— Где вы были? — спросил доктор Крюитт.
— Гуляли, — сказал Мик.
— Вы, господа, дышали дурманящим воздухом, — заметил доктор. — Цвет лица ваш делает вам большую честь.
— Славный денек был, доктор, — учтиво добавил Мик.
— Мы вдыхали кислород, богословие и астральную физику, — сказал Хэкетт, принимая у миссис Лаветри два стакана.
— Ах физику? Понятно, — вежливо отозвался молодой незнакомец. Был он тощ, черноволос, безус, в толстых очках и тянул лет на девятнадцать.
— Не следует пренебрегать греческим словом «кинесис», — сказал Хэкетт учено, однако с налетом издевки.
— Хэкетт, — предостерегающе встрял Мик, — думаю, лучше бы нам держать свои дела при себе.
— Так вышло, что я изучаю в Тринити{9} медицину, — добавил незнакомец. — Ищу тут себе нору.
— Зачем же выезжать в такую глушь, — спросил Хэкетт, — и каждый день таскаться в город и обратно?
— Это наш новый друг, — объяснил доктор Крюитт. — Позвольте представить мистера Немо Крабба.
Все обменялись кивками, Хэкетт приветственно поднял стакан.
— Предлагаете снять комнату в Тринити? — откликнулся Крабб. — Вот уж спасибо. Это мерзкое, полуразвалившееся жилье, а проживающему студенту положено опорожнять свой урыльник самостоятельно.
— В мое время в Египте у нас и того не было. Зато беспредельные пески и дикий кустарник.
— Кроме того, — добавил Крабб, — мне нравится море.
— Что ж, ясно, — буркнул Хэкетт, — чего б тогда не остаться прямо здесь. Это ж гостиница.
Миссис Лаветри недовольно подняла голову.
— Я уже сказала этому господину, мистер Хэкетт, — проговорила она резко, — что у нас битком.
— Да, но чего?
Вмешался миротворец доктор Крюитт:
— Миссис Лаветри, думаю заказать по глашину[11] всей компании, будьте так любезны.
Она кивнула, несколько умилостивившись, и поднялась со своего места.
— Клятая физика с химией — для меня чистое бедствие, — доверительно сообщил Крабб. — Это все отец мой, он настоял на всей этой медицинской чепухе. Она мне нисколько не интересна, и доктор Крюитт с моим отношением согласен.
— Несомненно, — кивнул медик.
— Он считает, что нынешние врачи всего лишь на побегушках у фирм, что изготовляют препараты.
— Господи, препараты, — пробормотал Хэкетт.
— И многие из них — очень опасные и непроверенные, — добавил доктор Крюитт.
— Никто не отменит великой победы доктора Глаубера, — отметил Хэкетт, вцепляясь в свежий стакан выпивки. — Я часто задумывался: поскольку glauben означает «мыслить», Glauber, стало быть, мыслитель? Вспомним задумчивое настроение присевшего{10}.
— Нет, не означает, — отрывисто бросил Мик, ибо кратко изучал немецкий[12].
— Вообще-то, настоящий интерес у меня — к поэзии, — сказал Крабб. — Полагаю, у меня есть нечто общее с Шелли и Байроном. Море, в смысле, и поэзия. Море само по себе поэма.
— Метр у него тоже имеется, — произнес Хэкетт насмешливо. — Что может быть лучше крепкого ветра и двенадцатиметровой яхты в заливе.
Тут донесся тихий голос отворотившей лицо миссис Лаветри:
— Я очень люблю поэзию. Эта вот вещица, «Гончая небес»{11}, великолепна. В девичестве я отрывки из нее помнила наизусть.
— Кое-кто полагает ее брехней собачьей.
— Думаю, — подал голос Крабб, вы, друзья мои, считаете мое имя странным. Немо.
— Оно и впрямь странное, — согласился Мик тоном, какой мыслился добродушным. — И, если позволите, я бы сказал, что ваш отец был человеком странным.
— То была моя мать, насколько мне известно.
— Вы его всегда вольны сменить, Крабб, — предложил доктор Крюитт. — По закону человек может именовать себя и представляться любым именем, каким пожелает.
— Это напомнило мне об одном бедолаге по фамилии Писс, — сообщил Хэкетт. — Ему она не нравилась, и он официально сменил ее на Тошнитт.
