– Он самый. Ему лицо поменять – раз плюнуть. Я-то видел…

– Значит, я прав. Звони жене, командир.

Сергей с изумлением посмотрел на Сеньшина.

– Зачем?

– Слушай, давай без риторических вопросов, а? Во-первых, убедиться, что она в порядке, и успокоиться. Во-вторых, на всякий пожарный предупредить, чтобы вела себя сверхосторожно, – нетерпеливо сказал Сеньшин.

Сергей покачал головой.

– Не могу. Мы условились с Брагиным, что никаких частных звонков не будет. Это боевая операция, неужели не ясно? Вся связь только через него, я же говорил.

Судя по выражению лица, интеллигентному Валерию Павловичу очень хотелось выругаться матом.

– Ты правильно сформулировал: тебя прессуют, – произнёс он после небольшой паузы. – Скажу больше: провоцируют. Провоцируют на страх, стресс, панику. И довольно успешно. За какие-то полчаса ты осунулся, будто пришёл с похорон. Твои нервные клетки горят синим пламенем, и я боюсь, что с ними сгорит и твоя сила…

Сергей с трудом улыбнулся.

– Ну, сила-то при мне, – сказал он, машинально щупая бицепс.

Сеньшин от души пнул безвинное кресло.

– … твою мать! Ты ещё от пола отожмись! Ты что, меня за дурака держишь? – заорал он полушёпотом. – Я давно понял: ты не сам по себе. Тебя кто-то ведёт, кто-то направляет, кто-то вдохнул в тебя сверхспособности. Кто именно – не знаю, и знать не хочу. Зато я знаю: пока ты в таком состоянии, я с тобой ни в разведку, ни за скальпом Кукловода не пойду. И ребят не пущу. Проще у входа в пещеру коллективно застрелиться! Приди в себя, Серёжа. Перестань дёргаться. Для этого нужно только одно – услышать Алёну и убедиться, что она жива-здорова. Хрен с ним, с Брагиным и его запретом. Звони, а то я сам позвоню!

Сеньшин горячился так, что Сергей невольно (и так невовремя) ощутил болезненный укол ревности. Казалось ему, хоть убей, что настойчивость Валерия Павловича могла иметь иные мотивы, кроме заботы об экспедиции и её командире. И хотя Сергей давно запретил себе думать, как и с кем текли Алёнины годы между разводом и новой встречей, уму и особенно сердцу приказать было трудно… Однако теперь Сеньшин прав. Кой чёрт исполнять букву распоряжения, если под угрозой операция в целом?

Сергей действительно ощущал, как тревога буквально сжигает его, сила улетучивается. Всегда хладнокровно встречая опасность, он вдруг запаниковал при мысли, что с любимой и такой далёкой сейчас женщиной может случиться беда… Сергей тряхнул головой и достал мобильник. «Прости, Аркадий Витальевич», – повинился он про себя, нетерпеливо набирая заветный номер.

Алёна, как в сказке, отозвалась мгновенно, словно чувствовала состояние Сергея.

Сеньшин деликатно удалился в конец коридора и топтался в нетерпении, пока не увидел, что Сергей прячет трубку в карман.

– Ну что? – спросил Валерий Павлович, быстро вернувшись на исходную позицию.

Короткого разговора с женой оказалось достаточно, чтобы Сеньшин увидел в глазах командира прежний блеск.

– Всё хорошо, – сказал Сергей, хмурясь от радости и облегчения. – На работе и дома порядок. В Москве дожди. Подругу вот вечером в гости пригласила, – почему-то добавил он.

Сергей чувствовал такой прилив бодрости, что готов был идти на Кукловода с голыми руками – и прямо сейчас.

Ночью, во время своей вахты по номеру, Сергей курил на лоджии, привычно скрывая огонёк сигареты ладонью. Мысли его были спокойны и неторопливы. Он снова и снова пытался представить, как выглядит Кукловод. Похож ли он на человека? Или на животное? Или это вовсе некое виртуальное чудовище? В какой оболочке может заключаться сверхъестественное могущество? Это предстояло выяснить совсем скоро – часов через тридцать пять-сорок. Если всё, конечно, сложится должным образом. Сергей глубоко верил в успех экспедиции, потому что… да потому что другого варианта просто не должно быть. Как ни пафосно звучит, на провал права нет…

Выстрела он не услышал. Просто что-то вдруг толкнуло в грудь так резко и сильно, что Сергей с трудом устоял на ногах. В тот же миг с лёгким металлическим звоном на пол упал какой-то мелкий предмет. Ещё ничего не понимая, Сергей поднял его и поднёс к глазам. Это была пуля. Крупнокалиберная винтовочная пуля, сплющенная ударом о какое-то препятствие.

