— Неужели? Долки этот — место, о котором мне надо бы разузнать побольше. Что же до отрыва от Земли… простейшему священнику это удается ежевоскресно.
— Не вполне в духе Де Селби. Это его зовут так — Де Селби.
— Де Селби? На слух — иностранное. Возможно, шпион.
— О, Де Селби — не иностранец. Нисколечко. Уже одно лишь то, как он разговаривает, есть признак, что он уроженец нашей возлюбленной Ирландии. И Ирландия ему не нравится — да и никакое другое место в мире тоже.
— Никак очередной сердитый патриот?
— Совершенно точно нет.
— К чему же ты клонишь, Мик?
— Выразить это трудно, душенька моя. Да и поверить трудно.
Она села и посмотрела на него — он лежал рядом, затеняя рукой лицо. В ней проснулось любопытство, однако не этого Мик хотел; во всяком случае — пока. Основательный разговор был бы кстати, когда у него самого ум станет яснее, а опыт, возможно, чуть шире.
— Что происходит, Мик? Расскажи мне. Расскажи мне всю клятую свою историю, коли она у тебя есть.
Он тоже сел — показать, что не морочит ей голову. Тут речь шла о катавасии большей, чем те, в какие он столь заправски случайно ввязывался.
— Мэри, дай-ка я изложу все это в нескольких раздельных фразах. Все они описывают довольно странное положение дел. Тут может быть даже некая опасность.
— Ну так что же это? — Голос ее стал резок.
— У этого человека, Де Селби, когда он предоставлен себе, имеется довольно необычное общество, — сказал он тихим, ровным голосом, противоречившим содержанию произносимого. — Один из его дружков — святой Иоанн Креститель.
— Мик! Прости господи!
— Я серьезно.
— Это что еще за разговоры? Да еще и в воскресенье, хотя какая разница.
— И он к тому же знаком и с другими святыми персонами — с Тертуллианом{45}, кажется. И, возможно, с Афанасием.
Она, кажется, напряглась и нахмурилась.
— Про Хэкетта не забудь. Ты мне уже сказал, что он там тоже был.
Он пристально посмотрел ей в карие глаза.
— Верно. И мы вместе с ним познакомились с Блаженным Августином.
Возникло краткое молчание. Даже окружающий шум, казалось, приглушило. Мэри прикурила сигарету.
— Мик, — начала она серьезно, — какова цель всей этой чепухи? Меня посмешить?
— Вовсе нет.
— Где вы встречались с Блаженным Августином?
— Под водой, у Вико.
— Под водой?
— Да. Втроем.
— И что произошло?
— Между Де Селби и Блаженным Августином состоялся долгий и сложный разговор.
— Как они могли говорить под водой — помимо того, что один из них умер много веков назад?
— Мы были в гроте.
— Это чистое безумие, Мик. Ты же сам понимаешь.
— Мы с Хэкеттом разговаривать никак не могли, но мы там были и могли слушать — и слушали.
Вновь молчание. Чистое безумие — тем же самым слышалось сказанное и самому Мику, но из чего ему выбирать, если вообще заводить этот разговор? Он внезапно порадовался, что с ними сейчас не было Хэкетта, иначе он бы спелся с Мэри — в намеках, что он, Мик, стал жертвой морока. И вот еще что: они оба были вусмерть трезвые.
— Не порция ли виски стала основанием всей этой кутерьмы?
— Мы не пили нисколько, никто из нас. И вот что я тебе еще скажу о Де Селби…
— Уж не две ль у него головы?
— Нет. Он собирается уничтожить мир.
— Боже праведный! Как?
— Утверждает, что у него есть для этого средства. Я не притязаю на понимание их и объяснить не могу. Это некая путаная, техническая штука. Он изобрел своего рода чудодейственное вещество. Де Селби может отравить и уничтожить всю атмосферу, воздух, которым мы дышим.
Этот пересказ их разговора неточен, но, по сути, вот так был изложен полученный чудной опыт. На этом они не остановились. Мэри продолжила задавать вопросы и выражать недоверие — и снисходительную насмешку. Его настрой оставался спокойным, учтивым, непреклонным. Он слегка намекнул на собственную личную безупречность, невинность и даже бесхитростность. События эти — не его рук дело. Тем не менее он старательно показывал, что не извиняется. Он был самим собою, какой есть, и свои маленькие права имел.