— Убедительно прошу вас не паясничать, — отозвался без улыбки Крабб. — Странное дело, но мне имя Немо нравится. Вообразите его задом наперед[13].
— Да, и впрямь, — снизошел Хэкетт.
— Поэтично, а?
Возникло краткое молчание, которое прервал доктор Крюитт.
— Что наводит на мысль, — сказал он задумчиво, — не ужасно ли быть евреем с фамилией Сехут?
— Давайте-ка еще по одной, сиссим Л., — паясничая, сказал Мик, — прежде чем я отправлюсь к себе в прекрасный Бутерстаун.
Она улыбнулась. Его она по-своему обожала. Но услышала ли она эту его импровизированную игру слов? Хэкетт царапал записку.
— Миссис Л., — сказал он громко, — не похлопочете ли, чтоб Тейг Макгеттигэн получил это нынче вечером? Это срочно, ко встрече с одним человеком завтра поутру.
— Похлопочу, мистер Хэкетт.
Вскоре они ушли и отправились на трамвае домой{12}. Хэкетт сошел неподалеку, в Монкстауне{13}, где обитал.
Мик чувствовал себя неплохо и размышлял о завтрашнем. В конце концов, Де Селби всего лишь разговаривал, не более. Разговор вышел по большей части поразительный, однако Де Селби пообещал кое-что настоящее, в час ненамного позже рассвета. Допустим, явится он со всем снаряжением, рискованно ли дальнейшее? И придет ли ненадежный Хэкетт?
Он вздохнул. Время, даже если такового не существовало, покажет.
Глава 4
Приятный воздух и сценический шепот моря за ним летели Мику в лицо, когда он на своем велосипеде свернул в проулок, ведший к Вико-роуд и каменистой купальной чаше. Утро было погожим, тихим, исполненным позднего лета.
Экипаж Тейга Макгеттигэна стоял у входа, голова лошади погружена в торбу с завтраком. Мик сошел по ступенькам и поприветствовал компанию взмахом руки. Де Селби неприязненно глазел на свитер, который только что снял. Хэкетт сидел нахохлившись, полностью одетый, и курил сигарету, а Макгеттигэн в грязном дождевике привередливо возился со своей трубкой. Де Селби кивнул. Хэкетт пробормотал: «Дуракам закон не писан», — а Макгеттигэн сплюнул.
— Батюшки-светы, — тихонько выдала худосочная небритая физия Макгеттигэна, — вот вы нынче промокнете-то. Как есть до костей.
— Если учесть, что мы того и гляди нырнем в воду, — отозвался Хэкетт, — я бы твое предсказание не оспаривал, Тейг.
— Да я не про то. Ты глянь на небо это клятое.
— Безоблачно, — заметил Мик.
— Да Иисусе Христе, ты глянь туда, на Виклу{14}.
В той стороне виднелось нечто, похожее на морской туман, с едва заметным намеком на высокую гору за ним. Мик изобразил руками невозмутимость.
— Под водой мы будем примерно с полчаса, думаю, сказал Хэкетт, — или по крайней мере так мистер Де Селби говорит. У нас свиданье с русалками или вроде того.
— Облачайтесь, Хэкетт, — раздраженно сказал Де Селби. — И вы тоже, Мик.
— Вы меня еще попомните, — пробормотал Тейг, — когда вылезете да увидите, как ваши изысканные одежки испортит лютый ливень.
— А в окаянных дрожках своих вы их подержать не можете? — рявкнул Де Селби. Расположение духа у него было явно неоднозначным.
Все приготовились. Тейг философски сидел на бровке, курил и вид имел снисходительного старшего, какой надзирает за игрой детей. Возможно, его настроение было оправдано. Когда трое собрались в воду, Де Селби подозвал их для приватных переговоров. Оснастка разложена была на плоском камне.
— Сейчас слушайте внимательно, — сказал он. — Прибор, который я на каждого из вас надену, позволит вам дышать, хоть под водой, хоть над. Клапан автоматический, настройки не требует — да она и невозможна. Воздух сжат и его хватит на полчаса общепринято текущего времени.
— Слава богу, сударь, что ваши теории времени не распространяются на подачу воздуха, — отметил Хэкетт.
— Прибор также позволит вам слышать. Мой несколько иной. Он позволяет мне все то же самое и к тому же — разговаривать так, чтобы меня было слышно. Улавливаете?
— Вроде все ясно, — подтвердил Мик.