Стреляли, конечно, из парка. Киллер с прибором ночного видения забрался на дерево и терпеливо ждал, пока Сергей выйдет на лоджию или мелькнёт в окне. И быть бы сейчас Авилову остывающим трупом, если бы не… А собственно, почему он ещё жив и даже не ранен? Что остановило пулю в сантиметре от сердца?

– Покровитель… – выдохнул Сергей.

Другого ответа не существовало. Невидимая и неощутимая броня, спасшая Сергея от выстрела, могла иметь лишь одно происхождение. И, значит, Авилову не просто даны экстравозможности – его к тому же тщательно берегут. В титанической борьбе Покровителя с Кукловодом ему действительно отведена важная роль. Нанести последний удар – что может быть важнее?

Но как бы его ни страховали, рисковать лишний раз не стоило. Пригнувшись, Сергей проскользнул с лоджии в тёплый полумрак комнаты, оживляемый Сашиным похрапыванием, и тщательно зашторил окно. Бодрая такая получается командировка, насыщенная: вчера взрывчатка, сегодня пуля, а что же дальше? Подумать только, всего несколько недель назад он спокойно работал в редакции, на домашнем столе была разложена едва начатая рукопись книги о Лозовском, а Поль настойчиво требовал заботы, ласки и корма. Угораздило же на заре двадцать первого века влипнуть в оккультную войну…

О новом покушении Сергей решил умолчать. Не хотелось лишний раз будоражить и без того напряжённых ребят. Рассказывать о магической броне вообще ни к чему.

На следующий день Лаврентьев приехал в гостиницу на зафрахтованном «лендровере».

– Тот ещё зверь, – хвастался он, поглаживая внедорожник по тёмно-зелёной дверце. – Влезем без напряга, и ещё хватит места для амуниции. Проходимость вообще феноменальная.

Забравшись на переднее сиденье, Саша с детским восторгом огляделся.

– Порулить дашь? – с надеждой спросил он.

Лаврентьев развёл руками.

– Это как себя вести будешь…

– Ну, тогда хоть за рулём сфотографируй, – вздохнул Саша. – Я этот снимок своему Варенцову покажу. Может, кондрашка хватит…

Покатавшись по городу, долго спорили, где обедать. Национальных ресторанов здесь было пруд пруди – на любой вкус. Аликов требовал французской кухни, шампанского и омаров с трюфелями. Макеев, чьи запросы были попроще, предлагал итальянскую пиццерию. Сеньшин звал в немецкий ресторан («Знаете ли вы, господа, что такое настоящий айсбайн с тёмным баварским? Нет, вы не знаете, что это такое!»). Сергею с Колесниковым было всё равно. В итоге Лаврентьев привёз команду в заведение с вывеской «Русский трактиръ «Ёлки-палки», где им подали сногсшибательный борщ, замечательные блины с икрой, и нежнейшую телятину по-монастырски. «Вот сижу я, простой российский мент, я извиняюсь, в Катманду, в русском ресторане, и душа просит сто граммов», – заныл Саша, поглядывая на командира. «Не мелочись, – посоветовал Лаврентьев. – Квас тут отменный, с хренком, бери сразу пол-литра».

После обеда поехали в посольство – трёхэтажный особняк в центре города, с российским флагом на фасаде. Поднялись в кабинет Лаврентьева, где в углу аккуратно лежали упаковки с оружием и амуницией. Часа полтора ушло на разбор боевого хозяйства, а Сеньшин прочёл дополнительную лекцию о правилах обращения с техникой и фармакологическими препаратами. Сергей сообщил, что принял решение изменить диспозицию: на подстраховке у входа в пещеру остаётся не только Лаврентьев, как планировалось, но и Валерий Павлович.

– Не понял, – хмуро сказал Сеньшин. – Это что, недоверие?

– С точностью до наоборот. Если по истечении контрольного времени мы не вернёмся, нас придётся вытаскивать. Может, и в прямом смысле. Один Лаврентьев никак не справится. Двое – должны. При самом плохом раскладе – вы наш последний шанс.

– А почему второй именно я?