Постепенно все хрестоматийные делянки вроде Невского пятачка и Синявинских болот были раскопаны, и, чтобы заниматься любимым ремеслом с прежней эффективностью, надо было знать архивы, места боев и номера дивизий чуть не наизусть.

В результате слесарь Сидорчук так вызубрил тему, что его голова превратилась в натуральный склад знаний по любым вопросам, связанным со Второй мировой.

Антиквар не без оснований полагал, что Макс, помнивший любые мелочи о вермахте, знает и подробности бельгийского театра военных действий, где нацисты изрядно покуролесили, обходя стороной линию Мажино.

Так и оказалось.

– Сен-Клер? – переспросил Сидорчук, чудовищно грассируя.

Эту особенность речи он привез со срочной службы в Таджикистане вместе с контузией. Любое «р» звучало в его исполнении совершенно по-одесситски, отчего люди незнакомые искренне полагали его евреем, что подтверждала Максова анекдотическая жадность.

– Уаза – это в Бельгии?

– Конкретно нужный участок – в Бельгии. Графство Геннегау. Практически на границе Франции. Префектура Шиме, если это о чем-нибудь говорит.

– О чем-нибудь говорит. Сен-Клер – хренер! Никакого Сен-Клера нету. Точно говорю, – отрезал Макс и, почуяв разочарованные расспросы, добавил: – На том участке наступала группа фон Клейста. XXIII корпус, 56-я пехотная дивизия, если быть точным. Я залез в один английский архив, там сохранились любопытные доклады из этой дивизии. Якобы у них там рота за ротой пропал целый батальон! Высылают разведку – разведка не возвращается. Фронт наступает, ждать некогда, за такие дела могли и голову снять – пошли вперед, вышли на оперативный рубеж, а от батальона осталась тыловая рота со всякими кухнями, и все. Куда делись остальные – до сих пор никто не знает. Если интересно, могу выслать сканы документов. Ты ж на фашистском языке читаешь?

– Читаю. Высылай, – коротко ответил Ровный.

– Ну и хорошо. С тебя причитается.

– А что за архив? – спросил антиквар.

– Все тебе расскажи. Частный архив. Короче, с тебя полста евро за беспокойство. Замечания, предложения?

– Заметано.

Макс, если бы не его бескорыстная любовь с деньгам, – тоже хороший человек. Нужна информация? Плати денюжку и пользуйся. Сидорчук не считал нужным выспрашивать, для чего, из-за чего и почему возник тот или иной вопрос. Зато отвечал быстро и без запинки.

Голова болела свинцово.

К вечеру сделалось только хуже.

Ровный заглотил на обед сразу две таблетки кетанова, понимая, что с такой башкой понятие «аппетит» превращается в философскую абстракцию.

Немного покорпев над переводом, он позвонил Петухову.

Уточнили завтрашние планы, потом Петухов долго ругался, как ему досталось за поздний звонок от жены, на что Ровный подначил того, что досталось вовсе не за звонок, а за то, что жена спалила порнуху на компьютере, а бывший сержант послал приятеля на хер.

Словом, нормальная такая беседа.

– Слушай, Артем, у тебя сколько дней лежали те бумажки?

– Которые теперь у тебя?

– Они самые.

– А что?

– Просто спрашиваю! Сколько?

– Да ни сколько. Я их забрал у торчикозника и сразу тебе, того, отдал. Так в чем дело, Кира?

– Хотел тебя спросить… – Ровный замялся, не зная, как бы половчее сформулировать свои смутные страхи, не страхи даже – сомнения.

Потому что все его дикое ночное приключение казалось теперь дурным сном.

– Ну? – подбодрил Петухов.

– В общем, Тема, с тобой не случалось ничего странного с тех пор, как ты взялся работать с нашими документами? Вот честно?

– Честно?

– Да.

– Лечиться тебе надо, если честно. И завязывать бухать на ночь.

– Интересно, почему ты вспомнил про ночь?

– Да потому что ты, как обычно, поди, натрескался «конины», а потом кошмарики ловил по всей квартире!

– Артем, – настойчиво повторил Ровный, – почему ты заговорил про ночь?

– Да пошел ты! – универсально свернул разговор Петухов.

