрым шагом направился к выходу. В дверях столкнулся с Дудоровым, старым школьным товарищем.

– Что здесь делаешь, Сан?

Санёк дрогнул. Он не ожидал меня встретить и, похлопав белёсыми ресницами, как он это делал в детстве, нахально оскалился.

– Иду к тубитазу. Пойдём вместе. Отольём!

Я глянул на него свысока.

– У меня есть минута.

– Минуты хватит, если нет простатита.

Я хмыкнул. С Дудоровым мы знакомы со школы. Вместе учились, вместе ходили в спортзал. Именно в этот, на Никитской.