В конце концов Мэри, похоже, приняла — не само скверно им изложенное, а факт события очень необычайного, что оно действительно произошло, и хотя Мик и пребывал в замешательстве, никаких фантастических врак он не рассказывал. Случилось нечто: пусть и таинственное, однако нечто.
Через некоторое время они поднялись и отправились к Лэнсдаун-роуд. Разумеется, широкие улицы, которыми они шли, были понапрасну привычными, публика — обыденной, если не бесцветной, а сам Мик — подавлен. Как же иначе? Мэри, когда не болтала о пустяках, помалкивала.
Под деревом они остановились, когда было уже почти шесть.
Мэри сказала, что у нее два билета на некое музыкальное событие, тем же вечером. Тон ее был празден. Идти ей не очень хотелось. А ему? Он сказал «нет».
— Сегодня вечером, даст бог, улягусь пораньше, Мэри. И просплю долго, глубоко и без сновидений.
— Ты утомился?
— Утомленнее не найти на всем белом свете. Но это, видимо, из-за жары.
— Да — и из-за перипетий с Де Селби. Я обдумаю все, что ты мне рассказал, и постараюсь отнестись серьезно. У меня есть некая мысль. Я тебе ее изложу, когда буду в ней уверена. Нам совершенно необходимо поговорить втроем, с Хэкеттом. Позвони, как обычно. И… слушай, Мик.
— Да, Мэри?
— Выпей-ка бутылку-другую стаута на ужин, если дома найдется.
— Что ж… спасибо за предложение. Да, Мэри.
Хотите верьте, хотите нет, светло иль нет, поцеловались они под тем деревом как можно укромнее.
Направляясь домой, он сколько-то поболтался без дела у Кроу{46}. Тамошнее вечернее сборище оказалось бодрым, а солод — благотворным и бронзовым. Мэри — превосходная дама. Вскоре он почувствовал, как на уме делается светлее. И он укрепился в клятве раз и навсегда прекратить пить виски. А раз это задумано на ближайшее будущее, в стауте ничего дурного не было.
Глава 7
Как ни удивительно, далее у Мика выдался отпуск — довольно краткий, всего дней восемь или девять, тем не менее когда приключения с Де Селби были обдуманы в тишине и с более отдохнувшей головой, взбаламученный ум Мика заметно успокоился. Ничего такого не случилось, напоминал он себе, а лишь беседа. Что правда, то правда: в явлении Августина в несусветном том покое под волною имелось нарушение естественного порядка вещей, однако могли быть подходящие тому объяснения, в том числе и временный психический недуг, греза, какая могла бы возникнуть от приема мескалина или морфия. Хэкеттовы подозрения, что Де Селби дал им медленнодействующий наркотик, со счетов сбрасывать вовсе не стоило, хотя Мик жалел, что вместо того несуразного сеанса винного возлияния в аптечной лавке они с Хэкеттом не сели и не сравнили, не сходя с места, полученный каждым опыт, подробно, и не проверили, совпадают ли их воспоминания о диалоге Де Селби и Августина. Хэкетт, конечно, ненадежен и порывист, а у Мика нет научного образования, чтобы оценивать диковинные явления задним числом, хотя теперь-то он будет внимательнее ко всем дальнейшим событиям, будь на них воля божья. Тем временем навещать Долки вновь он не спешил, хотя велосипед его по-прежнему оставался там.
В кабинете, который он делил с другими троими сотрудниками Дублинского замка{47}, зазвонил телефон, и его позвали к аппарату. Мэри. Они условились, что подобные звонки должны быть краткими, ибо Мику уединения не выпадало абсолютно. Трудно сказать, почему ему было невыносимо, когда окружающие слышали его бессмысленные ответы.
— Я завтра отбываю в Лондон — в интересах и на благо святой цели моей фирмы, — сказала она.
— Надолго?
— Примерно на неделю.
А далее она сказала нечто, его несколько ошарашившее. Она переговорила с матерью, но никаких имен не называла — лишь заикнулась, что некий ее знакомый в смятении и растерянности и что она раздумывает, чем бы ему помочь. Мать очень настоятельно посоветовала этому человеку обратиться к отцу Гравею из Миллтаун-парка{48}. Это добрейший и очень понимающий человек, всегда готов наставить заблудшего.