Пришлось идти. А куда деваться?

Июнь салютовал войску графа Шароле небывалой жарой. Дозор превращался в пытку, потому что к доспехам было не прикоснуться – на шлемах казалось вмоготу жарить перепелов или иную мелкую птаху.

Многоопытные ветераны ухмылялись в усы, говоря обязательное «молодо-зелено», а также вспоминали горячие дела в Италии или в Испании, а то и в Африке, где довелось побывать бастарду Антуану. Жарища там не чета здешней! Тут что? Ерунда, слегка печет, а вот там – там ого-го!

А уж для турка или мавра солнце – верный союзник, доброму же христианскому рыцарю – лютый враг. И ничего, воевали, не то что нынешнее племя! И так далее, обычный стариковский репертуар.

Ветераны боролись с собственными шлемами, оборачивая их белым шелком, чтобы не так грелись. Молодежь поступала проще – вовсе не отягчала головы ненужным железом. Заступают в дозор, все красуются в открытых салдах или стальных шляпах, которые были бы приличны лучникам, но никак не тяжелой кавалерии. Через полчаса весь этот реквизит болтается притороченный к седлу или вовсе сброшен на пажеское попечение – на голове берет, перья, позолоченные бейджи – красота и легкость!

Кирасами себя утруждали лишь единицы, потому как тяжело, жарко и неизящно. Последний факт вызывал потоки брюзжания и заслуженных упреков в излишней нежности с ветеранской стороны. Непорядок! То ли дело было во времена Жанны-Девственницы!

Но старичье, оказывается, зря кряхтело и жаловалось.

Как только граф Шароле выступил в поход, города на реке Сомма пали к ножкам, сдались на милость, словом, открыли ворота.

Гийом де Конте, с самого начала настроенный скептически, шепнул другу Жерару, чтобы тот не очень задирал нос, потому что бюргерам решительно плевать, кто стрижет с них лихву: что король, что герцог – все едино, лишь бы та лихва до живого мяса не добиралась. Пока герцог добрый – будут подчиняться герцогу, так как воевать им решительно не с руки.

– Если этим горожанам прищемить хвост, будет беда, не смотри, что такие смирные. Это они пока с ключом на подушечке, надо будет – поприветствуют алебардами, – сказал он напоследок.

Армия отваливала от Абвиля – последнего спорного города. Оставили гарнизон, сотню арбалетчиков для представительства и пошли на Париж.

Париж!

Две недели, три города, дорога в столицу открыта, а уж как брюзжали деды, сыпя песок из суставов на окружающий пейзаж! Пока же сплошные победы, роскошный лагерь и ни одного пушечного ядра в их сторону, ни одной стрелы, ни единой доброй схватки, что, кстати, немного беспокоило Филиппа. Как еще отличиться перед наследником, если не в бою?

Боями пока даже не пахло.

Замок Нелль, который пришлось брать штурмом, де Лален в расчет не принимал, так как взяли его быстро, графский арьергард поспел, когда над стенами уже реяли знамена с косыми крестами Бургундии.

Филипп помнил, как армия покидала Камбре – самый день отъезда.

Собственно, графская квартира располагалась в замке Шато-де-Линьи, в лиге от городских стен. Замок уверенно оседлал парижскую дорогу, грозя врагу мощными башнями. А вокруг раскинулся бескрайний лагерь графского войска. Так что последнюю неделю Карл провел именно там.

Ну и Филипп обретался неподалеку – в комнате за стеной. Шамбеллан все-таки!

Утро началось с ослепительного солнечного луча прямо в глаз. Де Лален выругался, проклиная восточное расположение графских покоев. Побудки еще не играли, но, раз проснулся, пришлось кликать пажа, чтобы подавал умываться.

Выбравшись в замковый двор и всячески потянувшись, он увидел дядьку Уго, который упражнялся с большим мечом. Вокруг бегали куры, обалдевшие от такого буйства, у коновязей холили лошадей, а возле дядьки попирал солому человек в простом суконном дублете в компании еще одного, одетого куда богаче.

– Мессир де Ла Марш! Доброе утро! – поприветствовал Филипп, опознав спину в синем сукне. – И вам доброго утра…