Помолчав, назидательно поднял палец и добавил:

– Сегодня.

После чего первый засмеялся собственной шутке.

– Спасибо, Джеральд, – откликнулся Бунеев, приветливо улыбаясь. – Вы настоящий друг. Я тоже думаю, что серьёзные темы лучше отложить на завтра: Чечню, Ирак, Афганистан…

Губы Фоша оставались растянутыми, но в глазах мелькнул злой огонёк. Бунеев легко и непринуждённо придавил больную мозоль: потери Штатов в антитеррористических операциях расценивались как личный позор президента Америки. Фош сделал в памяти зарубку, и пообещал себе, что на переговорах он это Бунееву припомнит.

– Джеральд, Патриция, пойдёмте, я покажу ваши апартаменты, – защебетала Лариса Борисовна, разряжая обстановку. – Отдохнёте немного, а там и ужин.

Госпожа Фош закивала, поглаживая сидящего у неё на руках Тима. Да-да, отдых, ужин и лёгкая светская беседа у камина. Успеют ещё переругаться. Увы, все мужчины такие забияки.

Среди бесчисленных государственных учреждений и ведомств есть структура со скромным и невыразительным названием – Управление делами президента. Это управление обеспечивает быт первого лица государства.

Видя по телевизору президента, который выступает в Госдуме, отчитывает министров или общается с народом, как-то не задумываешься, что президент, этот небожитель, вознесённый на кремлёвский трон голосами избирателей – тоже человек. Как и всем, ему надо есть, пить, одеваться, ездить, отдыхать. А значит, кто-то должен его обслуживать: шить, готовить, стирать, сидеть за рулём его машины, строить и ремонтировать резиденции, лечить. Речь не только о президенте, разумеется, есть ещё аппарат, правительство, парламент… На балансе управления делами числятся собственные ателье, кулинарные цеха, больницы и поликлиники, ремонтно-строительные организации, транспортные и сельскохозяйственные предприятия, издательства и типографии, санатории и дома отдыха и многое, многое другое, общей стоимостью, исчисляемой миллиардами долларов. Огромным хозяйством руководит управляющий делами в ранге федерального министра, под чьим началом по всей стране трудятся десятки тысяч сотрудников – от докторов наук до официантов.

Валя Слепнёва и была официанткой. Работала она виртуозно, брала первые, в крайнем случае, призовые места на российских и зарубежных конкурсах, и два серьёзных столичных ресторана чуть не передрались, выясняя, в чьём заведении будет обслуживать посетителей эта симпатичная хрупкая тридцатилетняя блондинка. После победы на очередном конкурсе, Валя дала интервью «Правде по-комсомольски»; в управлении делами материал прочли, и решили, что такие кадры нужны. Получив предложение, от которого не смогла отказаться, Валентина Слепнёва перешла на государственную службу.

Жизнь её круто изменилась. Что она видела раньше, кроме своего «Чревоугодника», одного из многих фешенебельных ресторанов? Нетрезвые клиенты, полуночный разгул, выпендрёж тусовки да степенный метрдотель Борис Алексеевич с постоянными намёками и предложениями, за которые впору съездить по голове подносом… Рутину кабацких будней скрашивали только чаевые, на которые подгулявший бомонд не скупился.

Перейдя в управление делами, Валя в деньгах проиграла. Зарплата стала выше, но чаевых от нового контингента, естественно, ждать не приходилось. Однако Валя была довольна, почти счастлива. Первое время она работала в кремлёвской столовой, где питался главным образом аппарат, чиновники. Когда же испытательный срок был с блеском выдержан, ей доверили обслуживать высший эшелон во главе с президентом. Причём не только в Кремле, но и в государственных резиденциях – всюду, где Мельников, а потом и Бунеев, принимали гостей или устраивали приёмы. С группой сопровождения приходилось летать по стране, порой и за границу. Валина самооценка сильно возросла. Сервируя стол, за который садились первые лица, Валентина в какой-то степени чувствовала себя государственным человеком. А почему бы и нет? В конце концов, из её рук, можно сказать, ел сам президент… Кстати, он как-то похвалил Валю за отличную работу и распорядился премировать её. Ради таких моментов (а вовсе не ради премии!) Валя готова была терпеть всё: и режимные сложности, и ненормированный рабочий день, и командировки, и скандалы мужа, который бешено ревновал её к членам правительства, а пуще всего – к Бунееву.

