От упомянутой теории существенно отличается гипотеза, высказанная советскими учеными М. Я. Лойбергом и В. Э. Шляпентохом. Справедливо указывая на то, что в период генезиса феодализма уровень развития производительных сил в сельском хозяйстве «не только не превышал, но и был ниже соответствующего уровня рабовладельческой экономики», М. Я. Лойберг и В. Э. Шляпентох предлагают поэтому искать факторы формирования феодализма вне аграрной сферы[198]. Они выдвигают на первый план вопрос о материально-технической базе военной организации при переходе от античности к средневековью и указывают на то, что достигнутое античностью производство тяжелого кавалерийского вооружения сделало возможным создание немассового конного войска; возникновение его повсюду предшествовало интенсивной феодализации. Исключительно активную роль военного фактора в докапиталистическую эпоху М. Я. Лойберг и В. Э. Шляпентох объясняют тем, что «военная организация являлась механизмом внеэкономического принуждения, т. е. обеспечивала функционирование докапиталистической экономики»[199]. Эти идеи заслуживают внимания, но нуждаются в проверке путем всестороннего исследования. Разделяя мысль о том, что военная организация господствующего класса и, следовательно, характер его вооружения играли большую роль в процессе становления феодализма, как и в дальнейшем его функционировании, мы позволим себе высказать сомнение: объясняют ли указанные факторы «общий механизм непосредственного перехода» европейских народов от общинно-родового строя к феодальной системе?[200]

Как и всякое сложное историческое явление, генезис феодализма явился результатом переплетения многих причин. Тем не менее необходимо попытаться выделить среди них определяющие, движущие силы процесса. По нашему мнению, это можно сделать лишь рассматривая феодализацию с социологической точки зрения, как переход от одной системы социальных связей к другой.

Причины перехода к феодализму мы усматриваем в кризисе социального строя варваров, вызванном их столкновением с обществом Римской империи и переселением в завоеванные ими провинции. До тех пор пока варварские племена оставались в привычных для них условиях, присущая им социальная система мало изменялась и не испытывала коренных потрясений. Социальные структуры варварского общества — большая семья, род, племя — играли решающую роль в жизни его членов. Из поколения в поколение эти структуры неизменно формировали всю жизнедеятельность индивида; принадлежность к ним давала ему полноправие и гарантировала свободу, возможность пользоваться всеми общественными и имущественными правами. Эти группы представляли собой естественно возникшие, основанные на родстве союзы взаимной помощи, и лишь в составе подобной органической группы индивид мог рассчитывать на поддержку и защиту. Индивид не мог отделить себя от, коллектива сородичей и соплеменников, смотрел на себя как на естественное звено в цепи поколений. Его обособленное существование было невозможно не только по материальным, но и по социально-психологическим причинам: личность могла себя идентифицировать только в составе коллектива и в его духовной атмосфере.

Родоплеменная структура представляет собой замкнут тую и достаточно жесткую форму общественных связей. Этнология свидетельствует, что возможности приспособления подобной социальной формы к быстро меняющимся условиям весьма невелики. Кровнородственные и семейные коллективы могли выполнять свои функции в рамках общества, относительно ограниченного по численному составу и территории. Ведь общение в этих группах заключалось в прямых личных контактах между их участниками, в законченной форме выражая личностный тип социальных связей. Общественные институты — органы управления, суда, культа — воплощались здесь в непосредственном взаимодействии членов общества.

На римской почве члены племени-завоевателя не жили изолированно от массы романизованного населения, находились в постоянном контакте с ним и с другими варварскими племенами. Между разными этническими и общественными группами устанавливались сложные взаимоотношения, регулировать которые органы родового строя были неспособны; они вообще не могли нормально функционировать в новых условиях. В этой во всех отношениях неоднородной социальной среде институты управления племенем, родовой помощи, кровной мести, соприсяжничества, семейного владения, хозяйственного сотрудничества, культового языческого общения, короче говоря, все традиционные формы социальных связей варварского общества обнаружили свою неэффективность, неспособность предоставить индивиду необходимую защиту. Таким образом, сохранение прежней социальной системы варваров в странах, в которые они переселялись, оказалось невозможным. Как уже было отмечено, племенная организация стала сменяться территориальной уже в процессе расселения в захваченных странах. Вскоре началось смешение варваров с местным населением. Вся система социальных связей, которую мы называем варварским обществом, начала рушиться.

Ослабление старой системы социальных связей означает формирование какой-то новой их системы, перегруппировку имеющихся в наличии общественных элементов, вступление индивидов в новые отношения между собой. Индивид по-прежнему не был способен жить изолированно, полагаясь только на собственные силы: он нуждался в поддержке и защите, испытывал непреодолимую потребность вновь слиться с коллективом и подчиниться его авторитету. Ослабление родовых связей вызывалось прежде всего не индивидуалистическими поползновениями их членов, а неспособностью этих коллективов справиться с задачами, которые ставила перед ними жизнь в новой социальной, этнической, политической и духовной обстановке, порожденной завоеванием и столкновением с иной цивилизацией. Поскольку основа, на которой возникали новые связи, была территориальной, то связи эти завязывались уже не между сородичами, а между людьми посторонними, не объединявшимися родством. Такие неродственные связи могут принимать различные формы. Они могли быть отношениями между равными в имущественном и социальном положении людьми; таковы общинные связи и союзы искусственного родства. Но неродственные связи возникали и между социально и экономически неравными людьми — в результате складывались различные формы зависимости.

В варварских королевствах создавались социальные отношения и первого, и второго рода. Наряду с коммендацией, сеньориальной зависимостью, дружинной службой, министериалитетом и иными отношениями, основанными на господстве и подчинении, широко распространяются союзы равных. Еще оставаясь в рамках родственной группы, индивид не мог не ощущать ее внутреннюю слабость, неспособность дать ему необходимую защиту. Даже не выходя из этой группы, не порывая с сородичами, он искал помощи за пределами круга родства. Некоторую поддержку оказывала община. Но, как уже отмечалось, «земледельческая» община периода раннего средневековья не была сплоченным коллективом: ее члены вели обособленные хозяйства и подчас приходили в столкновения между собой. В источниках она обычно упоминается в связи с теми конфликтами, которые вспыхивали из-за пользования угодьями и пахотными участками внутри общины или с соседними поселениями. Сплоченность община могла проявить преимущественно вовне, в отношениях с другой общиной или с властями, внутренняя же ее структура была рыхлой. Община вряд ли могла заменить отдельному человеку родственные группы в деле защиты и помощи.

Источники сообщают о других объединениях людей, строившихся на принципах равенства, — о защитных гильдиях, братствах, товариществах. Человек сплошь и рядом больше полагался на друга, побратима, нежели на родственников. Такие братства, отчасти строившиеся по образцу родственных групп, могли объединять довольно большое число людей. Члены братств были обязаны защищать жизнь и честь друг друга, мстить за своих собратьев. В защитные гильдии вступали люди, которые могли сохранять при этом прежние отношения с кровными родичами. Гильдия также предоставляла защиту, охраняла имущество своих сочленов, принимала на себя некоторые функции по охране порядка; между ее членами существовала духовная близость[201].