В этот вечер Слепнёву отпустили пораньше. Завтра предстояла большая работа: Бунеев устраивал официальный приём в честь американского президента. Начальница группы официантов Пермякова предупредила Валю, что обслуживать лидеров будет она. Валя немного разволновалась. Дело не в задании (что она, президентов не видела?), а в том, что лучше и легче работалось, когда человек ей был по душе. Фош Вале не нравился. Во-первых, политику США она не поддерживала. Во-вторых, Фош прилетел клевать печень российскому президенту, а Бунеева она уважала и даже любила – платонически, разумеется.

Неподалёку от станции метро рядом с Валей притормозил древний «жигуль». Дед в потёртой кожаной куртке, сидевший за рулём, был под стать машине, – только что песок не сыпался.

– Дочка, а дочка, – окликнул он Валю дребезжащим тенором, опустив боковое стекло. – Не подскажешь, как в Тёплый Стан проехать? Не местный я, Москву знаю плохо.

– Вижу, что не местный, – откликнулась Валя, успевшая заметить рязанские номера. – А какая там улица?

Дед протянул ей бумажку с адресом, записанным крупными кривыми буквами.

– Ну надо же! – удивилась Валя, прочитав адрес. – Можно сказать, ко мне в гости собрались. Улица та же, и дом недалеко от моего.

Дед явно обрадовался.

– Дочка, – просительно задребезжал он, – может, я тебя подвезу? А ты мне заодно покажешь, куда чего. Вот и квиты. Темень уже, сколько же мне колесить…

Теперь уже обрадовалась Валя. При мысли, что не надо душиться в переполненном метро, старик показался ей симпатичным, а «жигуль» не таким уж древним.

– Вот и договорились, – сказала она со смехом, садясь рядом с дедом.

– Куда ехать-то, дочка?

– Пока – прямо.

… Спустя два часа «жигуль» с рязанскими номерами остановился за квартал от дома Слепнёвой. За рулём сидела Валентина. Больше в машине никого не было.

Женщина включила подсветку и внимательно посмотрела на себя в зеркало заднего обзора. В тусклом свете отразилось молодое красивое лицо, которое, однако, портило странное выражение: насупленные брови, плотно сжатые губы… Валентина попыталась расслабиться и улыбнулась. Получилось ещё хуже.

– Ну и чёрт с ним! – сказала она.

С этими словами женщина вышла из машины, хлопнула дверцей, и, не запирая «жигуль», направилась к своему дому твёрдым, размеренным шагом.

На протяжении двух следующих столетий Агасфер совершенствовал и оттачивал своё мастерство.

Мгновенно переносясь на большие расстояния, он побывал, должно быть, во всех уголках земли – от самых жарких, всё ещё памятных ему, до самых холодных. Читал мысли людей, которые находились и рядом, и очень далеко. Ворочал взглядом неподъёмные камни. Забавы ради время от времени спал, повиснув в воздухе.

С особым увлечением, пьянея от собственного могущества, он переселялся из тела в тело. Просто так, пока что без особой цели. То он захватывал плоть богатого купца и за день раздавал нищим золото, которое копилось всю жизнь. То, переселившись в шерифа, приказывал открыть двери тюрьмы и отпускал на свободу убийц, воров, грабителей. Или, наконец, подкараулив свадебную процессию и завладев телом жениха, всю брачную ночь изощрённо ласкал невесту…

Путешествуя из оболочки в оболочку, Агасфер ещё не решался покидать собственное тело надолго. Первое, что он делал, зайдя в новую плоть, – заботился о старой: устраивал своё бесчувственное тело в укромном уголке, поудобнее. Оно жило, еле заметно дышало, но было в полном беспамятстве и ни на что не реагировало.

Во время переселений Агасфер установил несколько закономерностей. Прежде всего, чтобы овладеть телом, «притереться» к нему, требовалось пять или десять минут, в течение которых всё плыло перед глазами, накатывала дурнота, и со стороны казалось, что человека поразил приступ какой-то болезни. Очевидно, такова была реакция организма на чужое вторжение. Потом всё приходило в норму, не считая каких-то провалов в новой памяти – впрочем, не слишком существенных. Тут Агасфер ничего не мог поделать. Вытесняя душу из человека, он вместе с тем неминуемо вытеснял и какие-то островки знаний о его прежней жизни.